Вам там тесно и неуютно, ребята. Вас просто двое в одном, и вы отчаянно мешаете друг другу жить. Один из вас увяз в прошлом, зубами цепляется за рухнувшую сказку безмятежности и панически боится не то, что будущего, но и настоящего, чем изрядно портит жизнь Второму, который очарован магией превращения вчера в сегодня и сегодня в завтра, и воспринимает вчера лишь как исходное вещество для сегодня. Первому страшно идти вперед, Второму -- вернуться назад. И каждый тянет в свою сторону. Получается этакий 'тяни-толкай' с равносильными сторонами. Ничем хорошим это, друг мой, не кончится, потому что в итоге мы имеем индивида, которому страшно жить и вчера, и сегодня, и завтра. Страх -сильнейшее из чувств, и рано или поздно он подомнет под себя все остальные. Что тогда будет, подумай. Впрочем, можешь не думать, потому что я помогу тебе уже сейчас. Я освобожу в тебе и Первого, и Второго. Сейчас.
С тихим свистом сверху падает огромное, очень острое лезвие и рассекает Римму пополам. Она чувствует, как чудовищный нож проходит сквозь нее, словно сквозь масло, рассекая кости, мышцы, сосуды, нервы... Никакого обещанного облегчения не наступает, только море невероятной боли.
-- Все будет хорошо, -- вкрадчиво говорит Безликий. -- По крайней мере, до тех пор, пока вы не встретитесь снова. А теперь идите, -- и половинки только что бывшей целой Риммы неуклюже разбредаются в разные стороны. -- И вот ведь какой интересный парадокс, -- задумчиво говорит он им вслед, -было два человека в одном, а осталось две половинки одного. В два раза меньше. По полчеловека на Первого и Второго. Куда же делось остальное?!
Энрике даже вскрикнул в тот момент, когда на него как бы упало лезвие. Долгих десять минут он пытался очухаться, и, боясь выдать свое состояние дрожанием голоса, молча протянул Римме деньги и указал глазами на дверь.
Она сыто потянулась, выключила телевизор и залезла под одеяло. Пора на работу.
4. Однажды в жизни
Это утро обещало начало новой эры. Знамений было множество. Первое: в галерее, соединяющей цех №6 и склад готовой продукции, лопнуло от сильного ветра стекло. Никита проснулся от неприятного звука, вызванного этим явлением. Тут же в беззащитное окно влетела птица. И не голубь, воробей, ворона или галка, каких полным-полно в любом городе, а настоящая певчая птица с желтой грудкой и пестрой серо-коричневой спинкой с голубыми крапинками. Птица прилетела не куда-нибудь, а именно на склад, в центре которого гнездился Никита. Усевшись на застекленную перегородку, птица издала несколько переливистых трелей и вылетела вон. Больше Никита ее не видел.
Второе знамение случилось часом позже, когда, побрившись и перекусив чаем с сухарями (прошло более месяца с момента исхода трудового коллектива, деньги почти совсем кончились), он шел на пост. Проходя мимо кабинета директора, Никита вдруг поскользнулся и упал. Еще несколько подобных происшествий (типа совершенно самостоятельно оторвавшейся от пиджака пуговицы) убедили Никиту, что назревает Нечто.
Нечто произошло в обеденный перерыв. Никита давно уже договорился сам с собой, что будет измерять время, пространство и все прочее, что необходимо измерить, привычными категориями и мерами. Так вот, в обеденный перерыв вдруг пришел директор. Сел перед обалдевшим от такого гостя вахтером на стул и одарил его мягкой улыбкой.
-- Ну, здравствуй, Никита, -- произнес директор.
-- Здравствуйте, господин директор... -- промямлил Никита.
-- Я рад, что ты все еще здесь. Как дела?
-- С-спасибо, хорошо.
-- Живешь все в той же каморке за сортиром?
-- Нет, -- потупил взор вахтер. -- Я осмелился переехать.
-- И куда же ты переехал? -- улыбка стала еще мягче. -- Небось, в мой кабинет?
-- Нет, что вы... На склад продукции, в контору...
-- Хороший выбор, молодец. Я к тебе ненадолго и по делу. Я принес твою зарплату. Продолжай работать, как работал и работаешь, если, конечно, хочешь. А не хочешь -- так и не надо. Впрочем, если я правильно помню и ничего не путаю, снаружи, тебе делать нечего? Ну, там, роскошный коттедж, жена- красавица, и все такое прочее?
-- Нет, я потому здесь и живу... -- Никита совсем растерялся: и от радостной новости о зарплате, и от странных расспросов директора.
