а потом и герцога Алессандро. По этой причине Баттиста и был взят на службу герцога Козимо, в гардеробной которого он на большом холсте написал с картины фра Бастьяно – папу Климента, с картины Тициана кардинала Ипполито, а с картины Понтормо – герцога Алессандро. Хотя картина эта не имела того совершенства, какое от нее ожидали, он увидел в той же гардеробной картон Микеланджело с Noli me tangere, который в свое время воспроизвел красками Понтормо, принялся выполнять такой же картон, но с более крупными фигурами и, когда его закончил, написал с него картину, где показал себя уже гораздо лучше в отношении колорита, картон же, который он срисовал точь-в-точь с картона Буонарроти, был очень хорош и выполнен с большим терпением.
После битвы при Монтемурло, когда были разбиты и захвачены в плен ссыльные и восставшие против герцога, Баттиста в хорошей композиции изобразил происходившую битву, добавив в ней и много вымысла по собственному усмотрению, за что он получил большое одобрение, хотя в военных действиях и захвате пленных можно узнать многое, в точности заимствованное из произведений и с рисунков Буонарроти: так, в то время как в отдалении происходят военные действия, спереди изображены ищущие Ганимеда охотники, дивящиеся на птицу Юпитера, которая уносит юношу в небо; Баттиста взял это с рисунка Микеланджело, чтобы, воспользовавшись им, показать, что молодой герцог милостью Божьей из круга друзей поднимается на небо, или что-нибудь другое в том же роде. Эта история, говорю я, была сначала выполнена Баттистой на картоне и затем крайне тщательно написана красками, а ныне она вместе с другими названными работами находится в верхних залах палаццо Питти, только что целиком достроенного Его Светлейшим Превосходительством.
Так, выполняя эти и некоторые другие работы, находился Баттиста на службе у герцога до бракосочетания последнего с синьорой донной Леонорой Толедской, когда при подготовке к свадебным празднествам он принял участие в устройстве триумфальной арки у ворот, ведущих в Прато. По указаниям Ридольфо Гирландайо он изобразил на ней в нескольких историях деяния синьора Джованни, отца герцога Козимо: на одной из них этот синьор переходит реки По и Адду в присутствии кардинала Джулио деи Медичи, ставшего папой Климентом VII, синьора Просперо Колонна и других синьоров, а на другой изображен выкуп Сан Секондо. С другой же стороны, на другой истории, Баттиста изобразил город Милан и вокруг него лагерь Лиги, которая, распавшись, оставила там синьора Джованни. С правого бока арки он на другой картине с одной стороны изобразил Случай в виде женщины с распущенными волосами, протягивающей руку синьору Джованни, а с другой стороны – Марса, который подобным же образом подает ему меч. Еще одна история находилась под сводом арки; на ней рукой Баггисты был изображен синьор Джованни, защищающий между Тичино и Аббиатеграссо мост Роццо, подобно новому Горацию, с храбростью невероятной. Насупротив же было изображено взятие Караваджо, где в разгаре битвы бесстрашный синьор Джованни огнем и мечом пробивает себе путь через вражеское войско. Между колоннами по правую руку в овале было изображено взятие им же Гарлассо с одной лишь ротой солдат, а по левую руку между двумя другими колоннами – взятие у врага миланских укреплений. На фронтоне, который оставался за спиной у входящего, названный синьор Джованни был изображен на коне под стенами Милана: выступив в турнире одиночкой против рыцаря, он пронзал его копьем насквозь. Над главным карнизом, доходящим до другого карниза, на котором покоится фронтон, на другой большой истории, написанной Баттистой с большой тщательностью, в середине восседал на скале со скипетром в руке император Карл V, увенчанный лавровым венком, у ног же его возлежала река Бетис с двугорлым сосудом, а подле нее река Дунай, изливающая из семи горл воды свои в море.
Не буду рассказывать о бесчисленном множестве статуй, обрамлявших на этой арке как эту, так и другие картины, ибо я рассказал обо всем относящемся к Баттисте Франко, и не мое дело рассказывать об этих свадебных празднествах то, что подробно описано другими: ведь помимо того, что, когда было нужно, об авторах этих статуй уже говорилось, излишне говорить о них еще что-либо (тем более что статуи эти не стоят уже на своих местах, где можно было их видеть) и выносить о них суждение.
