— Сколько? — спросила Нинка.
— Мужики там ходят смуглые, завернутые в простыни, лица красивые, никто никуда не торопится, какая-то другая цивилизация, как на Луне.
— Сколько заплатили?
— Да подожди ты с деньгами. Знаешь, я понял: религия — это большая дисциплина на самом деле… Семь нулей.
— Семь нулей? — переспросила Нинка. — А это сколько? Миллион?
— Миллион — шесть нулей. А это — семь. Десять миллионов.
— Чего?
— Ну не рублей же…
— Долларов? — оцепенела Нинка.
— Фунтов стерлингов. Это еще больше. Почти в два раза больше.
Пауза. Нинка пытается справиться с информацией.
— Ты знаешь, у мусульман другие лица. Я на глаз могу отличить христианина или мусульманина. Я вот думаю, что было вначале — лицо или вера?
— А почему они так много дали? — спросила Нинка.
— Это немного. Для них — копейки. Белые города в их пустынях — просто спасение. Другое качество жизни. Я вот думаю, какой-то замызганный худосочный Алешка Коржиков в русских снегах и туманах придумывает для арабских пустынь белые города…
— Мы должны половину денег отдать Коржикову.
— Это почему? — неприятно удивился Шеф.
— Потому что это его идея, его расчеты, его жизнь, в конце концов.
— Но Арабские Эмираты нашел я. И продал — я. Его идея до сих пор валялась бы в папке. А я сделал ей ноги.
— Поэтому ты берешь половину. А половина — его. Иначе не честно.
— Нина, я уже думал, — признался Шеф. — Мы, конечно, должны поделиться. Но у нас столько дыр… Посчитай сама… Нам нужна другая квартира. Сейчас хорошая квартира стоит полмиллиона. Загородный дом — столько же. Хорошо бы купить виллу на Средиземноморье. Вот уже два миллиона.
— А зачем виллу на Средиземноморье? — не поняла Нинка.
— Затем, что в Москве восемь холодных месяцев. Разве плохо в ноябре поехать на море и погреться месяца три?
Нинка молчит.
— Детям надо дать, чтобы не подохли с голоду. Твоим родителям-пенсионерам хорошо бы создать человеческие условия под старость лет. А мы… Разве мы не хотим путешествовать?
— Хотим. Но не на чужие деньги. Половина — это тоже грабеж. Ты имеешь право на двадцать процентов. А восемьдесят процентов — Алешины.
— Так ведь он никогда не узнает. Откуда он узнает?
— Я скажу, — спокойно объяснила Нинка.
— Странно, — задумчиво проговорил Шеф. — А что ты о нем так хлопочешь? Что ты от него видела? Он даже не захотел на тебе жениться. Сдал тебя мне, как в ломбард. Разве он вел себя как мужчина?
— Он умирал, — сказала Нинка.
— А что же он тогда не умер? Жив и здоров. Работает на фирме шофером.
Нинка молчит.
— Может быть, ты и сейчас его любишь?
Нинка не отвечает.
— Давай, я отдам тебе деньги, можешь уходить к нему.
Нинка удивленно смотрит на Шефа:
— Ты действительно мог бы все отдать и отпустить?
Шеф садится за стол и начинает есть.
— Какое счастье пожрать, когда хочется. — Наливает себе водки. Пьет. — Сядь, — просит он.
Нинка садится.
— Давай выпьем! — Наливает. Поднимает рюмку. — Так вот, учти… Без тебя мне ничего не надо. Я до тебя никого не любил. То, что было, это так… А ты — живая, и теплая, и молодая. Молодые не ценят молодость. А старые ценят.
— Ты не старый, — возразила Нинка. — Ты очень хороший.
— Хороших не любят. Любят плохих. Но я что-то хотел и забыл. А… вспомнил.
Шеф поднимается, достает коробочку. Раскрывает. На черном бархате бриллиантовое колье.
— Это мне? — Нинка замирает. — Как в кино…
Шеф надевает ей украшение. Нинка смотрит на себя в зеркало.
— Никто не поверит, что настоящее. Подумают — подделка.
— Но ты будешь знать, что настоящее. И я. А на остальных нам плевать.
— Я не представляла себе, что у меня когда-нибудь… Я думала, это не для меня.
— Ты стоишь больше. Но это впереди.
Нинка обнимает Шефа. Стоят так долго. Целую минуту. А может, две. Потом Нинка отстраняется и снимает колье.
— Я не могу носить краденое, — протягивает Шефу.
— А откуда он узнает?
— Он не узнает. Но я буду знать. И ты.
— Нина, но столько дыр!.. — горестно воскликнул Шеф.
— Никогда хорошо не жили, нечего и начинать…
Алексей Коржиков выходит из своего старенького «жигуленка», запирает руль на секретный замок. Входит в свой подъезд. Подходит к своей двери и в это время видит сидящую на лестнице Нинку. На ее коленях — кожаный кейс с металлическими замками.
— Говорил, в шесть, а пришел в семь, — упрекает Нинка. — Я тут на лестнице, как кошка, жду.
— Японцев в Загорск возил, — объяснил Алексей. — Извини.
— Ты, наверное, голодный? — предположила Нинка.
— Ничего. У меня есть рисовая лапша с собой. Японцы подарили. Три минуты — и готово. Вместе поедим.
— Нет. Я на одну минуту. Борис будет нервничать.
— Но ведь он не Борис.
— Не имеет значения. Вот, — протягивает кейс. — Это тебе.
— А что это?
— Гонорар за Белые города.
— Ты еще помнишь? — удивился Алексей.
— Борис продал в Арабские Эмираты. Это как раз то, что им надо.
— Кому им?
— Арабам. У них ведь пустыни.
Алексей пытается открыть кейс. У него не получается. Нинка помогает. Кейс открыт. Он доверху набит пачками. Алексей обмер. Наступила пауза.
— У него всегда были организаторские способности, — сказал Алексей. — А это тоже талант.
Снова повисла пауза.
— Ты не рад? — спросила Нинка.
— Я рад, — без энтузиазма ответил Алексей.
— А как ты живешь вообще?
— Что именно тебя интересует?
— Как твое здоровье? Ты больше не умираешь?
— Пока нет.
— А жена твоя где?
