- Нет.
- Твой... Фрур жив и находится здесь? (Ведь Назив говорил, что обвал случился много лет назад!). Когда это произошло, Филос?
- Давно. Сутин - ребенок - уже почти такой, как ты.
- Но... почему? Почему? Отрезать себя от всего...
- Чарли, как только я смог, я начал изучать все сведения о Лидоме вещи, которыми я никогда не интересовался. Лидомцы - открытый и искренний народ - ты в этом убедился - но они люди, и потому каждый носит в себе что-то сугубо личное. Может, они так устроены, они отвечают на расспросы, но не всегда делают это по доброй воле. В Первом Медицинском блоке есть секреты, есть они и в Первом Научном блоке. Это не секреты в твоем понимании - 'для служебного пользования', 'совершенно секретно' и прочая чушь. Это вещи, которые в обычной обстановке никто никогда спрашивать не будет. Например, кто будет интересоваться месячной потребностью анестетиков в нашем терапевтическом корпусе? А она весьма велика. Никто не удивляется, почему наши младенцы находятся в инкубаторах целый месяц, прежде, чем мы их впервые увидим. Кто станет расспрашивать об экспериментах с путешествиями во времени? Представь, я случайно узнал об Естественном Контроле, да и этого бы не произошло, если бы не рождение Сутин.
- А что такое 'Естественный Контроль'?
- Это ребенок, спрятанный в Первом Медицинском блоке. Ребенок хомо сапиенс, его мозг усыплен. Они сверяют с ним свою работу. Ты видишь, наши трое детей, которые умерли, не были единственными родившимися хомо сапиенс. Когда я узнал об Естественном Контроле, мы решили оставить Сутин здесь, конечно, это означало, что Фрур тоже должен остаться в пещерах. Когда Сутин родился, он показался нам маленьким уродцем, прости меня, Чарли, но он выглядел очень непривычно, хотя мы и полюбили его. Все происшедшее заставило нас еще крепче привязаться к нему. Милвис не получит Сутин никогда.
- Но... что будет дальше? Что вы собираетесь делать?
- Это зависит от тебя, Чарли.
- От меня!
- Ты его возьмешь с собой, Чарли?
Чарли Джонс всмотрелся в освещенную тусклым серебристым светом фигуру в темном плаще, в подвижное выразительное лицо. Он думал об упорстве, боли, заботе, об одиночестве, которое испытывают два любящих человека, так часто разлучающихся, об их любви к своему ребенку. Еще он подумал о ребенке - маленьком отшельнике, заживо похороненном в толще горы, о других детях, на которых ставят опыты в лаборатории. Взять его с собой, в свой мир? Без знания языка, обычаев... можно принести еще больше вреда, чем Милвис.
Он уже готов был покачать головой, но, взглянув на Филоса, взволнованно следившего за каждым его движением, не смог открыть рта. Кроме того, Сиес и Милвис не допустят этого. (Но помни, Чарли, помни - ты знаешь установки машины!).
- Филос... ты можешь провести нас в Первый Научный блок к машине времени так, чтобы нас не увидели?
- Если нужно, смогу.
Далее Филос не сказал ничего особенного, но то, как он произнес эти слова, как блестели при этом его глаза, сказало Чарли о многом.
Филос прошептал: - Идем, расскажем Фруру и Сутин.
Еще плотнее завернувшись в толстый плащ, Филос жестом пригласил Чарли сделать то же самое. Затем он приложил ладони рук, одну над другой, к дальней стене, пальцы его, видимо, вошли в специальные углубления, Филос нажал, и плита отошла, открыв вход в помещение. Заглянув внутрь, Чарли увидел треугольную камеру, откуда сразу же повеяло морозным воздухом. Здесь устроен воздушный шлюз, - пояснил Филос. - Купол Лидома уже закончился, мы фактически за его пределами. Держать вход открытым нельзя, так как будет постоянная утечка воздуха, и на насосной станции этим кто-нибудь заинтересуется.
Чарли впервые сообразил, что не только температура, но и давление воздуха на Лидоме контролируются.
