после занятий к ней зайдем.
Соня с Ладошкой ушли, и Макар уже сделал шаг по направлению к старушке… Как вдруг какой-то долговязый паренек обогнал его и бегом бросился к скамейке.
– Бабуль! – услышал Макар. – Ты чего здесь сидишь? Так рано на прогулку вышла?
Старушка встрепенулась:
– Артем? Ты в квартиру заходил?
– Нет, бабуль, не заходил. Как же я без тебя туда попаду? Я тебя с улицы увидел.
– Утро хорошее, теплое, – ответила старушка. – Вот, вышла свежим воздухом подышать. Ну, пошли в дом, я тебе денег дам, ты в аптеку сходишь. Я в аптеку не люблю ходить: как гляну на все эти лекарства, сразу чудится, что совсем больная.
– Схожу и в аптеку, и в магазин, – успокоил старушку Артем. – Я же для того и пришел.
Макар остановился. Значит, его помощь не нужна? А кто этот Артем? Наверное, внук? Не часто же он заходит к бабушке, если Макар видит его впервые!
Макар спрятался за угол, потом вошел вслед за старушкой и Артемом в подъезд. Хитрая все-таки эта Ольга Сергеевна! Для виду поковырялась ключом в замке, будто открывает его. А ведь знает же, что дверь открыта! Но это, впрочем, понятно: не может же старушка показать Артему, что оставляет дверь незапертой. Как она ему это объяснит?
Макар вздохнул и оглянулся на нишу. В другое время ему и в голову не пришло бы подслушивать – конечно, не потому, что он боялся за свои уши, как Ладошка, просто неприятное это занятие. Слушаешь чужой разговор, и такое при этом чувство, будто воруешь что-то. Хотя вообще-то Макар не знал, как чувствует себя человек, когда ворует. Пока ему испытывать подобные чувства не приходилось и даже из чистого любопытства не хочется испытать в будущем. Только, может, придется? Например, у каких-нибудь преступников придется стащить то, что они до этого украли, и вернуть законному владельцу. Будет это считаться воровством? И вот сейчас: будет ли это подслушиванием, если Макару просто необходимо узнать, что подумает Ольга Сергеевна, войдя в квартиру? Портрет висит на стене, хотя она оставила его стоящим на полу, к тому же он в очередной раз изменился, стулья передвинуты, скатерть тоже, наверное, не на месте… Не очень-то следил Макар вчера за порядком!
В нише было тихо. Макар нащупал в кармане монетку и усмехнулся, вспомнив, как впервые услышал ее «голос». Словно играя, он повторил все точь-в-точь как в тот, первый день. Подбросил копейку таким образом, чтобы она закатилась в нишу, заглянул туда вслед за ней и стал ждать.
– Ну, что стоишь? Денег никогда не видел? – услышал он.
Точно такую же фразу произнесла монетка, то есть Ольга Сергеевна, и в тот день, когда Макар впервые услышал голос в нише!
– Да деньги-то я видел, – как-то испуганно пробормотал Артем. – А вот с портретом что, а, бабуль?
Раздался вскрик. И скрипнул стул – наверное, старушка не устояла на ногах от испуга.
– Опять… О господи! Что ж за напасть такая! А я, дура старая, надеялась, что все закончилось… Вот дура-то дура!
– Что закончилось? – спросил Артем.
– Страсти эти, – вздохнула старуха. – С портретом. Каждую ночь меняется, как живой. Домовой со мной шуткует!
– Какой домовой, бабуль? – хохотнул Артем. – В Москве домовых не бывает. А портрет и правда страшный… Смотри, глаза какие! Знаешь что, бабуль? Продай-ка ты его! Я знаю одного коллекционера, он всякие страшные вещички собирает – точно купит. А тебе жить спокойней будет.
– А Вера? – спросила старушка. – Вера-то меня просила квартиру посторожить, а продавать ничего не просила. Как же я портрет продам? Это же муж ее нарисован.
– Живой он? – спросил Артем.
– Какое там! – вздохнула старушка. – Год назад помер. Приехал из своей Швейцарии, поболел и помер. И Вера моя с тех пор тоже заболела. А теперь и меня из деревни вызвала – себе в помощь.
– Как это – из своей Швейцарии? – удивился Артем. – Он что, иностранцем был?
– Почему иностранцем? Русский он, работал там. Из Швейцарии и привез этот свой портрет, будь он неладен! – Голос у Ольги Сергеевны стал сердитым. – Я так думаю, что от этого портрета все ихние болезни и беды пошли. Продам, продам я его, избавлюсь поскорее! Может, и Вера после этого поправится…
– Бабуль, а почему твоя сестра меня помочь не звала? – удивленно спросил Артем. – Что мне, трудно было бы из общежития к ней забежать? Уже два года в Москве учусь, а даже не знал, что у меня здесь бабка двоюродная живет!
– Да не родственная она, Вера наша, – ответила Ольга Сергеевна. – Сама-то вроде и ничего, а вот муж у нее был… Никакой ее родни видеть не хотел – деревенские, мол. А своих детей у них не было. Вот только меня Вера и позвала, да и то когда заболела.
– Да-а, судя по портрету, у мужа ее характерец был зверский! Может, и правда, домовой в нем поселился? – хмыкнул Артем. – Я думаю, когда баба Вера узнает, что с портретом происходит, сразу на продажу согласится.
– Узнает ли? – вздохнула Ольга Сергеевна. – Не поправляется пока Вера. Прошлый раз даже меня не узнала.
– Тем более… – пробормотал Артем. – Чего тебе, бабуль, мучиться с этим портретом? Ну так что, спросить у коллекционера?
Ольга Сергеевна глубоко вздохнула. Молчала она долго: видно, принять такое решение было для нее все-таки нелегким делом.
– Никогда бы не посмела без Веры… – наконец сказала она. – Все ж таки она хозяйка… Но уж больно