-- Хорошо. Вот твоя зарплата за последние полтора месяца. К сожалению, она последняя. Завод действительно умер, Никита, такие вот дела. Можешь с чистой совестью продать здесь все, что под руку подвернется, потому что все равно это барахло на хрен никому не нужно. К тебе вскоре могут прийти люди. Имей в виду -- я их знаю. Ну, мне пора. Прощай.
-- Прощайте, господин директор.
-- Да, скажи мне, почему ты все-таки сидишь до сих пор на посту?
-- Привык, -- пожал плечами вахтер.
-- Забытый часовой, надо же... -- пробормотал директор, выходя.
До конца обеда оставалось еще двадцать минут. За это время Никита успел добежать до гастронома, где купил кое-каких продуктов и традиционную бутылку портвейна. В день получки Никита всегда пил портвейн. Остаток дня он провел в томлении и предвкушении праздника. Без десяти шесть, когда праздник уже готов был постучаться в облупленные заводские ворота, в них действительно постучали. Вернее, некий человек просто вошел в проходную и подошел к Никите. Входную дверь от турникета и застекленной будки вахтера отделяло метров десять, и, пока незнакомец преодолевал это расстояние, Никита внимательно его разглядывал. Вошедший был невысок ростом -- метр семьдесят, не больше; лицо его было красиво и безмятежно спокойно, в профиль оно напоминало лицо индейца, какими их рисовали иллюстраторы в книжках, которые Никита читал в детстве. Сходство с индейцем усиливали длинные прямые черные, как антрацит, волосы. Одет 'индеец' был в безукоризненный костюм-тройку и длинное кожаное пальто. Приблизившись к Никите, он отвесил ему легкий полупоклон, и начал говорить, небыстро, но решительно, так, что Никита никак не мог вставить хоть реплику, хоть слово, как бы ему этого поначалу ни хотелось.
-- Однажды в жизни, -- начал незнакомец, -- ты просыпаешься поутру с ясным осознанием того, что все, что произойдет с тобой в этот солнечный (или дождливый, или снежный -- не важно) день, когда-то уже с тобой произошло, а, может, даже и не с тобой, а с твоим отцом, дедом или каким-нибудь пра-пра-пращуром где-нибудь... да хоть в каменном веке. Осознав это, ты встаешь, пожимаешь плечами: 'Ну и что? Приятно иногда заново пережить некоторые эпизоды своей жизни, как приятно бывает вновь посмотреть любимый фильм.' -- думаешь тогда ты, и, в сущности, ты прав. Ты пьешь свой утренний кофе или чай, ты принимаешь душ, бреешься, одеваешься и идешь на работу -все, как обычно. И каждый час, каждый миг ты ловишь себя на том, что вот этот камушек у дороги лежал вчера точно так же, а большая наглая ворона гадливо каркала, сидя на этом самом суку этого дерева ровно год назад, а через минуту навстречу проедет патрульная машина... И, когда патрульная машина медленно проезжает тебе навстречу ровно через минуту, счастье твое абсолютно. Ведь так?
Никита кивнул, сам от себя такого не ожидая.
-- В корне неверно! -- с убеждением в голосе произнес 'индеец' и тут же продолжил: -- Патрульная машина проедет через минуту, потому что график патрулирования у нее такой. А ворона просто живет на этом дереве, и, как знать, может быть, тот самый сук для нее -- это навроде веранды, где она предпочитает проводить послеобеденные часы? Жизнь -- штука прямая, как палка. Ну, может, и не совсем прямая, -- тут же поправился незнакомец, -- но тогда она подобна синусоиде, но никак не спирали. Ничего никогда не повторяется, потому как нельзя дважды войти в одну реку. Это понятно? -Никита опять кивнул. -- Очень хорошо. Потому что все, о чем пойдет речь дальше, уже не будет иметь никакого отношения к той белиберде, которую я только что на тебя вывалил, за исключением одного: однажды в жизни тебе предстоит сделать нелегкий выбор: оставить все как есть и остаться бедным, или немного изменить самого себя и стать чуть-чуть побогаче. Вот есть ты, и есть этот заброшенный завод. Ни он, ни ты не нужны на этом свете никому. Тебе сегодня принесли немножко денег, твою последнюю зарплату. И ты, конечно же, пошел и купил бутылку портвейна. Тоже последнюю, так как жизненные принципы принуждают тебя пить портвейн только по дням получки, а вот получки-то в твоей жизни больше и не предвидится. Так? -- Никита кивнул в третий раз и посмотрел на незнакомца таким безумным взглядом, что тот даже чуть не запнулся. Совладав с собой, он продолжил: -- Итак, милый мой Никита, я предлагаю тебе следующее: Каждое 10-е
