разговаривать с людьми. Но не зря же говорили, что 'колоть' людей я умею. 'Колоть' - в смысле заставлять говорить правду. Даже если этого не хочется. Разумеется, без рукоприкладства. Для того чтобы чего-нибудь добиться, у человека должны быть мозги.
- Значит, останетесь? - обрадовалась хозяйка. Как мне показалось, искренне.
- Не останусь, - решительно сказал я. - И тебе дома нечего сидеть. Мне говорили, окрестности у вас здесь живописные. Самое время посмотреть.
Город Сухов и в самом деле располагался в живописной местности. Вся область - зона полупустынь, сплошные степи, которые только ранней весной, пока трава не порыжела от солнца, кажутся обитаемыми. А в окрестностях города Сухова зеленели леса, которым могло позавидовать Подмосковье. И трава в этих лесах местами доходила по пояс человеку. А среди травы таились огромные пятнистые грибы-зонтики, шляпки одного такого гриба хватило бы на целую сковородку. И пауки развесили серебристую паутину среди деревьев. И не было никаких марсиан. И думать о них не хотелось.
- Красиво тут у вас, - сказал я.
- А вы оставайтесь, - улыбнулась Вера.
- Хорошая мысль. Кстати, насчет оставайтесь… А ты не хотела бы уехать?
Вера Петровна остановилась. Глаза у нее лукаво светились.
- Это предложение?
- Понимаешь… - я не мог ей все сказать прямо. - Здесь, возможно, станет очень опасно, а у меня есть такая возможность…
Глаза ее потухли.
- Здесь у меня дом, работа, - изменившимся тоном сказала она. - Все подруги у меня тоже здесь. Но в любом случае, спасибо за предложение, Валентин Мокеевич.
Поговорили! Я клял себя за косноязычие, но что-то удерживало меня от того, чтобы сказать: 'Верочка! Вы мне очень нравитесь. Поехали со мной? Рая в шалаше не обещаю, но трехкомнатная квартира во Лбове нуждается в хозяйке, и я думаю, что с этой ролью вы бы превосходно справились. Я не мальчик - говорить слова любви, разве вы не видите всего сами, разве надо что-то говорить?'
В молчании мы дошли до речки Волчанки. Берег круто сбегал к повороту речки, заводь была покрыта крупными белыми лилиями. Было тихо, только в кустах попискивала синичка, да где-то далеко, по ту сторону реки, куковала кукушка, отмеряя кому-то остаток жизни. Похоже, кукушка росла нерадивой, она то и дело сбивалась, озадаченно замолкала и начинала счет заново.
- Лилии хочешь? - спросил я.
- Хочу, - серьезно отозвалась она.
И мне пришлось лезть в воду за лилиями. Из воды я вылез облепленный водорослями и, подозреваю, в таком виде напоминал водяного. Иначе с чего бы Вере так хохотать, словно я клоун из труппы Артура Гаспаряна?
Мы вернулись домой. Я шел обратно, держа одежду в руках. Не надевать же ее на грязное тело!
Во дворе я долго умывался под краном. Вера Петровна вышла из дома с полотенцем.
Надев рубашку, я почувствовал себя человеком.
- И все-таки, - стараясь не смотреть в сторону хозяйки, еще раз спросил я.
- Не люблю жалости, - сказала Вера.
- Какая там жалость! - я взмахнул рукой. - Надоело быть одному.
- Так ты… - сказала Вера и осеклась.
Знал, что она умеет целоваться, но такими жаркими поцелуями меня награждали впервые в жизни.
Глава двенадцатая
С утра весь город оказался свидетелем странного и захватывающего зрелища.
