успею.
Возвращаться не понадобилось.
Я почувствовал, что выплыл из трубы. Вода ли изменилась?.. Сразу стало светлее. Я ещё не выныривал, значит свет усиливался сам по себе, словно наверху - в бассейне? - включали в ожидании меня свет. Поверхность надо мной зеркально колыхалась. Что же меня ждало?..
Я быстро всплыл. Я успел все мгновенно охватить взглядом: бассейн метров 15 длины и 5 ширины, узкие бортики, с одно стороны небольшая трибуна на 10-20 человек, толстая фигура Кулагина, зверские его мальчики, какие-то женщины. Кто-то зааплодировал. Я со злобой уставился на них. Мерзавцы! Еще взрыв аплодисментов. Кто-то тонко и восторженно закричал:
- Вот, вот она! Анаконда!
Я почувствовал... я оглянулся - поздно. Словно тисками сдавило плечо; руки, ноги, все тело заплело, закрутило, мерзко-холодное, я не выношу прикосновения рыб в глубине! огромная, с два моих кулака змеиная морда вонзила зубы в плечо. Мне не было больно, но неожиданность, страх, нутряной холодный страх, ярость!.. Я сам взорвался, уже осознав, что в неподвижности моя погибель, если не давать опоры хвосту... холодное гибкое тело пыталось оплести мне ноги, тело... Все бурлило, жадно подались зрители на трибуне, от страшной ярости я взбесился; не переставая барахтаться, оторвал голову твари от себя и не разбирая, сам вцепился зубами, под пальцами что-то поддалось, - я проткнул глаз и изо всех сил ввинчивал палец, хруст, нет, не сустав, еще, лоботомия проклятой...
Дергаясь, змея опускалась на дно. Мне ещё хватило сил доплыть до бортика перед трибуной. Перегнувшись, Сашок протягивал мне избитую тренировками клешню каратиста. Я принял, чтобы тут же рвануться вверх...
Я не думал, что так измотан, - кулак верного телохранителя Кулагина настиг меня, - все потемнело, я отключился.
* * *
Сквозь проблески сознания, я слышал негромкий шелест голосов, что- то позвякивало, словно посуда по стеклянному или твердо-пластиковому покрытию. Я ещё сопротивлялся, желая продлить сон, но резкий аммиачный запах вздернул мне нос, голову; я открыл и сразу прикрыл ослепленные глаза, успев заметить странное шевеленье полуголых людей, кажущееся продолжением расплывающегося бреда. Впрочем, действительность не имела отношения ко сну: полукругом располагались ряды скамей, обтянутые мягкой искусственной кожей, стеклянные столики; я в одних плавках лежал на одной из скамей, скорее лежаков, а девушка, только что пробудившая меня нашатырем, уже уходила. Я ещё затуманенным взглядом проводил её, стараясь уловить ускользающий отблеск фарса, - и нашел: странно дисгармонировал медицинский чемоданчик с красным крестом на боку и её голая грудь - девушка была в одних купальных трусиках. Впрочем, приглядевшись, я перестал обращать внимание на единичные фрагменты; общая картина была занимательна бредовым колоритом, хотя, - как всегда случается, если затронут основной инстинкт - самосохранение, - все казалось естесственным, было уже не до препарирования субкультур.
Скажу, что все эти полуголые пузатые дядьки в простынях а/ля римлянин и так же лихо, одними грудями прикрытые девицы, сразу отошли на второй план, стоило разглядеть привязанных к столбам людей внизу на аренах.
Наше помещение, где располагался банно-санно-полуголый бордель, нависало над двумя большими аренами. Скорее, однако, эта была одна огромная желтая арена, разделенная перемычкой, так что зрители наверху пребывали в безопасности и могли смотреть, либо... не смотреть.
Арена, расположенная слева и густо посыпанная свежими опилками, имела три столба, у которых, крепко стянутые веревками, стояли мужчина и женщина средних лет и парень лет 18. По уныло-испуганным лицам, кое-где разрисованным остаточными синяками, по их обнаженным мослам (были они голые, жалкие и синие от страха), я бы признал в них бомжей. Однако, мне ли не знать, сколь малая грань отделяет человека, так сказать, приличного, от его падшей ипостаси. Малая, очень малая грань...
А вот единственный столб второй арены, держал отличную от тех троих жертву. Лицо было не видно, лицо было прикрыто колпаком, но тело этой молодой женщины говорило о хорошей жизни. Зачем-то эту очень красивую, издали кажущуюся смутно знакомой (все прекрасные женские тела смутно знакомы) девушку так позорно наказали.
