прямо под окнами Марты Абрамовны. В этот самый момент происходило то, чего не знали ни собаки, ни Ужас, но что самым решительным образом повлияло на исход этой войны: бывшая учительница музыки, уставшая от вечного лая в подъезде и под окнами, вызвала службу по отлову бродячих животных.
Охрипших от лая собак снова разогнал лопатой дворник. Ужас сидел перед подъездом и пытался придумать, что ему делать дальше: если эти и в дальнейшем будут держаться все вместе, справиться с ними будет практически невозможно. К тому же, колодец в любой момент могут закрыть. И тогда вся война пойдет насмарку. В этот момент его зрение как бы обострилось, он увидел , как с одного конца двора возвращается Ферапонтыч со своей Белкой, а с другой въезжает фургон. Ужас видел этот фургон лишь однажды, но запомнил на всю жизнь. Ошибок быть не могло - это была машина, на которой ездит Смерть. Решение не успело не то, что созреть, а даже оформиться, а Ужас уже со всех лап мчался к помойке. Найти на помойке тряпочку - дело недолгое. Меньше, чем через минуту бродячий кот Ужас, вскормленный собакой, стал обладателем выброшенного кем-то носового платка. Огорчал только сильный неприятный запах, исходивший от находки. Сжимая эту вонючесть зубами, Ужас рванул к подъезду. Успел в самый последний момент: дверь уже закрывалась за Ферапонтычем. Метнулся в угол, чтобы этот сумасшедший не заметил. И, когда тот опередил кота на два лестничных пролета, Ужас медленно двинулся следом, выискивая на лестнице пятна жидкости, постоянно капавшей у Белки из-под хвоста. Найдя, промокал пятно платком и шел дальше. Повезло: с первого по третий этаж нашел три капли. Остается только надеяться, что этого запаха хватит. 'Да ты рехнулся, Бонифаций! - думал кот. - Это ж верная погибель!'. 'Ничего, - тут же ответил он сам себе. - кто не рискует, тот... тот не рискует!'.
Со стороны это было забавное зрелище: из подъезда выбирается поджарый черный кот, с хвостом, свернутым бубликом и с носовым платком в зубах. Подходит к большому фургону, забирается на заднее колесо и старательно запихивает платок меж двух колес. Алкоголик Афоня случайно увидел Ужаса за вытиранием лестницы и, боясь вспугнуть, проследил за дальнейшими его действиями.
Как ни странно, сработало. Пока ловчие, или как там их называют, заходили с тыла, вся их клиентура уже столпилась у машины, потягивая носами воздух и возбужденно потявкивая. Финал был однозначен.
Закрепленный Участок должен знать своих героев. Афоня тем же вечером рассказал Антону Павловичу историю с живодерней, дворник сопоставил его рассказ с собственными наблюдениями и все понял. Решили, что героя партизанской войны надо наградить. С деньгами у обоих было не густо, но друзья, стиснув зубы, скинулись, и на следующий вечер Ужас впервые в жизни ел настоящую кошачью еду 'Вискас'. После всех этих событий собаки сделали соответствующие выводы. К Ужасу никто никогда больше не приставал, да и подъезд этот старались обходить по большой дуге. Так что Эрган-Пуська и Бонифаций-Ужас могли вести свои светские беседы сколь угодно долго, и никто не осмеливался им помешать. А из любимого подъезда постепенно выветрились так раздражавшие кота запахи. Остались только те, которые присутствуют почти в каждом подъезде любого дома.
ИСКУШЕНИЕ СВЯТОГО АНТОНИЯ
Как говаривал великий индийский писатель Рабиндранат Тагор, 'все плохо, пора умирать'. Какая-то беспросветная полоса наметилась в моей жизни, причем по всем фронтам сразу. Никакого удовлетворения от работы - так, сплошная рутина, ничего интересного. Полный облом с моделями - третью неделю никого не фотографировал! А с личной жизнью у меня давно уже все сикось-накось. В условиях такого кризиса было бы целесообразно совместить ближайший же сеанс фотосъемки с попыткой наладить личную жизнь, но здесь несокрушимым бастионом стоит принцип. Вернее, даже клятва, данная некогда самому себе - никогда не спать со своими моделями. Так что, чтоб не потерять голову от отчаянья, пришлось снова заняться пейзажами. Заодно нашел время и привел в порядок студию. Купил новую кровать. Ну, не совсем, конечно, новую, но поновее того, что было. Содрал, наконец-то, со стены древний постер с улыбкой Вахтанга Кикабидзе. На его место повесил найденную дома репродукцию 'Искушения святого Антония' Босха. И пытался, пытался вдохновиться природными и городскими видами, но ничего не выходило, а тоска лишь усиливалась. Пошел развеяться в паб. Хрен с ним, с любимым виски, сегодня пью пиво. Вчера получкин день был, так что финансы позволяют. Сижу в уголке, потягиваю потрер, смотрю клипы по телевизору. В голове пустота. От нечего делать начиная обращать внимание на присутствующих дам. Они, как правило, не одни. Неинтересно. А вот эта, впрочем, вроде бы без кавалера. Слегка полновата, пожалуй, зато с очень красивой шеей, украшенной янтарным ожерельем. С ней можно было бы познакомиться, погулять немножко - погода не самая прогулочная, потом предложить пофоткаться, а потом - а пошли они, эти кретинские принципы! - обновить кровать... Нет, не судьба мне сегодня, видно, согрешить: к ней подходит лысеющий кавказец в дорогом костюме, и знакомы они явно не первый день... Эй, официант, еще пинту, пожалуйста.
