Сперанский Михаил Федорович
Партизанскими тропами
Сперанский Михаил Федорович
Партизанскими тропами
Об авторе: Сперанский Михаил Федорович. 1916 года рождения. Лейтенант Красной Армии. В начале войны попал в окружение. Вместе с товарищами создал партизанский отряд, был его командиром, потом комиссаром партизанской бригады. Награжден орденами и медалями. Михаил Федорович скоропостижно скончался, когда его книга находилась в производстве...
Содержание
Испытание верности
Мы не одиноки
Начало
И снова в бой
Ни минуты покоя
Вести с Большой земли
Блокада
Партизаны в наступлении
За Днепр
Испытание верности
Дождь лил пятые сутки. Студеный, совсем не августовский ветер насквозь пронизывал промокшую одежду. Нас пятеро. Я, политрук, и четыре сержанта. Все мы вышли из окружения. Ни плащей, ни накидок. И потому замерзли до немоты. Но все же шли и шли, упрямо пробираясь по густому болотистому лесу. Никто уже не знал, где какая сторона света. В те дни, когда светило солнце, мы были уверены, что движемся на восток, к линии фронта. А теперь вот поди разберись... Не стало и другого, самого верного ориентира - стрельбы с передовой. Канонада мало-помалу затихла, не слышно было даже дальнобоек.
Ночь наступила еще более безнадежная, чем день, - ни сарайчика, ни стожка, где можно было бы укрыться и обогреться. Пробираться по лесу во тьме становилось все трудней. Особенно доставалось шедшему всегда впереди Ивану Сычеву, прозванному Скороходом. Роста он среднего, чуть повыше меня. И такой же суховатый, но крепкий, жилистый, в ходьбе неустанный, словно заведенный. А главное, он в лесу чувствовал себя как дома, ходил быстро и смело. Вот и сейчас, другой останавливался бы, осматривался. А он пробирается напролом через чащобу, руками раздвигает ветви и заботливо предупреждает нас всякий раз, когда встречается какая-нибудь неожиданность. Но вот он остановился и радостно воскликнул:
- Огонек!
Так на корабле, затерявшемся в безбрежном океане, раздается долгожданное: 'Земля!'
Все остановились.
- Показалось... - пробурчал самый осторожный Евсеев.
- Нет, светится! - возразил Астафьев.
- Если даже просто костер, идемте узнаем, кто такие. Может, хоть обогреемся, - сказал я, уловив тускло пробивающийся в темноте желтоватый свет.
- Товарищ командир, я разведаю, - попросился Лев Астафьев, который, как и Сычев, старался все узнавать первым.
- Иди, да осторожней, - отпустил я его.
Командиром этой группы я, по сути, не был. Собрались четверо младших командиров из разных воинских частей, попавших в начале войны в окружение, и уговорились вместе пробираться к своим, к линии фронта. Ну а поскольку я был политруком роты, то есть старшим по званию, ко мне и стали обращаться как к командиру.
Астафьев вернулся очень скоро.
- Ну и живут люди! Все у них на виду. Ни занавески, ни ставен, - еще издали услышали мы его голос. - По-моему, уже поужинали и собираются спать.
- Да ты толком скажи, что это: хутор, село... - потребовал Баранов, который всегда докладывал точно и четко.
- Село, конечно! А свет только в самом крайнем доме. Постучимся, покажемся в окно, увидят, какие мы, небось не прогонят.
Но пока мы пробирались по чащобе, заветный огонек в окошке погас. Видимо, хозяева легли спать. Мы подошли к старой, покосившейся хате. Но долго пришлось нам потихоньку стучать то в дверь, то в окно, пока наконец в сенях не звякнула щеколда и послышалось испуганное:
- Кто такие?
Мы вполголоса, чтобы не услышали соседи, объяснились как могли.
