— Нет.
— Ну, слава Богу…
Алексей понимающе кивнул.
— У вас днем было затруднено движение, — вмешалась Кира. — А как сейчас?
— Сейчас не затруднено.
Алексей покидает дом Киры Владимировны.
Выходит во двор. Из раскрытого окна доносятся смех и музыка.
Алексей стоит, не в силах двинуться с места. Мимо идут люди. Но Алексею кажется, что и деревья, и люди отделены от него как бы стеклянной перегородкой. Он — сам по себе. Они — сами по себе. Он стоит, оцепеневший от одиночества, вырванный из праздника жизни, как морковка из грядки. И как морковка, брошенный в осеннюю свалку.
Нинка сидела перед телевизором и смотрела «Вечер смеха».
Появляется Алексей. Раздевается молча.
— Ну, чего она сказала? — спросила Нинка.
— Ничего.
Алексей ложится на диван, лицом вверх. Нинка подошла, легла рядом. Оплела руками.
— Говорил, через полчаса, а пришел через три. Только и делаешь, что обманываешь.
— Я домой к ней ездил. Она в Ясеневе живет.
— И чего она сказала?
— Чтобы я воспроизводил в памяти счастливые минуты жизни.
— Зачем?
— Лечение такое.
— Ну что ж, давай полечимся. Помнишь, как мы познакомились?
Алексей лежит лицом вверх на самом дне океана одиночества. Над ним 300 километров катастрофы. Не всплыть.
— К тебе подошел милиционер и говорит: «Там девушка на снегу заснула. Пьяная. Вы ее не отвезете домой?» А ты ему: «Я пьяных женщин терпеть не могу». А он: «Не хочется ее в вытрезвитель отправлять. И бросать нельзя. Простудится. Вот ее паспорт. Тут адрес: Фестивальная улица, дом два». А ты говоришь: «Это по дороге. Я в соседнем доме живу. Фестивальная улица, дом четыре». Представляешь? Мы годами жили рядом и никогда не встречались.
Алексей молчит.
— Ты и повез. На спине втащил. Как раненого бойца. А на другой день пришел спросить, как я себя чувствую… А знаешь, почему я тогда напилась?
Алексей молчит.
— Пить не умела. А ты не верил. Думал, я алкоголичка. На путь истинный наставлял.
Пауза.
— А помнишь, как ты первый раз у меня остался? Помнишь?
Алексей молчит.
— …Я смотрю на тебя и спрашиваю: «Не стыдно жене изменять?» А ты говоришь: «Стыдно».
— Да…
— А ты тогда удивился, что я девушка?
— Да…
— Еще бы. Двадцать пять лет. Актриса. Пьющая. И девушка. Вот уж действительно экспонат. В музей ставить можно.
Пауза.
— Ты мой первый и единственный… — Целует. — Мой Мцыри, мой Лермонтов. Мой таракан Абдулка.
Алексей лежит лицом вверх, безучастный и одинокий, как «труп на шумной тризне».
— Что с тобой, Алешка? Что происходит?
— Ничего.
— А что ты, как статуя Командора? Как Каменный гость?
Треплет его. Трясет за плечи.
— Оставь меня.
Нинка поднимается:
— Интересное дело! Я весь день сижу, убираю, варю, парю, а он явился, даже цветка не принес, и «оставь меня». Чего ты пришел?
Алексей молчит.
— Хоть какая-то польза должна быть от мужика в доме. А то разлегся, как собака под деревом. А ну вставай!
— Какая тебе нужна от меня польза?
Нинка выходит из комнаты и возвращается с полным мусорным ведром:
— Вот ведро вынеси во двор! У нас мусоропровод не работает.
Алексей поднимается. Сует ноги в тапки. Берет ведро. Выходит в одном костюме.
Двор. Баки для мусора.
Алексей выходит слева. Опрокидывает над баком ведро. И идет направо. К соседнему корпусу.
Дом Коржиковых.
Длинный звонок в дверь.
Лена в ночной рубашке выходит к двери. Снимает цепочку. Поднимает на замке собачку.
На пороге Алексей — в тапках и с пустым мусорным ведром. И отрешенными глазами.
— Алеша… — пугается Лена.
Появляется Наташа, заспанная, в пижаме.
— Папа… Тебя что, обокрали?
Алексей смотрит, будто проснулся. Тот факт, что он по инерции вернулся в родной дом, для него такая же неожиданность, как и для его семьи.
— Отстаньте все от меня! — потребовал он. — Оставьте меня в покое.
И прошагал в свою комнату, сохраняя ведро и независимость.
Жена и дочь переглянулись в растерянности. За дверью раздался звон пустого ведра, как будто его метнули в угол.
В дверях возник Алексей, взбешенный и всклокоченный.
— Где моя папка? Где мои Белые города? Никогда ничего не лежит на месте. Это не дом, а караван- сарай…
— Папа, караван-сарай — это гостиница со скотом.
Алексей лезет на антресоли.
На пол падает пыльный Дед Мороз.
Кабинет Шефа.
Секретарша пытается задержать Коржикова в дверях.
— Он занят…
— Я тоже. — Алексей отодвинул секретаршу, прошел в кабинет.
Шеф занимался йогой. Стоял на голове.
— Я пришел сказать вам, что вы — законченное говно, — объявил Алексей.
— А бывает незаконченное? — спросил Шеф, стоя вверх ногами.
— Бывает незаконченное.
— А какая разница?
— Незаконченное — это когда человек знает, что он говно, и стесняется этого. А законченное — это когда он знает и не стесняется.
