Паутина

Ребекка. У нее нет ничего общего с Ребеккой, кроме того, что она…

Моя рука с сигаретой замерла в воздухе. Голос Лиз прозвучал глухо, словно издалека:

— Анна? Что с вами?

— Хелен, — чуть слышно произнесла я.

Не глядя на Лиз, я чувствовала на себе ее пристальный взгляд.

— О чем вы говорите, моя милая?

— Все ясно. Кристально ясно. Господи, какая я дура. Все было понятно с самого начала, прямо-таки бросалось в глаза. — Внезапная догадка обрушилась на меня лавиной, все прежние домыслы рассыпались в прах под напором единственно возможной истины. — Джералдину Хьюз выжили отсюда не потому, что она была Ребеккой, а потому, что она знала Ребекку — училась с ней вместе в начальной школе. Она видела Ребекку своими глазами.

— Что-то я не пойму?.. И кого это могло волновать?

— Ребекку. У нее новое имя, новая биография, новая жизнь. Поэтому самое важное для нее — чтобы ее не узнали. Джералдина ее не узнала, но могла бы узнать некоторое время спустя — несмотря на то, что Ребекка выглядит сейчас совсем иначе. Несмотря на то, что сейчас ее зовут Хелен.

Неподвижный взгляд Лиз выражал глубочайшее изумление.

— Анна… Неужели вы думаете, что…

— Все логично! Ребекка Фишер начала новую жизнь под именем Хелен. В Эбботс-Ньютоне она в безопасности, здесь она принята всеми. И вдруг откуда ни возьмись является Джералдина. Возможно, Хелен сразу узнала ее, а возможно, в разговоре Джералдина упомянула, что жила и училась в Тисфорде. Не знаю, как это вышло, но уверена, что так и было. И тогда Хелен поняла, что должна любым способом избавиться от Джералдины, пока та не узнала ее. И Хелен нашла самый подходящий способ. Как говорится, убила двух зайцев: избавилась от Джералдины и обезопасила себя. Если бы в будущем кто-либо связал ее с Ребеккой Фишер, то это выглядело бы смешно и даже безумно, поскольку всем было известно, что Ребекку отсюда выставили. Без Джералдины, живущей поблизости, Хелен могла считать себя здесь в безопасности до конца своих дней… Однако не вышло. Приехала я и начала собирать материалы по этому делу. Когда Хелен узнала, чем я занимаюсь, то поняла, что должна остановить меня до того, как я нарою достаточно, чтобы вычислить ее…

Лиз стала пепельно-серой, но явного недоверия к моим словам на ее лице не было.

— Боже мой, Анна, — пробормотала она. — Это логично. Вы правы, такое вполне возможно. Но Хелен…

Пауза в разговоре казалась глубокой, как бездна; лампа под потолком почему-то стрекотала намного громче, чем раньше. Я видела, что Лиз лихорадочно пытается собраться с мыслями и вернуться в тот мир, где знакомства не были опасными, а друзья не скрывали мрачных тайн.

— Пойдемте-ка спать, моя милая, — наконец сказала она. — Уже второй час ночи.

На столике рядом с единственной кроватью в гостевой спальне Лиз стоял старенький приемник с часами, мерцающие красные цифры на котором казались в темноте слишком яркими; часы показывали 02:45. Мой взгляд время от времени останавливался на них, когда после бесконечных попыток выбрать удобную позу и хоть немного поспать я поворачивалась на бок и проверяла, долго ли еще до утра. Простыни отдавали прелостью, но что еще хуже — воздух в комнате был донельзя спертым, точно таким же, как и в нашей гостевой до того, как я проветрила ее перед приездом Петры. Зато в этой спальне я была в безопасности.

Я безостановочно ворочалась, периодически вздрагивая, нервы были напряжены до отказа. Окно выходило на задний двор, где мы похоронили Сокса, а дальше начинался лес. «Никого там нет! — Я уже злилась на себя. — Успокойся и постарайся заснуть». Я мечтала увидеть свет и кого-нибудь рядом, но о том, чтобы разбудить Лиз, не могло быть и речи.