Вот уже и вторая пинта подходит к концу, заказываю ещё. И тут входит в зал ОНА. Узнал я ее сразу, хотя не видел лет, наверное, двенадцать. Некогда мы сидели за одной партой. Не сказать, чтоб она тогда была гадким утенком, но и красотой особой не блистала. Только я всегда был ее верным рыцарем. Я навязывался ей в попутчики по дороге из школы домой, я помогал ей писать контрольные и сочинения, я исторгал из себя фонтаны банальной заштампованной любовной лирики и иногда украдкой дарил ей цветы. Все эти знаки моего внимания она принимала, как нечто, само собой разумеющееся. А ей снился голубоглазый блондин из параллельного класса, и никто ей больше нужен не был... После школы я с ней не встречался. Краем уха слышал, что побывала она замужем за каким-то из Новых, через год, не выдержав, сбежала. Но это уже давно. Как там у нее сейчас - без понятия.
Она подошла к стойке, замерла в ожидании своей выпивки. А она здорово изменилась. Похорошела. Расцвела спокойной русской красотой, столь ценимой нашими литературными классиками. Одета не шикарно, но со вкусом. А какая шея! На пять миллионов долларов, никак не меньше! Увидев ЭТУ шею, я моментом представляю себе всё остальное, выбрасывая из головы все детские воспоминания, тут как раз приносят мне пива, я в возбуждении отхлёбываю добрую половину порции, чуть прикрываю глаза, а воображение, какое не снилось и благородному дону Гуану, послушно запускает фильм.
Моя фотостудия. Она стоит у большой репродукции 'Искушения св. Антония' Босха, и св. Антоний не в силах устоять перед столь сильным искушением. Он ухмыляется, делает пару неуверенных движений для разминки - и вот он уже в студии. Она чуть отстраняется, слегка смущённая, Антоний что-то говорит ей, она расслабляется, он начинает медленно ласкать её, целовать её лицо, шею. Она подыгрывает ему. Он становится все страстнее, одежда - предмет за предметом - спадает с неё на пол. Она срывает с него хламиду, они оба обнажены, тут начинает проявляться его норов не вполне современного человека - с каким-то звериным рыком он валит её на пол... А я судорожно заряжаю третью пленку. Картина на стене снова оживает, оттуда начинает выползать вся та гадость, что искушала его там столько сотен лет, оставаясь невидимой для нас - это змеи в виде шей, с сосками женских грудей вместо глаз, с фаллосами вместо хвостов, потом вылезает почти нормальная некрасивая женщина, только вместо сосков у неё ещё одна пара глаз. Далее следует сонмище созданий, не поддающихся описанию. И, так как Антоний занят, они решают обратить своё искушающее внимание на меня. Я судорожно снимаю всё это на плёнку, пока этот негодяй Антоний трахается с женщиной моей мечты...
- Игорь, ты что, не узнаёшь меня?
- Стоп. Реальность. А вот и она, за моим столиком, сидит напротив, обращается ко мне и даже спрашивает, не узнаю ли я её?
- Здравствуй, Света. Сто лет не виделись.
- Смотри-ка, узнал... А ты все такой же. Узнать легко. Только заматерел. Здравствуй, мой верный Ланселот. - она как-то печально ухмыльнулась и пригубила свой коктейль.
- Как жизнь?
- Как у всех - бьет ключом, и, что характерно, все время по голове. Работаю в инофирме менеджером по сбыту ковровых покрытий. Звезд не хватаю, но заработок стабильный. Шестой год, как одна. А ты?
- Фоторепортер в центральной газете. В свободное время - фотохудожник. Напрочь свободный. В смысле, один.
- И не пробовал?
- Да как-то не получалось. Выпьем за встречу?
- Выпьем.
Мы сидели, вспоминали школьные годы расчудесные, я рассказывал детские анекдоты, бывшие в ту пору в ходу. Света не смеялась, лишь изредка вежливо приподнимала уголки губ в усталой улыбке.
