Книга судьбы

— Я просто подумала… ваша рука… — пробормотала она, показывая на белый бинт, которым была обмотана его рука.

Римлянин знал, что рискует, приходя сюда, в офис. Но микрофон в значке молчал, местонахождение Бойла оставалось неизвестным… некоторые вещи предпочтительнее выяснять лицом к лицу…

Присев на краешек стола Бев, Римлянин взял ее руку в свои.

— Бев, я отдаю себе отчет в том, что вы не знаете меня. Я понимаю, это очень странно, когда звонит агент, проводящий расследование, о котором вам ничего не известно, но я клянусь, что к Нико это не имеет ни малейшего отношения. Понимаете? Ни малейшего. Все, о чем я просил вас… делается сугубо в интересах национальной безопасности и для блага Уэса, — добавил он, глядя ей прямо в лицо бледно-голубыми глазами. — Я очень ценю, как вы заботитесь о нем… мы все знаем, как вам было жаль его…

— Дело не в жалости. Он славный мальчик…

— …которому давным-давно следовало бросить эту работу, но он боится этого. Ему страшно отбросить уютный покров безопасности, которым вы его окружили, но который калечит его еще сильнее. Подумайте об этом, Бев. Если он действительно вам дорог, то сейчас пришло время, когда вы нужны ему. Итак, есть ли кто-нибудь еще, кого мы проглядели? Прежние контакты по Белому дому? Его нынешние связи? Кто-нибудь, к кому, по-вашему, он может обратиться, если попадет в неприятности?

Откинувшись на спинку кресла, Бев притихла под шквалом обрушившихся на нее вопросов. На мгновение она встретилась взглядом с бледно-голубыми глазами Римлянина. Но чем большую настойчивость он выказывал, тем упорнее избегала она его взгляда. Она смотрела на клавиатуру. На свою книгу для записей в кожаном переплете. Даже на нечеткую фотографию размером пять на девять, сделанную на ее дне рождения много лет назад, которая теперь стояла под монитором. На снимке были запечатлены сотрудники аппарата, смеющиеся над тем, как президент задувает свечи на праздничном торте Бев. Это была одна из фотографий, которых в Белом доме официально не существовало, но которые украшали собой почти каждый здешний кабинет: немножко не в фокусе, немножко смешная и снятая впопыхах. Это был не профессиональный снимок, сделанный фотографом Белого дома. Это была семейная фотография, снятая одним из них.

— Извините, — сказала Бев, убирая руку и глядя на забинтованную ладонь Римлянина. — Я больше никого не могу вспомнить.

Глава пятьдесят третья

— …леди и джентльмены, поприветствуем президента Соединенных Штатов Америки!  — разносится из громкоговорителей голос комментатора, когда пленка в кассете приходит в движение и на гоночную дорожку выруливает черный «кадиллак» президента.

Судя по широкому углу захвата — нам видна сбоку сразу половина кортежа, — камера установлена в ложе для прессы стадиона.

— Вот карета «скорой помощи» с кровью для Бойла, — показывает Дрейдель, обогнув стол для совещаний, чтобы оказаться поближе к телевизору. Он останавливается рядом с Лизбет, которая расположилась слева от экрана.

Далеко справа от меня Рого снова уселся во главе овального стола. Ему не нужно ничего говорить. Характерным жестом он выпячивает подбородок, кивает головой влево и вопросительно приподнимает брови. С тобой все в порядке?

Стиснув зубы, я утвердительно киваю. Рого стал моим другом еще в те времена, когда я не умел водить машину. Он знает правду.

— Лизбет, — окликает он журналистку. — Может быть, стоит…

— Оставь ее в покое, — прошу я. — Я в порядке.

Когда лимузин минует последний поворот и направляется к финишной черте, камера отъезжает назад, чтобы дать общий план кортежа, который теперь движется прямо на нас. Когда-то я называл его «похоронной процессией». Тогда я и не подозревал, сколь зловещей окажется эта шутка.

