все это было лишено выдумки и всякой выразительности. Однако, между прочим, в углу истории есть фигура с поросенком на плечах, в которой, как говорят, Баччо изобразил мессера Бальдассаре из Пеши, дабы осрамить его: Баччо считал его своим врагом, так как мессер Бальдассаре передал тогда заказ на статуи Льва и Климента (о чем говорилось выше) другим скульпторам и, мало того, добился в Риме того, чтобы в ущерб Баччо с него взыскали принудительным путем деньги, которые он перебрал за статуи и фигуры.
А между тем Баччо только одним и занимался: доказывая герцогу, что в статуях и постройках жива слава древних, он убеждал его превосходительство, что и ему надлежит на будущие времена запечатлеть вечную память о себе самом и о своих деяниях. А так как гробница синьора Джованни близилась к завершению, он ходил и думал, как бы заставить герцога начать какое-нибудь большое предприятие, которое и стоило бы дорого, и тянулось очень долго.
Герцог Козимо уехал из палаццо Медичи, где он жил раньше, и переселился со всем двором во дворец на площади, который ранее был занят Синьорией и который он перестраивал и украшал все время. Он сказал как-то Баччо, что ему очень бы хотелось отделать залу для публичных приемов как иностранных послов, так и его сограждан и подданных. И Баччо вместе с Джулиано ди Баччо д'Аньоло решили предложить герцогу отделать для приемов камнем из Фоссато и мраморами на 38 локтей в ширину и 18 в высоту большую залу дворца в северном его торце. Приемы должны были происходить на помосте шириной в 14 локтей, отделенном от залы балюстрадой, с проходом посредине, к которому поднимаются семь ступеней. А в самом торце залы должны были находиться три большие арки, две из которых служили окнами, пересекаемыми четырьмя колоннами каждое, двумя из камня из Фоссато и двумя мраморными с перекинутой через них аркой и с обходящим кругом фризом и консолями. Окна эти должны были украшать наружную стену дворца и подобным же образом и стену залы изнутри. Средняя же арка должна была быть не окном, а нишей, соответствующей двум другим подобным же нишам в торцах Приемной залы, одной на востоке, а другой на западе, украшенным четырьмя круглыми коринфскими колоннами в 10 локтей высоты, имеющими в торце выступы. Средняя же стена должна была быть расчленена четырьмя пилястрами, несущими между арками архитрав, фриз и карниз, проходящий кругом по пилястрам и колоннам. Между пилястрами, отстоящими друг от друга примерно на три локтя, должны были находиться ниши высотой в четыре с половиной локтя, предназначенные для статуй и соответствующие большой средней, той, что в торце, и обеим боковым; в каждой из этих ниш должно было стоять по три статуи. Помимо украшений внутренней стены Баччо с Джулиано задумали для наружной другое, еще большее и ужасно дорогое украшение, которое должно было косую залу, не прямоугольную внутри, сделать прямоугольной снаружи.
Так как Баччо и Джулиано знали, что работа эта потребует огромнейших расходов, они уговорились не открывать герцогу из своего замысла ничего, кроме отделки камнем из Фоссато на протяжении двадцати четырех локтей стены Приемной залы, выходящей на площадь, ибо такова ширина залы. Рисунки и план этой работы выполнил Джулиано, а затем Баччо, показав их герцогу, с ним поговорил, объяснив ему, что в больших боковых нишах он хочет поместить на пьедесталах сидящие мраморные статуи в четыре локтя, а именно: Льва X, вносящего мир в Италию, и Климента VII, коронующего Карла V, а еще две статуи в малых нишах, тех, что рядом с папами в больших, будут олицетворять их добродетели, ими проявлявшиеся и проводившиеся ими в жизнь. А на средней стене в нишах в четыре локтя, в тех, что между пилястрами, он хотел поставить статуи синьора Джованни, герцога Алессандро и герцога Козимо со многими украшениями в виде разнообразной причудливой резьбы и с полом, выложенным разноцветными пестрыми мраморами. Эта отделка весьма понравилась герцогу, который по этому случаю задумал (что позднее и осуществил) отделать всю эту залу целиком, включая потолок, дабы обратить ее в самое красивое помещение всей Италии. И желание его превосходительства осуществить это дело было столь неудержимо, что он начал выдавать на него еженедельно сумму денег, какую Баччо пожелал и потребовал. И вот начали доставлять и обрабатывать камень из Фоссато, который шел на базы, колонны и карнизы, и по желанию Баччо все это делалось и выполнялось каменных дел мастерами попечительства Санта Мариа дель Фьоре.
