неё. Вспоминая Кингсли, его сильные руки, его необыкновенные глаза и густой низкий голос, Кэтрин ощущала неловкость и… что-то, сродни опьянению. Ей хотелось петь, кружиться по комнате, смеяться. Странное чувство, которого она уже давно не испытывала.
Подойдя к окну, Кэтрин распахнула его настежь, впуская в натопленное помещение прохладный влажный воздух. Он освежил ей лицо и немного прояснил мысли. Кэтрин посмотрела на величественные деревья, окружавшие усадьбу — кедры и сосны, которые наверняка и объясняли название этого места. Всё, что она видела вокруг, казалось ей чуточку нереальным, слишком красивым, чтобы быть правдой. Прикрыв глаза, она вздохнула и приказала себе: 'Не теряй голову. Не веди себя, как дурочка. Хватит с тебя глупых поступков. Всё наверняка не так, как кажется, просто надо разобраться, что к чему'.
Однако в голову лезли легкомысленные размышления, и Кэтрин, чтобы отвлечься, решила прогуляться и осмотреть дом. Она тихонько выскользнула из комнаты, чтобы, не дай Бог, не привлечь внимания миссис Экройд, и просто пошла вперёд. Кингсли, вроде бы, что-то говорил, пока провожал их, но всё его объяснения сразу же вылетели у неё из головы. Она, откровенно говоря, вообще думать не могла, когда находилась с ним рядом. Кстати, рассеянно подумала Кэтрин, интересно, эта удивительно красивая внешность — может, просто, родовая черта? Девушка с глазами цвета застывшего морского льда никак не шла у неё из головы.
2
Особняк был огромен. Поплутав по залам и комнатам, Кэтрин была вынуждена признать, что заблудилась. Подойдя к окну, она вычислила, что находилась на третьем этаже, а её спальня, кажется, на втором. Впрочем, она даже в этом не была уверена. Конечно, можно было бы обратиться за помощью к слугам, которые иногда мелькали бесшумными тенями, кланяясь, когда она обращала на них внимание, но Кэтрин не хотела признавать столь явно своё поражение. Ладно, решила она, разберусь сама. Сначала надо спуститься вниз, на первый этаж, и там, скорее всего, она сможет припомнить дорогу к своей комнате.
Первой задачей стало отыскать лестницу, и с этим она справилась на удивление легко. Сразу же почувствовав себя уверенней, Кэтрин пошла вниз, не имея сил отказать себе в удовольствии попутно разглядывать всё вокруг.
В конце концов, она вышла в прихожую, куда попала сразу же после приезда. Теперь она могла рассмотреть всё внимательно, чем и воспользовалась. Идти к себе в спальню Кэтрин пока не хотела. Она помнила, что Кингсли повёл их направо, и решила, что теперь поступит наоборот и пойдёт налево. Почти сразу же она очутилась в гостиной, которая своим великолепием напоминала скорее дворец. Заглянув в раскрытые двери, она увидела, что дальше идёт невероятных размеров бальный зал, в котором шли какие- то приготовления. Интересно, Кингсли говорил что-то про бал, или нет? Кэтрин честно призналась себе, что с трудом может вспомнить, что говорил ей хозяин дома. Но, вероятнее всего, бал будет, иначе к чему все эти приготовления?
Она не решилась войти в огромный зал и повернула обратно. Снова миновав прихожую, Кэтрин пошла разведывать дом направо. Оказывается, там была ещё одна лестница, по которой их и повёл любезный хозяин, так что сейчас Кэтрин решила посмотреть, где она окажется, если не пойдёт наверх. Пройдя по небольшому коридору, она вышла в галерею. Через окна, начинавшиеся у самого пола и заканчивавшиеся у потолка, проникал неяркий свет, и Кэтрин, заворожённая, смотрела на самое большое собрание живописи, которое видела когда-то в частном доме.
Она быстро разобралась, в каком порядке были развешаны картины. Очень жалела, что свет слишком тусклый, понимая, что вряд ли ещё когда-то ей придётся насладиться таким количеством шедевров. Она легко признала пейзажи Констебля и Тёрнера, Гейнсборо, конечно, и обнаружила гравюру Блэйка. Изумление стало ещё больше, когда она дошла до более ранних работ. Не веря глазам, уставилась на Вермеера, даже поискала подпись, чтобы убедиться. Но это же целое состояние! На этом чудеса не окончились, и Кэтрин, с гулко бьющимся сердцем, смотрела на полотна, которые видела лишь на репродукциях в книгах.
