Феликс молчал. Он бы тоже не хотел, будь он на месте прокурора.
— Я не возражаю, если вы войдете в нашу семью. Я вам помогу. У вас будет зеленая улица.
Феликс не понял, что такое зеленая улица. Поднял глаза.
— Я вас не покупаю, — объяснил прокурор. — Просто я больше всего в жизни люблю мою дочь.
— Я тоже люблю вашу дочь, — отозвался Феликс. И это было единственное, что он сказал.
Его любовь к Нине была совершенно другой, чем к Маше. Машу он любил сверху вниз, снисходя. А Нину — снизу вверх, возвышаясь.
Вечером они сидели у моря. Феликс сказал:
— Опомнись. Я — одесская фарца.
— Нет… — тихо ответила Нина.
— Если хочешь, я разведусь, и мы поженимся…
Нина заплакала, от счастья и от стыда за свое счастье. Феликс тоже заплакал от торжественности минуты. Но вдруг вспомнил про капитана.
— А где капитан? — спросил он.
— В дальнем плавании.
— В каком смысле?
— В прямом. Он же капитан.
— А он вернется?
— А нам-то что?
— Пусть возвращается. Или тонет. Это уже его судьба, которая не имеет к нам никакого отношения. Все прошлое должно быть отринуто. Начинается новая жизнь, как новое кино со своим сценарием.
Феликс приехал в Одессу и, прежде чем явиться домой, завернул на базар, купил разной еды. Все же он ехал домой.
Когда открыл дверь и вошел — увидел Машу, лежащую посреди комнаты, совершенно пьяную.
Его не было десять дней, и все эти десять дней она пила и не ходила на работу. Ребенок топтался вокруг матери и не знал, что ему делать. Все это время он питался хлебом и водой. Как в тюрьме.
Феликс застыл. Как она узнала? Ей сказали? Или она почувствовала?
Феликс увидел фотографии киногруппы, разбросанные по столу. Фотограф, работавший на картине, снимал рабочие моменты, жанровые сцены из жизни группы и даже заключительный банкет. На всех фотографиях Феликс смотрел на Нину, а Нина на Феликса и между ними протянут невидимый провод под напряжением. Даже посторонний глаз видел это напряжение, именуемое СТРАСТЬ.
Маша все поняла. И вот реакция. Она глушит себя до полного бесчувствия, потому что, если что-то почувствует, умрет от боли. Водка вместо наркоза. А Феликс — хирург. Он приехал, чтобы вырезать ее душу. И при этом хочет, чтобы операция прошла без последствий.
Валик подошел к отцу и поднял к нему бледное личико.
— Папа! — тихо воскликнул он. — Ну сделай что-нибудь. Я больше не могу…
Феликс оттащил Машу в ванную с холодной водой. Потом накормил Валика. Он ел, глядя вниз. В его маленьком мозгу крутились какие-то тяжелые мысли.
Маша очнулась, но есть не стала. Феликс уложил ее спать. Впервые за десять дней она спала на кровати. Маша ни о чем не спрашивала. У нее не было сил, чтобы думать и чувствовать.
Ночью Феликс почувствовал, что умирает. У него млело сердце и казалось: сейчас остановится. Холодели руки и ноги.
Он вызвал «скорую помощь». Его отвезли в больницу, и он таким образом скрылся от обеих женщин.
Феликс попросил врача, чтобы к нему никого не пускали. Врач тоже предпочитал покой для своего пациента. У Феликса была плохая электрокардиограмма: предынфарктное состояние.
В эти дни мне позвонила Валя Нестерова. Она дружила со многими одесситами, и с Ниной в том числе. Я поняла, что это звонок-разведка.
Нина хотела что-то понять и засылала разведчиков.
— Привет, — поздоровалась Валя. — Ну как ты поживаешь?
— Тебя ведь не я интересую, — отозвалась я.
Валя замолчала. Напряглась.
— Он соскочит, — сказала я.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю Феликса.
— Он сделал предложение. Поехал разводиться. И пропал с концами.
— Это называется: сбежал через клозет, — подытожила я.
Валя тяжело замолчала. Она понимала: ей придется нести плохую весть в дом прокурора.
— А ты как поживаешь? — спросила Валя. Ей было неудобно сразу прощаться.
— Как всегда, — ответила я.
Я всегда жила примерно одинаково. Работала. И чего-то ждала.
Феликс вышел из больницы и через полгода уехал в Германию. По программе Коля. Гельмут Коль — рослый и корпулентный человек, оказался крупным во всех отношениях. Он решил хотя бы частично искупить вину немцев перед евреями.
Вот тут сгодился папаша Феликса — Илья Израйлевич. Сгодились его отчество и национальность. Хоть какая-то польза от человека. И как оказалось — не малая.
Феликс и его семья поселились в красивейшем городе Мюнхен — столице Баварии, неподалеку от пивной, где Гитлер начинал свою карьеру.
Правительство предоставило льготы, по которым можно было не просто существовать, а жить, вкусно есть и даже лечиться. После пустых прилавков перестроечной Одессы немецкие супермаркеты казались страной чудес.
Маша первым делом пошла на курсы немецкого языка. Параллельно подрабатывала, убирала у богатых немцев. Такая работа стоила десять марок в час. Чтобы получить сто марок, Маша трудилась десять часов подряд. Как в спортзале. Без отдыха и с нагрузкой.
Феликс в это время был занят тем, что страдал. Он тоже страдал без отдыха и с алкогольной нагрузкой. Маша его не дергала. Она согласилась бы работать и ночью, только бы Феликс был рядом, даже такой — депрессивный, небритый, постоянно курящий.
Главная радость — Валик. Он пошел в школу и делал успехи. Быстро заговорил по-немецки и даже внешне стал походить на немца. Вписался.
Однажды Маша раскрыла газету и прочитала, что в симфонический оркестр требуется контрабас. Открыт конкурс.
Маша пошла и записалась на конкурс. А чем черт не шутит…
Но черт с его шутками не пригодился. Маша переиграла всех претендентов. В ее руках была сила, а в звуке — гибкость. И все эти показатели никак не вязались с ее обликом робкого теленка.
Дирижер Норберт Бауман провел собеседование и отметил с удовлетворением, что русская — точна, как немка. В ней есть талант и качество, как говорят немцы — квалитет. От нее шла хорошая энергетика.
Машу взяли в оркестр.
Это был симфонический оркестр на радио. Государственный канал. Были еще частные каналы и частные оркестры, но государственный считался престижнее и стабильнее. Человек, который получал такое место, мог считать себя обеспеченным до пенсии.
Маша стала зарабатывать большие деньги. Может быть, для немцев это были не очень большие, но для Маши — астрономические. Этих денег хватало на все: на медицинскую страховку, на обучение Валика, на оплату жилья. И еще оставалось. Стали подумывать о собственном доме. Маша хотела дом с бассейном.
