покоя.
Миша ушел, как сбежал.
От вина у Татьяны кружилась голова. По стене напротив полз таракан, уцелевший от порошка. Он еле волочил ноги, но полз.
«Как я», — подумала Татьяна.
В соседней палате лежали две Гали: большая и маленькая. Обе пьющие. Галя-маленькая умирала от рака. К суставам эта болезнь отношения не имела, но Галя когда-то работала в диспансере, и главный врач взял ее из сострадания. Здесь она получала препараты, снимающие боль.
Галя-маленькая много спала и лежала лицом к стене. Но когда оживлялась, неизменно хотела выпить.
Галя-большая ходила на двух костылях. У нее не работали колени. Рентген показывал, что хрящи спаялись и ничего сделать нельзя. Но Галя-большая была уверена, что если дать ей наркоз, а потом силой согнуть и силой разогнуть, то можно поправить ситуацию. Это не бред. Есть такая методика: силой сломать спаявшийся конгломерат. Но врачи не решались.
Галя-большая была преувеличенно вежливой. Это — вежливость инвалида, зависимого человека. Иногда она уставала от вежливости и становилась хамкой. Увидев Татьяну впервые, Галя искренне удивилась:
— А ты что тут делаешь?
Гале казалось, что чемпионы, даже бывшие, — это особые люди и ног не ломают. Потом сообразила, что чемпионы — богатые люди.
— Есть выпить? — деловито спросила Галя-большая.
— Откуда? — удивилась Татьяна.
— От верблюда. Возле метро продают. Сбегай купи.
Был вечер. Татьяне обмотали ногу спиртовым компрессом, и выходить на улицу было нельзя.
— Я не могу, — сказала Татьяна.
— Ты зажралась! — объявила Галя-большая. — Не понимаешь наших страданий. Сходи!
— Сходи! — подхватила со своего места Галя-маленькая. — Хочешь, я пойду с тобой?
Она вскочила с кровати — растрепанная, худенькая. Рубашка сползла с плеча, обнажилась грудь, и Татьяна увидела рак. Это была шишка величиной с картофелину, обтянутая нежной розовой кожей.
— Я пойду с тобой, а ты меня подержи. Хорошо?
Истовое желание перехлестывало возможности.
Татьяна вышла из палаты. Возле двери стоял солдат Рома — безумно молодой, почти подросток.
Татьяна не понимала, зачем здесь нужна охрана, но охрана была.
— Рома, будь добр, сбегай за бутылкой, — попросила Татьяна.
— Не имею права. Я при исполнении, — отказался Рома.
Татьяна протянула деньги.
— Купи две бутылки. Одну мне, другую себе. Сдача твоя.
Рома быстро сообразил и исчез. Как ветром сдуло. И так же быстро появился. Ноги у него были длинные, сердце восемнадцатилетнее. Вся операция заняла десять минут. Не больше.
Татьяна с бутылкой вошла к Галям. Она ожидала, что Гали обрадуются, но обе отреагировали по- деловому. Подставили чашки.
Татьяна понимала, что она нарушает больничные правила. Но правила годятся не каждому. У этих Галь нет другой радости, кроме водки. И не будет. А радость нужна. Татьяна наливала, держа бутылку вертикально, чтобы жидкость падала скорее.
Когда чашки были наполнены, Галя-большая подставила чайник для заварки, приказала:
— Лей сюда!
Татьяна налила в чайник.
— Бутылку выбрось! — руководила Галя-большая.
— Хорошо, — согласилась Татьяна.
— А себе? — встревожилась Галя-маленькая.
— Я не пью.
— Нет. Мы так не согласны.
Они хотели праздника, а не попойки.
Татьяна принесла из своей палаты свою чашку. Ей плеснули из чайника.
— Будем, — сказала Галя-большая.
— Будем, — поддержала Галя-маленькая.
И они тут же начали пить — жадно, как будто жаждали.
«Бедные люди… — подумала Татьяна. — Живьем горят в аду…»
Считается, что ад — ТАМ, на том свете. А там ничего нет скорее всего. Все здесь, на земле. Они втроем сидят в аду и пьют водку.
Перед выпиской Татьяне сделали контрольный снимок. Ей казалось, что шесть недель нечеловеческих усилий могут сдвинуть горы, не то что кости. Но кости остались равнодушны к усилиям. Как срослись, так и стояли.
— Что же теперь делать? — Татьяна беспомощно посмотрела на врача.
Врач медлила с ответом. У врачей развита солидарность, и они друг друга не закладывают. Каждый человек может ошибиться, но ошибка художника оборачивается плохой картиной, а ошибка врача — испорченной жизнью.
Татьяна ждала.
— Надо было сразу делать операцию, — сказала врач. — А сейчас время упущено.
— И что теперь?
— Болезненность и тугоподвижность.
— Хромота? — расшифровала Татьяна.
— Не только. Когда из строя выходит сустав, за ним следует другой. Меняется нагрузка на позвоночник. В организме все взаимосвязано.
Татьяна вдруг вспомнила, как в детстве они дразнили хромого соседа: «Рупь, пять, где взять, надо заработать»… Ритм дразнилки имитировал ритм хромой походки.
Татьяна вернулась в палату и позвонила подольскому врачу. Спросила, не здороваясь:
— Вы видели, что у меня вилка разошлась?
— Видел, — ответил врач, как будто ждал звонка.
— Я подам на вас в суд. Вы ответите.
— Я отвечу, что у нас нет медицинского оборудования. Знаете, где мы заказываем болты-стяжки? На заводе. После такой операции у вас был бы остеомиелит.
— Что это? — хмуро спросила Татьяна.
— Инфекция. Гной. Сустав бы спаялся, и привет. А так вы хотя бы ходите.
— А почему нет болтов? — не поняла Татьяна.
— Ничего нет. Экономика рухнула. А медицина — часть экономики. Все взаимосвязано…
Теперь понятно. Страна стояла 70 лет и рухнула, как гнилое строение. Поднялся столб пыли. Татьяна — одна из пылинок. Пылинка перестройки.
— А что делать? — растерялась Татьяна.
— Ничего не делать, — просто сказал врач. — У каждого человека что-то болит. У одних печень, у других мочевой пузырь, а у вас нога.
Судьба стояла в стороне и улыбалась нагло.
Судьба была похожа на кишиневскую барышницу с накрашенным ртом. Зубы — розовые от помады, как в крови.
Вечером Татьяна купила три бутылки водки и пошла к Галям.
Выпили и закусили. Жизнь просветлела. Гали запели песню «Куда бежишь, тропинка милая…».