Чувствуя лёгкий шум в голове, Кэтрин дошла до конца галереи. К этому времени свет за окнами уже почти померк, и смотреть стало практически невозможным. С сожалением Кэтрин оторвалась от созерцания великолепных работ. Наверное, пора уже вернуться к себе в комнату и привести себя в порядок перед ужином.
Внезапно она услышала голоса, раздававшиеся из соседней комнаты, куда она не успела дойти, задержавшись в галерее. Один голос — женский — она признала без труда. Говорила мисс Дегри. Кэтрин одолело любопытство. Зная, что поступает не очень красиво, она тихо подошла к приоткрытым дверям и заглянула внутрь.
Одного взгляда оказалось достаточным, чтобы понять, что это была библиотека. Как и все остальное в особняке Кингсли она поражала воображение. Стеллажи, заполненные книгами, упирались в потолок. Библиотека была хорошо освещена многочисленными канделябрами с зажженными свечами.
Мисс Дегри — вот это да! Она переоделась в новое платье, видимо, уже приготовившись к ужину, и её вид снова вызвал у Кэтрин приступ ревности и чувство ступора: как кто-то может смотреть на другую женщину, если рядом такое совершенство? Великолепная девушка сидела в кресле, небрежно поигрывая какой-то безделушкой — кажется, шкатулкой.
— Драгон клянётся, что она необыкновенная, — голос мисс Дегри мог заморозить на месте кого угодно. Кэтрин поёжилась, надеясь, что речь идёт не о ней.
— Драгон так говорит о каждой второй. Хм, дай подумать, нет, о каждой первой.
Кэтрин обернулась на звук бархатистого голоса, раздававшегося с другой стороны, оттуда, куда смотрела мисс Дегри. Не веря глазам, она вцепилась в косяк двери так, что пальцы побелели. Честное слово, это какая-то кунцкамера — только не для уродов, а наоборот.
Мужчина, на которого она смотрела, являл собой образец красоты. Может, дело было в освещении, может, в разыгравшемся воображении Кэтрин, но он показался ей ожившим Давидом Микеланджело, только одетым в современный чёрный фрак — линии его тела были безупречны. У него была такая же, как у мисс Дегри, молочно-белая кожа, густые тёмно-каштановые волосы, которые наверняка вились бы крупными кольцами, если бы не были так коротко подстрижены. Кэтрин не могла сказать с уверенностью, но ей казалось, что глаза его того же холодного цвета, что и у его собеседницы. Впрочем, не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы сложить два и два и понять, что они родственники. Лицо говорившего было не просто привлекательно — оно было прекрасно. И удивительно холодно. Такого высокомерного выражения Кэтрин никогда ещё не видела. Внезапно она почувствовала озноб. И… отвращение. Она хотела уйти, но её имя вновь привлекло её внимание.
— Эта Кэтрин… — мисс Дегри произнесла это с нескрываемой неприязнью.
— Не переживай, — утешил её 'Давид', откладывая книгу, которую держал в руках, и отошёл от окна, возле которого, судя по всему, читал. Он приблизился к девушке и положил руку ей на голову, слегка потрепав по волосам. Кэтрин поёжилась. Почему-то ей казалось, что у него должно быть прикосновение, как у ожившей статуи — тяжёлое и холодное. — Поиграет и забудет. Ты же всё понимаешь, детка.
Выражение 'детка' настолько не вязалось с изумительной мисс Дегри, что Кэтрин не сдержалась и фыркнула. Она тут же зажала рот рукой и замерла, испугавшись, что этот едва различимый звук услышат. Но, кажется, пронесло.
— Он утверждает, что она фертида… — трудно поверить, но в голосе мисс Дегри ясно слышалась печаль.
Мужчина недоверчиво поднял бровь и пожал плечами, скривив губы в саркастической усмешке. Кэтрин снова поёжилась. Нет, как же хорошо, что Драгон Кингсли не похож на своих французских родственников. От них в дрожь бросает, а Кингсли такой доброжелательный и любезный.
— Даже если и так, что это меняет?
Мисс Дегри подняла на него взгляд, и Кэтрин увидела, как что-то блестящее и маленькое — слеза?! — скатилось по идеальной щеке. 'Давид' провел пальцем по влажному следу и покачал головой, а потом поцеловал девушку в лоб.