Я и минуты не могла пролежать без движения. Внезапно мне понадобилась сигарета и стакан воды; я не просто хотела пить и курить, это была жизненная необходимость. Вспомнив, что сигареты остались в сумке на кухонном столе, я потихоньку выбралась из постели, на цыпочках вышла из спальни и спустилась по лестнице. Войдя в кухню и повернув выключатель, я снова очутилась в теплой домашней обстановке, которой противоречили безлюдье и безмолвие, а полки со специями и кулинарными книгами выглядели странно на фоне стерильной белизны стен. Наполнив из-под крана стакан, я залпом и с наслаждением выпила воду, а потом, сев за стол, полезла в сумку за сигаретами и спичками.

Спичечный коробок был подозрительно легким. Открыв его, я обнаружила всего две спички. Первая погасла в моих дрожащих пальцах, вторая горела достаточно долго для того, чтобы поджечь кончик сигареты. Я стала лихорадочно затягиваться, но тщетно. Проклятие! «У Лиз где-то должны быть спички, — подумала я. — Даже некурящие на всякий случай держат их в доме. Наверняка в одном из ящиков буфета хранится большой коробок». Стараясь производить как можно меньше шума, я выдвинула несколько ящиков — спичек не было. Дверца серванта под полкой с поваренными книгами была закрыта, но, потянув за ручку, я поняла, что она не заперта на замок. Я дернула ее, и дверца открылась, издав громкий «чпок», с каким пробка вылетает из бутылки с шампанским. Только бы у Лиз был крепкий сон — в противном случае она наверняка проснется.

Под сложенной кружевной скатертью смутно различались формы каких-то предметов. Приподняв скатерть, я замерла… Лампа. Разумеется, это не подлинник, не Тиффани, Лиз не стала бы держать такую красоту в глубине серванта, но подделка хороша. Почти такая же, как та, что у нас украли.

Я опустилась на корточки, осторожно вытащила лампу. Точно такая же, как наша. Стеклянные вставки тех же цветов — от кроваво-красного до желтовато-зеленого и темно-синего; тот же абажур, та же причудливо изогнутая кованая подставка. Я ясно представила себе эту лампу стоящей две недели назад в нашей гостиной, на полке с книгами возле двери.

Выпрямившись, я в полном замешательстве смотрела на лампу. И тут в моей голове зазвучали голоса. Сначала соло, затем дуэтом; число голосов увеличивалось, они начали сливаться в хоре, где каждый одновременно с другими произносил свою фразу и каждый из участников, присоединяясь к хору, увеличивал его громкость.

Приятная во многих отношениях.

Хомячок по кличке Тоффи.

Настоящая домохозяйка в будущем.

Кот по кличке Сокс.

Ей больше нравилась роль слушателя, и с этой ролью она отлично справлялась…

— Анна, милая моя? Что вы здесь делаете? — раздался голос от кухонной двери.

Я обернулась. В дверном проеме, на фоне темной прихожей, стояла Лиз в розовой пижаме с зайчиком на кармане. Она смотрела на лампу в моих руках.

— Это вы, — медленно произнесла я. — Вы — это она. Вы — Ребекка.

43

— О чем это вы, моя милая?

Ее лицо, освещенное холодным белым светом, противоречило невинно-недоуменному голосу: глаза раскрыты чуть шире, чем обычно, губы и веки мелко подрагивают, испуг в каждой черточке. Она просто пыталась оттянуть время. О своей догадке я объявила без тени сомнения — наоборот, с неопровержимой уверенностью, словно лампа-вспышка внезапно осветила все. В этот миг истина открылась, и наши с Лиз беседы промелькнули в моем сознании, словно прокручиваемая назад видеозапись: ее расспросы как бы между прочим, ее обеспокоенность моим расследованием, ее настойчивые уговоры оставить это дело ради моей же безопасности. Поставив лампу на стол, я смотрела на Лиз, как мне казалось, без всяких эмоций.