невидимым багровым потоком. - Сергей Аркадьич, надо б угольки шуровать, чтоб корка схватилась, облизал пот с верхней губы Савелий. Отец схватил кочергу, сунул в печь, неумело поворошил угли. - Да не так, Хоссподи! - няня вырвала у него из рук кочергу и стала подгребать угли к Насте. Новая волна жара хлынула на тело. Настя потеряла голос и, открывая рот, как большая рыба, хрипела, закатив красные белки глаз. - Справа, справа, - заглянула в печь мать, направила кочергу няни. - Я и то вижу, - сильней заворочала угли та. Волдыри стали лопаться, брызгать соком, угли зашипели, вспыхнули голубыми языками. Из Насти потекла моча, вскипела. Рывки девушки стали слабнуть, она уже не хрипела, а только раскрывала рот. - Как стремительно лицо меняется, - смотрел Лев Ильич. - Уже совсем не её лицо. - Угли загорелись! - широкоплече суетился отец. - Как бы не спалить кожу. - А мы чичас прикроем и пущай печется. Теперь уж не вырвется, - выпрямился Савелий. - Смотри, не сожги мне дочь. - Знамо дело: Повар отпустил лопату, взял широкую новую заслонку и закрыл печной зев. Суета вмиг прекратилась. Всем вдруг стало скучно. - Тогда ты:того:- почесал бороду отец, глядя на торчащую из печи рукоять лопаты. - За три часа спекётся, - вытер пот со лба Савелий. Отец оглянулся, ища кого-то, но махнул рукой: - Ладно: - Я вас оставлю, господа, - пробормотала мать и ушла. Няня тяжело двинулась за ней. Лев Ильич оцепенело разглядывал трещину на печной трубе. - А что, Сергей Аркадьевич, - отец Андрей положил руку на плечо Саблина, не ударить ли нам по бубендрасам с пикенцией? - Пока суть, да дело? - растерянно прищурился на солнце Саблин. - Давай, брат. Ударим. Железная рукоять вдруг дернулась, жестяная заслонка задребезжала. Из печи послышалось совиное уханье. Отец метнулся, схватил нагревшуюся рукоять, но все сразу стихло. - Это душа с тела вон уходит, - устало улыбнулся повар.
Вытянутые полукруглые окна столовой, вечерние лучи на взбитом шелке портьер, слои сигарного дыма, обрывки случайных фраз, неряшливый звон восьми узких бокалов: в ожидании жаркого гости допивали вторую бутылку шампанского. Настю подали на стол к семи часам. Её встретили с восторгом легкого опьянения. Золотисто-коричневая она лежала на овальном блюде, держа себя за ноги с почерневшими ногтями. Бутоны белых роз окружали ее, дольки лимона покрывали грудь колени и плечи, на лбу, сосках и лобке невинно белели речные лилии. - А это моя дочь! - встал с бокалом Саблин. - Рекомендую, господа! Все зааплодировали. Кроме четы Саблиных, отца Андрея и Льва Ильича за красиво убранным столом сидели супруги Румянцевы и Димитрий Андреевич Мамут с дочерью Ариной подругой Насти. Повар Савелий в белом халате и колпаке стоял наготове с широким ножом и двузубой вилкой. - Excellent! - Румянцева жадно разглядывала жаркое в короткий лорнет. Как она чудно была сложена! Даже эта двусмысленная поза не портит Настеньку. - Нет, не могу привыкнуть, - Саблина прижала ладони к своим вискам, закрыла глаза. - Это выше моих сил. - Сашенька, дорогая, не разрушай нашего праздника, - Саблин сделал знак Павлушке, тот засуетился с бутылками. - Мы не каждый день едим своих дочерей, следовательно, нам всем трудно сегодня. Но и радостно. Так что, давайте радоваться! - Давайте! - подхватила Румянцева. - Я семь часов тряслась в вагоне не для того чтобы грустить! - Александра