В голубых небесах носились два марсианских дисколета, осыпая друг друга лучевыми ударами. Вскоре все небо было исполосовано инверсионными следами, отчего оно стало казаться многократно заштопанным и залатанным. Дисколеты еще немного повоевали без видимого успеха, потом, свистя антигравитационными установками на предельных оборотах, ушли в западном направлении. По городу сразу поползли слухи, что группа патриотов захватила марсианский дисколет и теперь использует его для нападения на треножники. Высказывались предположения, что исчезновение суховского гарнизона марсиан явилось делом рук этих неведомых патриотов. Некоторые говорили об этих патриотах с видимым осуждением, иные с полным безразличием и только редкие жители говорили об этом с надеждой на скорое освобождение от инопланетного гнета. Я точно знал, что они все ерунду говорят. Но что-то в мире действительно происходило. Может, марсиане между собой цапаться начали?
Трудно выводить какие-то гипотезы, не имея достаточного набора фактов. И я вернулся к делам, запланированным мною на этот день еще вчера.
Ступаков был прав - уши электрика Васильева были чутким индикатором его слов. Сразу можно было понять, когда он пытается врать.
Сейчас электрик сидел на стуле в кабинете Ступакова и заученно бубнил:
- Я уже докладывал товарищу майору. Двадцать второго это было. Пришел я, значит, в баню. Я там работаю, а по совместительству в школе. Пришел я в баню, меня директор попросил заглянуть, разведать, как там и что. Сами знаете, марсиане марсианами, а здание на балансе, за него директору отвечать, если что-то случится. Лошаков и говорит: сходи, Валера, погляди, что там делается. Остальной персонал марсиане в баню не пускали, а я им незаменимый был, кто же за освещение и подогрев ответит? Им туда в бассейн масло привозили, вот я и должен был его подогреть до сорока градусов, такие вот требования у марсиан были. Там на них смотреть жутковато - плавают, фыркают, щупальца, как змеи, взметаются. Треск стоит, словно медведь в лесу щепу дерет. Щелкают клювами, глаза круглят, щупальцами друг друга хлещут. Лишний раз заходить не хочется. Уставятся на тебя своими глазищами, не поймешь, чего они хотят - чтобы ты ушел или на стол тебя и к портативке на все твои литры… А в тот день им масло меняли, поэтому и ждать долго пришлось. Сначала старое слили, потом новым маслом бассейн часа полтора наполняли, потом греть пришлось. Я-то не все время сидел, выходил, конечно, с кумом пивка попили. Вернулся около десяти вечера, обесточил все, как полагается, и домой ушел. Двадцать третьего с кумом на рыбалку ездили, вечером должен был зайти и еще раз масло подогреть, но подумал, что оно тепло держит хорошо, двадцать четвертого и подогрею. А двадцать четвертого выяснилось, что их нет нигде, и куда они подевались, никто не знает. Меня уже кто только не допрашивал. Нечего мне добавить, я уже вчера майору говорил.
Он замолчал, вопросительно глядя на меня. На лбу Валеры Васильева блестели капельки пота, выражение лица было плаксивым, но уши! Они пламенели! Чтобы скрыть смущение, электрик достал из кармана алюминиевую расческу с длинной ручкой и причесался.
- Нечего, говоришь, добавить? - спросил я. - Правильно, Валера. Что тебе еще добавить к своему вранью? Тебе ведь надо, чтобы рассказ правдоподобно смотрелся, а для этого слишком много врать нельзя, заметно будет!
- Я не вру! - выкрикнул Васильев.
- Ты правды не говоришь, - поправил электрика я. - Хочешь, я тебе сам расскажу, как все было?
Он посмотрел на меня с опасливым любопытством и недоверием. Мол, чего ты мне расскажешь, там ведь только я был, и никто меня под руку не поддерживал.
- Нечего там рассказывать, - упрямо сказал он. - Я уже все рассказал.
- Почти все, - ласково сказал я. - А того ты, глупая голова, не понимаешь, что за твою брехню весь район расплачиваться будет. Ты об этом думал, Валера? По глазам твоим вижу, что не думал. Ключ у тебя был?
- А зачем он мне? - вздохнул электрик. - Как марсиане там поселились, так все и не закрывалось. Наверное, ключ у Лошакова был, точно не знаю. А у кого же еще?
- А теперь давай, по порядку. В тот день по телевизору футбол показывали. Твой любимый 'Спартак'