- Там сейчас зима?
- Нет, но ведь мы находимся высоко... Я войду первым и подожду тебя.
С этими словами Филос вошел в треугольную камеру и нажал на стену. Плита повернулась, скрыв его от глаз Чарли, а затем еще раз повернулась, но была уже пуста. Чарли вошел внутрь и нажал на стену. Через мгновение он уже стоял на склоне холма, а в небе светили звезды, и было очень холодно. У Чарли перехватило дыхание от острого холодного воздуха, а, может, от звезд.
В их достаточно ярком свете они начали быстро спускаться вниз по склону, пока, запыхавшись, не оказались во впадине между скалами. Здесь Филос нашел дверь и толкнул ее внутрь. Оттуда пахнуло теплом. Они вошли внутрь и ветер прихлопнул дверь. За ней была вторая дверь, которая вела в длинную комнату с низким потолком. Здесь в настоящем каменном камине горел огонь и потрескивали дрова. Откуда-то вбежал прихрамывающий Фрур, радостно бросившийся к ним, а за ним вбежал Сутин.
Чарли Джонс невнятно пробормотал всего одно слово, и силы оставили его - он потерял сознание. Это слово было - Лора.
- Когда иногда оглядываешься вокруг, становится страшно, - изрекает Герб.
Жанетт аккуратно обмакивает кукурузные хлопья в растворы красителя для яиц, чтобы Дейв мог сделать себе индейское ожерелье. Дейву только пять лет, но он уже хорошо орудует иголкой и ниткой. - Ну, так не оглядывайся. Что ты увидел?
- Радио, послушай радио.
Завывающий голос тянул песню. Опытное ухо могло бы, если бы его заставили, узнать в ней тему Vesti la Guibba; в песне лирично описывалось разочарование студента первого курса, на него накладывались звуки фортепиано, играющего тремоло в верхних октавах: ля-ля-ля, си-си, затем шесть квартовых звуков. - Кто поет?
- Я - не знаю.
Жанетт раздражена. - Не могу разбираться во всех этих группах и ансамблях. Для меня они все одинаковы.
- Да, но все же, кто это?
Она перестает окунать хлопья в краситель и прислушивается.
- Это тот со стеклянным взглядом и кривыми зубами, которого показывали по телевидению позавчера, - высказывает она предположение.
- Нет! - торжественно объявляет Герб. - То был тот проходимец из переулка по кличке Дебси. Чисто мужской тип. А это - женщина - работает под девушку.
- Вряд ли, - Жанетт прислушивается, как голос выводит рулады в диапазоне четырех с половиной тонов, после чего его уже не слышно, так как вступило фортепиано. - Ты знаешь, ты прав.
- Я знаю, что прав. Вот это и пугает тебя.
Герб отбрасывает журнал, который он читал. - Здесь пишут, про Аль Каппа из мультфильма - помнишь тот мультик - так он утверждает, что теперь можно с уверенностью разобрать по фотографии в журнале, кто мужчина, а кто женщина. Кто красивее, тот и мужчина. Я читал об этом, а тут как раз эта баба поет по радио, да еще хрипит, чтобы получилось, вроде как мужик старается петь, как баба.
- И тебя это пугает?
- Порядок вещей может нарушиться, - игриво заявляет Герб. - Если и дальше так пойдет, то произойдет мутация, и нельзя будет разобрать, где мальчик, а где девочка.
- Глупости. Мутация так не происходит.
- Знаю, но все движется в таком направлении, что когда произойдет мутация полов, никто ее и не заметит.
- О, это ты уж слишком, Герб.
- Пусть так. Но разве ты не чувствуешь иногда, будто какая-то сила старается переделать женщин в мужчин и наоборот. Я говорю не только о певцах. Посмотри на Советскую Россию. Еще никогда в мире ни один социальный эксперимент не превратил так много женщин в тягловых лошадок. Вспомни Китай, наконец-то маленьких китайских куколок освободили от векового рабства, теперь они носят комбинезоны и
