рук, лица.
— Ну, девочки, начнём? — сказал папа, сбросив на землю пустые ящики. — Работать по этажам будем.
— Как это? — удивилась Катя.
— А вот так. Ты меньше всех — собирай вишни на самом низу. Мама на средних ветках. А я на верхотуру полезу.
— Папка! Так я тут сразу два ящика нарву! Ещё и не влезет!
— Ну и чудесно, — сказал папа и, прихватив ведро, полез на дерево.
Сначала Катя рвала вишни так: одну — в рот, одну — в ящик, или: две — в рот, одну — в ящик. Повесила себе на уши серёжки из самых красивых вишен и всё время косила на них глазами.
Потом вишни стали почему-то кислей. И Катя уже ела не все подряд, а с разбором, только самые крупные, самые спелые.
Перед её глазами мелькнула большая бабочка и уселась на высокую ромашку. Ох ты-ы какая! Спинка шоколадная, усики длинные, а на крылышках круглые глазки. Точь-в-точь как у павлина на перьях!
Катя протянула руку, а бабочка — порх! — и на соседнее дерево. Катя — за ней. А бабочка — ещё дальше. Так и дразнит, так и ведёт от дерева к дереву. А потом взмыла вверх и исчезла за ветками.
— Что, Катюша? Удрала павлиноглазка? — раздалось над Катиной головой. С лестницы соскочил дядя Коля. Высыпал из солдатского котелка вишни в ящик и сказал: — Пере-кур!.. Э-э-э! Да ты, вижу, расстроилась. Не надо. Жизнь у бабочки короткая. Всего несколько дней. Пусть резвится. А мы лучше с тобой что-нибудь сделаем.
— А что мы с вами сделаем?
— А что хочешь.
Катя подумала: «Чего же я хочу?» Посмотрела на солнце, которое уже сильно припекало макушку, потом на дяди Колину соломенную шляпу с широкими полями и сказала:
— Шляпу хочу. Как у вас.
— Пожалуйста!.. Только зачем тебе шляпу? Лучше сделаем шапочку, как у Буратино, а?
Катя кивнула. Дядя Коля сорвал у дороги огромный лист лопуха. Свернул его фунтиком. Тонким берёзовым прутиком, как будто это была иголка с ниткой, сшил края. Отогнул поля. А на макушку воткнул пучок травинок с мягкими колосками на концах. Получилась и правда шапочка, как у Буратино. Катя тотчас надела её. Хорошо! Теперь солнце совсем не печёт.
— Ну хватит, — сказал дядя Коля. — Пора и за работу браться. Будешь помогать?
— Конечно! А как? — спросила Катя.
— Я нарву в котелок, а ты из него высыплешь. Тогда мне не придётся с дерева слезать. Идёт?
— Идёт, дядя Коля! Я хорошо помогать буду.
Дядя Коля забрался по лестнице наверх, повесил котелок на проволочный крючок и — бом! бом! бом! — застучали, падая на дно, вишенки.
Присела Катя на корточки. Огляделась. Вот здорово! Ветки, которые всё заслоняли, остались над головой. А перед глазами только стволы деревьев. Они стоят ровненько, как по ниточке. И видно, как с лестниц, громоздких деревянных «козлов» слезают чьи-то ноги, то одетые в закатанные до колен брюки, то прикрытые лёгким платьицем, и шагают по рыхлой земле. А рядом с ногами, будто сами собой, плывут над землёй вёдра и бидоны, котелки и корзинки. Они на миг останавливаются, наклоняются, и большие красные градины вишен сыплются из них в стоящие на земле ящики.
— Готово, Катюша! Бери! — крикнул с дерева дядя Коля.
Привстав на цыпочки, Катя обеими руками осторожно приняла у него котелок, доверху наполненный вишнями, и тоже высыпала в ящик. Освещенные солнцем вишни были такими яркими, будто внутри каждой из ягод горел красный огонёк. И Кате вдруг очень захотелось самой рвать их и бросать в котелок.