Владимировна просто устала, - потушил сигару отец Андрей. - Я прекрасно понимаю материнское чуство, - заворочался толстый, лысый, похожий на майского жука Мамут. - Голубушка, Александра Владимировна, не думайте о плохом, умоляю вас! прижал руки к груди пучеглазый крупнолицый Румянцев. - В такой день грешно печалиться! - Сашенька, думайте о хорошем! - улыбнулась Румянцева. - Мы все вас умоляем! - подмигнул Лев Ильич. - Мы все вам приказываем! - проговорила огненноволосая, усыпанная веснушками Ариша. Все засмеялись. Павлушка с понурым, опухшим от слез лицом наполнял бокалы. Саблина облегченно засмеялась, вздохнула, качнула головой: - Je ne sais ce qui me prit: - Это пройдет, радость моя, - Саблин поцеловал ее руку, поднял бокал. Господа, я ненавижу говорить тосты. А посему - я пью за преодоление пределов! Я рад, если вы присоединитесь! - Avec plaisir! - воскликнула Румянцева. - Присоединяемся! - поднял бокал Румянцев. - Совершенно! - тряхнул брылами Мамут. Бокалы сошлись, зазвенели. - Нет, нет, нет: - затрясла головой Саблина. - Сережа:мне плохо:нет, нет, нет:. - Ну, Сашенька, ну, голубушка наша: - надула губы Румянцева, но Саблин властно поднял руку: - Silence! Все стихли. Он поставил недопитый бокал на стол, внимательно посмотрел на жену: - Что - плохо? - Нет, нет, нет, нет:- быстро трясла она головой. - Что - нет? - Мне плохо, Сережа: - Что - плохо? - Плохо:плохо, плохо, плохо: Саблин резко и сильно ударил ее по щеке: - Что тебе плохо? Она закрыла лицо руками. - Что тебе плохо, гадина? Тишина повисла в столовой. Павлушка горбато замер с бутылкой в руке. Савелий стоял с обреченно-непонимающим лицом.. - Посмотри на нас! Саблина окаменела. Саблин наклонился к ней и произнес, словно вырезая каждое слово толстым ножом: - Посмотри. На нас. Свинья. Она отняла руки от лица и обвела собравшихся как бы усохшими глазами. - Что ты видишь? - Лю:дей. - Еще что видишь? - На:стю. - И почему тебе плохо? Саблина молчала, вперясь в Настино колено. - Не стоит так откровенно не любить нас, Александра Владимировна, - тяжело проговорил Мамут. - Хотя бы учитесь скрывать свою ненависть, Сашенька, - нервно усмехнулась Румянцева. - Поздновато, - глядела из подлобья Арина. - В сорок-то лет. - Ненависть разрушительна для души, - хрустнул пальцами отец Андрей. Ненавидящий страдает сильнее ненавидимых. - Как это все глупо:- грустно покачал головой Румянцев. - Зло не глупо. Зло - пошло, - вздохнул Лев Ильич. Саблина вздрогнула: - Да нет:господа:я не: - Что - нет? - сурово смотрел Саблин. - Я: - Савелий! Отдай ей нож и двузубец! Повар осторожно приблизился к Саблиной, протянул приборы ручками вперед: - Пожалуйте. Саблина взяла и посмотрела на них, словно видела впервые. - Ты будешь обслуживать нас, - опустился на свое место Саблин. - Будешь вырезать куски на заказ. Ступай, Савелий. Повар вышел. - Давайте есть, господа, пока Настя не остыла! - Саблин заложил себе угол салфетки за ворот. - На правах отца новоиспеченной я заказываю первый кусок: левую грудь! Павлушка! Неси бордо! Саблина встала, подошла к блюду, воткнула вилку в левую грудь Насти и стала отрезать. Все прислушались. Под коричневой хрустящей корочкой сверкнуло серовато-белое мясо с желтоватой полоской жира, потек сок. Саблина положили грудь на тарелку, подала мужу. - Прошу, господа! Не теряйте времени! Первой опомнилась