Возвращаясь же к Баттисте, скажем, что лучшей его работой для этих свадебных торжеств была одна из упоминавшихся выше десяти картин, входивших в убранство большого двора палаццо Медичи, – та, где он изобразил светотенью герцога Козимо со всеми его герцогскими регалиями. Но, как он ни старался, рисовавшие хуже Бронзино и другие, превзошли его выдумкой, смелостью и искусством светотени. Ибо (как об этом уже говорилось) картины следует писать с легкостью, размещая вещи по своим местам с толком, без вымученности и напряжения, от которых вещи кажутся грубыми и жесткими, а кроме того, от излишнего выписывания они часто темнеют и портятся и, если долго около них возиться, они лишаются всех хороших качеств, какие придают им непринужденность, изящество и смелость, но всего этого, хотя оно в большей своей части проистекает и приобретается от природы, можно, однако, частично добиться учением и мастерством.
После этого Ридольфо Гирландайо взял с собой Баттисту в Вальдикьяну, где Мадонна ди Вертильи принадлежала раньше флорентийскому монастырю дельи Анджели камальдульского ордена, ныне же стала самостоятельным монастырем, заменив бенедиктинский монастырь у ворот Пинти, разрушенный во время осады Флоренции. Там Баттиста расписал упоминавшимися уже историями двор, а Ридольфо украсил главный алтарь и написал для него на дереве образ; покончив же с этим, они, как рассказано в жизнеописании Ридольфо, украсили и другой живописью сие святое место, весьма прославленное и знаменитое многочисленными чудесами, совершаемыми там Богоматерью.
Баттиста возвратился затем в Рим, как раз в то время, когда был открыт Страшный суд Микеланджело. И поскольку он усердно изучал манеру и творения этого мужа, он жадно его разглядывал и, бесконечно им любуясь, срисовал его целиком. После этого он решил остаться в Риме, где для кардинала Франческо Корнаро, жившего в перестроенном своем дворце с фасадом, обращенным к кладбищу, на углу у Сан Пьеро, он расписал по стуку лоджию, выходящую на площадь, своего рода гротесками с многочисленными мелкими историями и фигурами, и работа эта, выполненная весьма тщательно и прилежно, была признана очень красивой.
Почти в то же время, то есть в 1538 году, Франческо Сальвиати написал фреской историю в сообществе Мизерикордиа, а так как, закончив ее, он должен был приняться за другие, на которых предполагалось множество подробностей, и так как соперником его выступил Якопо дель Конте, то дело это остановилось. Прослышав об этом, Баттиста решил воспользоваться случаем, дабы показать себя превосходящим Франческо и лучшим мастером Рима, и через друзей и другими средствами он добился того, что монсиньор делла Каза, которому он показал один из своих рисунков, передал заказ ему. Приступив к работе, он написал фреской св. Иоанна Крестителя, схваченного Иродом и заключенного им в темницу. Однако, несмотря на то, что к живописи этой было приложено много старания, она считалась далеко уступающей живописи Сальвиати, будучи выполненной с величайшим напряжением и в манере жесткой и безотрадной, без всякого порядка в композиции и вовсе лишенной того изящества и красоты колорита, которые были присущи Франческо, и из всего этого можно сделать вывод, что ошибаются те художники, которые в этом искусстве добиваются как следует изобразить торс, руку и ногу или другую какую часть тела, тщательно выписывая мускулы, будто хорошо разобраться в одной этой части – значит овладеть целым; ибо часть работы не вся работа и довести ее до полного совершенства в хорошей и красивой манере может лишь тот, кто, написав хорошо части, умеет найти их соразмерное отношение к целому, а сверх этого добивается и того, чтобы композиция фигур хорошо выражала надлежащий эффект и не была запутанной. Но прежде всего следует обратить внимание на то, чтобы лица были живыми, подвижными, красивыми и выразительными, а манера не была жесткой, обнаженные же тела следует чернить лишь в такой степени, чтобы они были рельефными, закруглялись и удалялись ровно настолько, насколько это нужно, не говоря уже о перспективе пейзажей и других частей, потребных для хорошей живописи, и о том, чтобы, пользуясь чужими работами, это делалось так, чтобы нелегко это было заметить. Так в конце концов убедился и сам Баттиста в том, что напрасно терял время, когда изучал дотошно мускулы и чересчур старательно рисовал, не считаясь с другими областями искусства.
Закончив эту работу, за которую больших похвал не заслужил, Баттиста отправился через Бартоломео Дженгу на службу к герцогу Урбинскому для росписи большого свода церкви и капеллы, соединенных с Урбинским дворцом. Приехав туда, он не долго думая, тотчас сел за рисунки согласно задуманному произведению, но без какой-либо предварительной разбивки. И так, подражая Страшному суду Буонарроти, изобразил он небеса со святыми во славе, разбросанными по своду на разных облаках, и целые сонмы ангелов вокруг Богоматери, вознесшейся на небо, где ее ожидает Христос, дабы увенчать ее. И там же