Спору нет, что мастера эти работали прилежно, и если бы Баччо и Джулиано их еще поощряли, то вся каменная отделка была бы выполнена и закончена быстро. Но Баччо только и занимался тем, что отдавал в работу статуи, редко какую из них заканчивая, да тем, что получал содержание, ежемесячно выдававшееся ему герцогом, который оплачивал и помощников, и все малейшие расходы, а за каждую законченную мраморную статую платил по пятисот скудо. И потому не было видно конца этой работе.
Но при всем этом Баччо и Джулиано, выполняя столь важную работу, хотя бы выпрямили торец залы, как это можно было сделать, а не выложили из восьми локтей, которых из-за кривизны не хватало, как раз только половину, отчего кое-где и получились плохие пропорции: так, например, средняя ниша и обе большие боковые похожи на карликов, а членения карнизов слишком тощи для такого большого тела. И если бы, как это можно было сделать, эти членения были выше по отношению к колоннам, вся работа приобрела бы большую величественность, лучшую манеру и другую композицию. А если бы, наконец, венчающий карниз доходил у них наверху до старого потолка, они показали бы этим большее мастерство и больше рассудительности, и не было бы столько трудов потрачено зазря и столь неразумно, как это было потом обнаружено теми, кому пришлось, как будет рассказано дальше, это дело исправлять и его заканчивать. Ибо, несмотря на все старание и все труды, туда вложенные, там осталось много ошибок и неправильностей как во входной двери, так и в стенных нишах, одна другой не соответствующих, почему пришлось позднее многое там менять. Но уже нельзя было, не разорив все сделанное, добиться того, чтобы зала не казалась кривой, что было видно и по потолку, и по полу. Правда, что и в таком виде, в каком они ее выложили и в каком она находится и теперь, в нее вложено много и трудов и уменья, заслуживающих похвалы немалой, ибо многие камни, несмотря на кривизну зала, однако, так хорошо выложены, пригнаны и отделаны, что лучшего и не увидишь. Но все получилось бы еще лучше, если бы Баччо, никогда не считавшийся с архитектурой, воспользовался услугами кого-либо более толкового, чем Джулиано, который, хотя и был хорошим деревообделочником и в архитектуре смыслил, для такой работы оказался непригодным, что и показал наглядно. Так и тянулась работа эта много лет, и выложили и отделали там немногим больше половины. А Баччо закончил и поставил в малые ниши статуи синьора Джованни и герцога Алессандро, обе у передней стенки, а в большой нише на кирпичном пьедестале – статую папы Климента. Он закончил также и статую герцога Козимо, где особенно трудился над головой, несмотря на что, однако, и герцог, и придворные говорили, что она совсем не похожа. Баччо и раньше уже высек еще одну из мрамора, ту, что и ныне находится в том же дворце, в верхних его покоях, и та голова была самой лучшей из всех им когда- либо сделанных и годилась бы отлично, но он защищал и прикрывал недостатки и неудачу теперешней головы, ссылаясь на удачность прежней. Но, слыша, как все продолжают порицать эту голову, он в один прекрасный день разбил ее в ярости на части, с намерением высечь другую и поставить ее на место старой, но так ничего больше и не сделал.
Было у Баччо обыкновение приставлять к статуям, им выполняемым, куски мрамора, и большие и малые, и делал он это без зазрения совести и даже смеясь над этим. Это он сделал с Орфеем, приставив кусок к одной из голов Цербера, а святому Петру, тому, что в Санта Мариа дель Фьоре, он приставил кусок одежды, да и гиганту, что на площади, а именно Каку, он явно приделал и добавил два куска, один на плече, а другой на ноге, и то же самое он делал во многих других своих работах, применяя такие способы, которые обычно для скульпторов весьма предосудительны. Покончив с названными статуями, он взялся за статую папы Льва по тому же заказу и довольно далеко с нею продвинулся. Но так как Баччо видел, что работа эта растянулась надолго, что первоначальный его замысел новых наружных фасадов дворца осуществить когда-либо невозможно и что, несмотря на то, что было истрачено много денег и прошло много времени, работа была едва ли доведена и до половины и в общем мало кому нравилась, он стал придумывать новую затею, пытаясь отвлечь герцога от мыслей о дворце, тем более что он заметил, что и его превосходительству работа эта надоела.
А дело было в том, что в попечительстве Санта Мариа дель Фьоре, которым он заведовал, он перессорился и с проведиторами, и со всеми каменных дел мастерами, а так как все статуи для Приемной