Румянцева: - Сашенька, срежьте мне эдак вот вскользь с ребер, самую капельку! - А мне окорок! - хлебнул вина Мамут. - Плечо и предплечье, Александра Владимировна, - Румянцев потер пальцами, словно считая невидимые деньги. - Только, знаете, без руки, вот :самое предплечье, самое вот это: - Руку можно мне, - скромно кашлянул Лев Ильич. - А я попрошу голову! - бодро оперся кулаками о стол отец Андрей. - Дабы противостоять testimonium paupertatis. Арина подождала, пока Саблина исполнит все просьбы: - Александра Владимировна, а можно мне: И смолкла, глянув на отца. - Что? - наклонился Мамут к дочери. Арина прошептала ему на ухо. - Только скажи как взрослая, а не так, - посоветовал он. - А как? Отец шепнул ей на ухо. - Что тебе, Аринушка? - тихо спросила Саблина. - Мне: восхолмие Венеры. - Браво, Арина! - воскликнул Саблин, и гости зааплодировали. Саблина примерилась, заглядывая сверху и снизу: промежность была скрыта между ног. - Не так оно и просто добраться до тайного уголка! - подмигнул Румянцев и взрыв смеха заполнил столовую. - Погоди, Саша:- Саблин встал, решительно взялся за Настины колени, потянул, раздвигая. Тазовые суставы захрустели, но ноги не поддались. - Однако! - Саблин взялся сильнее. Шея его вмиг побагровела, ежик на голове задрожал. - Повремени, брат Сергей Аркадьич, - встал батюшка. - Тебе сегодня грех надрываться. - Я что:не казак? Есть еще:и-и-и!:порох в пороховницах:и-и-и! - кряхтел Саблин. Отец Андрей взялся за одно колено, Саблин за другое. Потянули, кряхтя, скаля красивые зубы. Сочно треснули суставы, жареные ноги разошлись и развалились, брызгая соком рвущегося мяса. Скрытый ляжками от жара печи, лобок светился нежнейшей белизной и казался фарфоровым. Два темных паховых провала с вывернутыми костями и дымящимся мясом оттеняли его. Поток коричневого сока хлынул на блюдо. - Сашенька, s'il vous plait, - вытирал руки салфеткой Саблин. Холодный нож вошел в лобок как в белое масло: дрожь склеившихся волосков, покорность полупрозрачной кожи, невинная улыбка слегка раздвинутых половых губ, исходящих нечастыми каплями: - Прошу, ангел мой. Лобок лежал на тарелке перед Ариной. Все смотрели на него. - Жалко такую красоту есть, - нарушил тишину Мамут. - Как:ангел восковой, - прошептала Арина. - Господа, дорога каждая минута! - поднял бокал с бордо Саблин. - Не дадим остыть! Ваше здоровье! Зазвенел хрусталь. Быстро выпили. Ножи и вилки вонзились в мясо. - М-м-м:м-м- м:м-м-м: - жующий Румянцев затряс головой, как от зубной боли. - Это что-то:м-м-м:это что-то: - Magnifique!- рвала зубами мясо Румянцева. - Хорошо, - жевал Настину щеку отец Андрей. - Повар у тебя, брат,: того:- хрустел корочкой Лев Ильич. - Прекрасно пропеклось, - Мамут внимательно осмотрел насаженный на вилку кусок и отправил в рот. - Четверть часа:м-м-м:на углях и три часа в печи:- бодро жевал Саблин. - Очень правильно, - кивал Мамут. - Нет:это что-то:это что-то:- жмурился Румянцев. - Как я обожаю грудинку: - хрустела Румянцева. Арина осторожно отрезала кусочек лобка, отправила в рот и, медленно жуя, посмотрела в потолок. - Как? - спросил ее Мамут, прихлебывая вина. Она пожала пухлыми плечами. Мамут деликатно отрезал от лобка, попробовал: - М-м-м:сметана небесная:ешь, пока теплое, не кривляйся: - Сашенька, а что же ты? - увлажнившиеся глаза Саблина остановились на жене. - Александра