Дверь со скрипом открылась, хозяин чиркнул спичкой и при слабом свете сразу понял, кто мы такие. Спичка погасла, и в кромешной тьме мы вошли за хозяином в хату. Он тут же приказал:
- Марфа, завесь окна, да поплотней.
И только когда хозяйка выполнила это приказание, зажег лампу.
- Не буду сильно фитиль выкручивать, керосин на исходе, где его теперь возьмешь... - с горечью заметил хозяин, черными заскорузлыми пальцами убавляя огонь пятилинейной лампы так, чтобы она светила не ярче лампадки..
- Ах, зозюлечки вы мои! - пожалела нас дородная улыбчивая хозяйка. - Да ниточки ж сухой на вас нету! Зараз печку затоплю, обсушитесь. Да вы, наверно, голодные. Юхим, чего ж ты стоишь, неси что там у тебя осталось.
Хозяин вышел и, судя по топоту ног, направился за дом. Видя, что мы настороженно прислушиваемся к шагам хозяина, Марфа успокоила нас, пояснила, куда ушел он.
- За сараем пришлось выкопать ямку и всю еду там прятать, да и одежонку что поновей, - говорила она, нарезая свежевыпеченный еще теплый черный хлеб. - Тащут немцы-ироды все - и сало, и масло, и яйка. А курочка на глаза попадется, сразу пристрелят. Вот и приходится то в ямках, то в бурьяне ховать все, что ни на есть.
Юхим вернулся с большим куском сала и кринкой молока. Сам щедро нарезал сало и, оставив нож на столе, предложил дальше резать по мере надобности.
Огромный черный каравай с хрустящей корочкой быстро уменьшался, да и сало таяло, как на сковородке. А хозяин все расспрашивал нас про фронт, как будто мы могли знать больше, чем он сам. И когда убедился, что ничего нового от нас не услышит, поскреб в затылке и высказал, наверное, самое заветное:
- Может, сразу растерялись наши от неожиданности, а уперлись бы да дружно бросились на врага, то и не пришлось бы вот так, в одиночку, по лесам пробираться?
- Упирались, батя. Еще как упирались! - горячо и напористо возразил Астафьев.
Задетый за живое упреком Юхима, Астафьев рассказывал о первых боях. Он не оправдывался перед этими добрыми людьми, а просто вспоминал и как бы сам себя проверял, так ли вел себя в трудные минуты.
Служил он неподалеку от границы связистом. Его радиостанцию разбомбило, а его самого взрывной волной отбросило в канаву. Когда очнулся, никого своих уже не было, мимо проходила наша артиллерия на конной тяге. Пришлось из радиста превратиться в артиллериста. Целую неделю пробирались по болотам, хотели вырваться из окружения. Но наткнулись на фашистскую автоколонну. Дали по вражине из трех сорокапяток. Уцелел только генеральский 'опель', потому что шел позади колонны...
- На середине села, на углу школы, новая власть громкоговоритель приладила, - не унимался старик. - День и ночь хвалятся, как они чай пьют в Москве. А мы же не знаем, где у них кончается брехня.
- Нет, дорогой, до Москвы у них руки коротки! - убежденно сказал Лева. - Пять дней назад мы на одном хуторе слышали голос Москвы. Наши силы собираются в кулак, и скоро фашисты получат свое. Ведь в самом начале почему они прорвались? Просторы у нас огромные. А враг неожиданно навалился железной громадой на наши приграничные части. Подмял и углубился. Но дальше-то уже не катит таким маршем. Скоро наши упрутся, как вы говорите, и дело пойдет по-другому...
- Да я-то что, я не сумлеваюсь. А только у людей руки опускаются. Даже готовый урожай не хотят убирать. Для кого?
- Для себя! - не задумываясь, ответил я. - Надо молотить и прятать зерно, как это сало.
В большой русской печи с веселым треском горели дрова. Хотелось, конечно, обсушиться, обогреться. Но я спросил, кто в селе теперь хозяйничает.