— Дядя Коля! Я на свой ряд пойду, — сказала она. Чуть подумала и добавила: — Я после опять к вам прибегу.
Дядя Коля засмеялся, хотел что-то сказать, но мужской голос, усиленный мегафоном, объявил:
— Внимание! Внимание! Обеденный перерыв, товарищи! Выходите к лесополосе, кто проголодался. Кухня прибыла. Повторяю…
Но повторять и не нужно было. Про обед все сразу услыхали.
— Ура-а-а! Даёшь обед! — закричали вокруг. Люди соскакивали с лестниц и «козлов», выходили из-за деревьев, спешили к дороге.
После обеда пришла Катя к своему ряду и не узнала его. Три первых дерева совсем зелёные, ни одной ягодки не осталось. Зато на земле стоят рядышком ящики, полные вишен. Ого, целых пять штук нарвали! А в Катином ящике — чуть на донышке.
— Катюша, бери своё ведёрце да иди к нам! — позвала мама. — Я тебе тут две самые красивые ветки оставила.
— Иду-у! — крикнула Катя и волоком потащила свой ящик к четвёртому дереву. Поставила его прямо под ветки и, как мама, сразу двумя руками стала торопливо обрывать ягоды. Вишни были тёмные и крупные, как маслины, и ящик стал быстро наполняться.
— Отдохни, Катюша, — сказала мама. — Смотри, ты вся мокрая.
— Я не устала, мамочка. Мне просто жарко. — Катя сняла с головы шапочку и сбросила платье.
Папа посмотрел сверху на Катину работу и сказал:
— Да ты, дочка, оказывается, изобретатель. Ишь придумала — прямо в ящик вишни собирать.
Катя сделала вид, что не слышит похвалы: она торопилась оборвать последние ягоды.
— Всё, папка, всё! — крикнула она весело. — Мамочка, посмотри, сколько я нарвала! Теперь я вам буду помогать. Как дяде Коле.
Катя подняла с земли лежавшее без дела своё голубое ведёрце и протянула его папе:
— Ты нарвёшь в ведёрце, а я из него высыплю в ящик. Тогда тебе не придётся с дерева слезать. Идёт?
— Идёт! — засмеялся папа.
Втроём они обобрали ещё два дерева и уже хотели переходить к следующему, когда с дороги закричали:
— Эгей! Кончай работу!
Все стали выносить ящики к лесополосе на дорогу. Тот самый высокий чернобородый дяденька взвешивал их на весах и тут же выдавал деньги.
— Ну что ж, девочки, — сказал папа, — пусть наши ящики взвесят вместе, а заработок разделим на троих. Так?
— И нет! Я сама хочу! Всем же отдельно взвешивают! — сказала Катя.
— Ишь ты, — улыбнулся папа и поставил её ящик на весы.
Чернобородый взвесил его, пощёлкал косточками на счётах и похвалил:
— Молодец, Катюша! Хорошо работала. Получай свою первую зарплату, — и отсчитал ей на ладошку пять блестящих новеньких гривенников. А папе сказал: — Распишитесь, пожалуйста, за дочку.
— Нет уж, бригадир. Пусть сама. Она всё умеет, — сказал папа.
Катя взяла ручку и крупными печатными буквами вывела в ведомости: «КАТЯ».
Взрослые вокруг засмеялись и захлопали в ладоши.
… В город одна за другой мчались шесть автомашин. На трёх передних сидели люди. А остальные были забиты ящиками с вишнями. Катя всё оглядывалась. Ведь где-то там был и её ящик, который она собрала сама.
Солнце скрылось за далёким курганом. В степных балках проснулись холодные ветерки. Катя поёжилась, свернулась клубочком у мамы на коленях и задремала.
Подъехали к дому, когда густую синеву вечернего неба уже прокололи первые лучики звёзд. Папа прыгнул с грузовика. Мама перегнулась через борт и осторожно передала ему на руки спящую дочку.
Утром, когда мама встала, Кати дома уже не было.
— Вот непоседа! — сказала она.
