задание.
ПОЕДИНОК
… Бои на Кировоградчине с каждым днем принимали все более ожесточенный характер. Гитлеровские войска любой ценой пытались сдержать наступление наших частей.
На левом фланге 2-го Украинского фронта, в районе деревни Дарьевка, образовалась брешь. Туда и перебросили нашу дивизию. Только успели мы занять оборону, как гитлеровцы, поддерживаемые танками, ринулись в атаку. Стрелковый полк капитана Филиппова выдержал натиск. Фашисты откатились на прежний рубеж, оставив на нейтральной полосе два «фердинанда» и несколько десятков убитых солдат.
В тот день гитлеровцы давали о себе знать еще и еще. Активность их наводила наше командование на мысль: не готовятся ли фашисты здесь прорвать оборону? Разведчикам предстояла трудная работа: стояла оттепель, снег смешался с грязью, местность была незнакомой. А время не ждало. Комдив, требовал сведения о противнике.
Но тут нам повезло. Пошел затяжной дождь Он дал возможность наблюдателям-разведчикам почти вплотную подползать к вражеским траншеям, подслушивать разговоры.
Слякотную погоду, однако, использовали и фашисты. Однажды мы двигались по ничейной земле, вдруг услышали чавканье грязи: кто-то полз рядом. Оказалось: гитлеровцы пробирались в нашу сторону. Григорий Талочкин, командир нашей поисковой группы, решил: нужно узнать, куда они идут, с какой задачей.
Шорох утих. Я увидел продолговатые темные фигуры, словно вросшие в землю. Одна, вторая, третья. После короткой паузы враги снова поползли вперед. Вот они остановились у наших заграждений. Один начал снимать мины. Ясно, пробираются в наш тыл. Надо сорвать их поиск.
– Антонов, – слышу тихий, простуженный голос Талочкина.,, – Вернуться к своим, предупредить о намерениях фашистов.
Антонов быстро исчез в темноте, а мы, утюжа грязь, поползли на сближение с гитлеровцами. Тем временем Антонов вернулся к стрелкам. На участке, где действовали вражеские лазутчики, через несколько минут взвилась ракета, ударил «максим». Немец, делавший проход, рухнул наземь. «Одному крышка», – мысленно сказал я, продолжая наблюдать за остальными. Те начали отползать назад, не подозревая, что их ждали мы.
Сближение произошло мгновенно. Внезапный налет ошеломил гитлеровцев. Они были в наших руках. Над нейтральной полосой вновь стояла темень, шумел дождь, поглотив все шорохи. Мы радовались. Каких еще надо Потащили их к своей траншее. И вдруг один немец обмяк. Близниченко вытащил у него изо рта кляп, а он уже мертв.
В штаб дивизии был доставлен последний, более сильный. После допроса мне приказали вести пленного на корпусный командный пункт, в село Параскино Поле.
К утру дождь утих. Небо стало проясняться. Идти было трудно. Дорога превратилась в жидкую грязь. А тут, как назло, из-за тучи вырвались вражеские самолеты. Гитлеровец остановился, поднял голову, замахал руками.
– Что, гад, своих узнал? – крикнул я. – А ну, ложись!
Фашист плюхнулся рядом со мной в дорожный кювет, наполненный водой со снегом.
Вражеские самолеты ходили над передним краем, один за другим бросались вниз. Заухали взрывы, застрочили пулеметы. Последние самолеты еще бросали бомбы, а первые, выйдя над нами на бреющем полете, набирали высоту для очередного захода. Замечаю – немец мой совсем оживился.
– Встать! – строго приказал я.
Фашист вскочил и, стуча зубами от холода, нагловато уставился на меня. И тут я заметил, как в его руке что-то блеснуло. Нож. Откуда он у него? Плохо обыскали? Нет, сам еще раз шарил по карманам – ничего не было.
И вот мы стоим друг против друга в оцепенении. «Пристрелить гада?»-лихорадочно думал я. Но приказ гласил: доставить «языка» живым. Я понимал: пленный не просто солдат, а разведчик. Он знал себе цену, потому так себя и вел. Быстро пронеслись тревожные мысли: слева – овраг, поросший кустарником, узкий и глубокий, с крутым поворотом. Справа, за пригорком, – Параскино Поле. До него почти два километра. Вокруг – ни души. В небе – сплошной гул. Земля ходит ходуном от тяжелых взрывов. И я готовился к поединку.
Оценил ситуацию и пленный. Он знал, что после такого интенсивного налета фашистских самолетов последует атака, а может быть, и прорыв из «котла». Увидев, что я наставил на него автомат, гитлеровец попятился назад, поглядывая на небо. Было видно: он надеялся на лучшее.
Отбомбившись, самолеты уходили на запад. Фашист сделал вид, что сейчас бросится на меня с ножом, мотнул головой и, петляя, ринулся к оврагу. Я за ним. Гитлеровец зацепился за корягу, упал. Потом быстро поднялся и бросился на меня. Пользуясь приемом самбо, я удачно выбил из его руки нож: он отлетел в сторону. Я бросился за ножом, а немец юркнул в овраг. Там кустарник. Может, уйти? Что делать? Стрелять? А приказ?..
Подняв нож, я снова кинулся в погоню. Свалил врага ударом автомата. Он упал в грязь лицом, перевернулся на спину.
– Встать! – крикнул я. – Песня твоя, гад, спета. Вперед!
Зашли в крайнюю хату. Мне надо было чуть передохнуть, привести себя в порядок.
На пороге появилась девочка лет восьми, бедно одетая, хорошенькая, как кукла, с разноцветными тряпочками в волосах. Испугавшись, застыла в дверях.
– Не бойся, маленькая. – Я словно ощутил трепет ее сердечка, позвал к себе. – Иди, милая, я русский. Я немца охраняю.
Девочка зло покосилась на пленного.
– Это фашист, – сказала она и горько заплакала. – Он убил мою маму. Дядя, убейте теперь вы его…
Как много боли перенес ребенок в свои восемь лет. И сколько таких детей встречалось нам на дорогах