На экране камера медленно наезжает на президентский «кадиллак». Клянусь, я вновь ощущаю запах кожаной обивки сидений, маслянистый аромат крема для обуви Мэннинга и сладковатый аромат бензина, наплывающий от боксов гоночных команд.

— Отлично, поехали, — говорит Лизбет.

Картинка на экране резко меняется. Теперь изображение передается с камеры, установленной где-то внизу, на треке, — мы оказываемся на уровне глаз с происходящим. Со стороны пассажира из лимузина вылезает старший группы агентов Секретной службы и спешит открыть заднюю дверь. На экране появляются еще два агента, загораживая от нас толпу встречающих. Я чувствую, как пальцы ног непроизвольно сжимаются, пытаясь пробиться сквозь подошвы туфель, и зарыться в землю. Я знаю, что за этим последует. Но как только дверца открывается, картинка замирает и останавливается.

— Покадровое воспроизведение? — спрашивает Дрейдель.

— Только так мы сможем увидеть, что происходит на заднем плане, — объясняет Лизбет, вцепившись в верхний левый угол телевизора. Дрейдель обходит ее и проделывает то же самое с правым углом. Они не хотят ничего упустить из виду.

Сидя по другую сторону стола для совещаний, я неловко ерзаю в кресле. На заднем плане в замедленном воспроизведении появляются еще два агента Секретной службы, прикрывая вторую дверцу, распахивающуюся навстречу толпе.

— И вы знаете всех этих людей? — спрашивает Лизбет, обводя широким кружком на экране пятерых агентов в штатском.

— Джефф, Джад, Грег, Алан и… — Дрейдель спотыкается на последнем.

— Эдди, — подсказываю я, не сводя глаз с экрана телевизора.

— Осталось совсем немного, — обещает Дрейдель, словно от этого мне должно стать лучше. Он поворачивается к телевизору как раз вовремя, чтобы увидеть, как на крышу лимузина изнутри выползают пять пальцев, похожих на крошечных розовых червей. Пальцы ног у меня сводит судорогой — кажется, они вот-вот прорвут подошвы. Закрыв на мгновение глаза, я готов поклясться, что ощущаю запах попкорна и прокисшего пива.

— Вот он, — шепчет Дрейдель, пока Мэннинг медленно покидает лимузин, уже воздев одну руку в замершем приветствии. Позади него, тоже с поднятой рукой, то же самое проделывает первая леди.

— Теперь внимательно следите за президентом, — говорит Лизбет.

На экране кадры медленно сменяют друга друга, и Мэннинг впервые поворачивается лицом к камере.

Он улыбается так широко, что нам видны его розовые десны. Такая же улыбка озаряет и лицо первой леди, которая держит его за руку. Оба явно в полном восторге от встречающей их толпы.

— Он не очень-то похож на человека, который знает, что в него вот-вот начнут стрелять, а? — спрашивает Лизбет, ни к кому конкретно не обращаясь. А Мэннинг продолжает размахивать рукой, и черная ветровка вздувается у него за спиной, как наполненный гелием воздушный шар.

— Я же говорил, что он даже не догадывался о том, что должно произойти, — поддерживает ее Дрейдель. — Я хочу сказать, что неважно, к чему они готовились или сколько крови Бойла возили с собой в карете «скорой помощи»… ни Мэннинг, ни Служба, ни кто-либо другой не согласились бы рисковать и подставляться под выстрелы.

— Вы по-прежнему исходите из предположения, что они целились в Мэннинга, — говорит Лизбет, и в этот миг на экране появляется Олбрайт, с черепашьей скоростью вылезающей из лимузина. — А я думаю, что Нико попал именно в того, в кого хотел попасть. Вспомните его побег из больницы прошлой ночью. Оба санитара убиты выстрелами в сердце, и у обоих прострелена кисть правой руки. Вам это никого не напоминает?

На экране телевизора появляется крошечная розовая лысина в окружении кустистых седых волос. Подобно солнцу, она поднимается над крышей лимузина. Дружище Бойл.