Громкий смех отвлек меня; в стороне три значительные на вид мужские фигуры лет по 50 каждая смеялись чьей-то шутке.
- Обрати внимание, - услышал я рядом с собой знакомый голос Кулагина. - Все трое представляют наши силовые министерства. Наверное, видел по телевизору? Кстати, если бы я захотел, здесь сегодня одними представителями все было бы забыто.
Я ещё скользнул взглядом по трем, недавно в парилке распаренным, сейчас стационарно устроившимся богатырям. Одного, того, что игриво схватил за ногу проплывающую мимо деву, кажется, действительно, видел по телику. Между тем та же медицинская девица уже ставила рядом со мной поднос с бутербродами, салатом, куском мяса, рюмкой с коньячного цвета содержимом, ненадолго закрыв мне обзор своими, признаюсь, красивыми, грудями.
- Много не ешь, - продолжал доброжелательный шеф. - Хочу тебя поздравить, ты оправдал наши надежды, прекрасно прошел дистанцию. Конечно, эта ещё не все, но начало весьма обнадеживает.
Кто-то окликнул его. Я быстро пересчитал присутствующих: кроме представителей, трех неизменных охранников во главе с Сашком и нас с Кулагиным, было ещё семь незнакомых мне мужчин. И столько же сновало женской обслуги.
- Ты ешь, ешь, - потчевал меня Кулагин. - Набирайся сил, они тебе ещё понадобятся.
Последнее мне не понравилось, но голод чувствовал жуткий, и я стал есть.
- Видишь тех на арене? Сегодня они должны умереть. Сейчас на них выпустят хищников. На этих троих - львицу. Львица стервознее, пока всех не прикончит, не успокоится.
Я даже есть перестал. Кулагин мечтательно смотрел на арену.
- Вы что, серьезно? - спросил я. Я заметил, как присутствующие невольно прислушиваются к нашей беседе. Вероятно, больше любопытствуя на счет меня.
- Я похож на шутника? - съязвил он и продолжал. - На девку натравим тигра. Зрелище будет ещё то - мороз по коже! Ах! когда во вкус войдешь!.. О, Аллах! Как же эти римляне жили! Что за идиотская у нас цивилизация. Пользуемся плодами римской культуры - даже терминологию новую не изобрели, а самое ценное, самый кайф извели.
- А если вас туда, на арену?
- Если бы да кабы... Я ведь здесь, а они - там. Если бы ты был не ты, а, положим, Сталиным, или Македонским, то во рту выросли бы грибы, неожиданно брюзгливо закончил он.
Слушая бред его откровений, я, между тем, подъел все, что было на подносе. Мне хотелось еще. Сто грамм коньяка приятно согрели.
Вперившись взглядом казалось далеко, а на самом деле внутрь себя, Кулагин рассуждал.
- Всегда были вожди. Их единицы, а остальные рождаются с инстинктом подчинения. Одни обязаны руководить, другие обязаны подчиняться. - Он говорил так серьезно, что я невольно посмотрел ему в лицо. Кулагин не видел меня. Толстые морщины его смешно и гадостно отвердели. Он и в самом деле ощущал себя этаким властителем.
- Когда Тамерлан, или Сталин, или Чингиз-хан посылали войска в бой, на смерть, кем они были? полководцами? вождями? или выступали в роли посланцев Судьбы? А Иван Грозный, взнуздавший Русь опричниной, кто он - деспот? убийца? или сама Судьба? Люди все чувствуют. Они не прощают лишь аморфности: будь тверд, последователен и жесток, и ты будешь Великим, Грозным, Сталиным - кем угодно. Люди чувствуют правду божестенных законов, поэтому в их памяти не хранятся добренькие, только сильные. И святые всегда представляли бесстрастно жестокого и бесстрастно милосердного Бога, представляли неумолимую силу.
- Вы сумасшедший! - невольно второй раз вырвалось у меня. - Вам место в зверинце.
Он негромко рассмеялся:
- Пока все будет наоборот. Слушай меня. Сейчас выпустят зверей. Тебе предстоит сделать выбор: спасать этих троих или одну девицу. Я советую спасти её - очень уж хороша! Все это часть моего лабиринта. Выбор зависит только от тебя: три, но бесполезные жизни, или одна, но очень полезная. Ладно, это все проблемы нравственности, твои проблемы. Теперь о трудностях: звери настоящие. Если правда то, что
