Такие дома, места и селения называли проклятыми и обходили стороной. Только огонь мог очистить, спасти. Но Елена жива! Жнецы пришли собрать дань, но остались с носом. Призрак подплыл ко мне, повернулся, глянул жуткой пустотой. Север прыгнул, тень отшатнулась, зависла в воздухе. Я пошла в дом, где скрылись Вейр с Еленой, не оглядываясь на жнецов. Не мы им были нужны. Север, то и дело, оглядываясь и скаля зубы, потрусил за мной. Люди молча уступали дорогу, не глядя в глаза.
Румяная молодуха в цветастом платке суетилась у стола, накрывая ужин, то и дело поглядывая на лавку, где лежала старая веда. Елена, сидя на постели, держала умирающую за руку, тихо шмыгая носом. Покрасневшие глаза и отчаявшийся взгляд резанули по сердцу. Она не плакала там, у столба, и умирала от горя сейчас. Вейр сидел на лавке у двери, разглядывая разбитые костяшки пальцев и не говоря ни слова.
— Елена, ты знаешь, что она приняла «розгу»?
— Знаю. Я прятала, она нашла, — ответила она. — Мне пришлось укрыть Нечу в подполе. Пока ставила защиту, сама задержалась, не успела, вот меня и… А теперь она умрет. Из-за меня!
— Не из-за тебя. Просто пришло её время, она не стала цепляться за жизнь, чтобы помочь тебе, — мягко сказала я.
Елена кивнула, глядя на умирающую. Дышала Неча тяжело, с хрипами, скрюченные пальцы дрожали поверх шерстяного одеяла.
— Тебе нельзя здесь оставаться. Рано или поздно припомнят.
Елена вздохнула:
— Пока она не отойдет, я не уеду. Да и некуда.
Я покопалась в сумке и протянула амулет девушке:
— Возьми. Поедешь в Миргород, там найдешь местную веду, Лидию. Отдашь ей это, она примет тебя, как родную. И… Передай, что я её очень люблю.
Она посмотрела с благодарностью и взяла амулет.
— Вейр!
— Что? — он соблаговолил открыть свои серые глазищи.
— Ты знаешь, что.
Он откинулся на стену, закрыл глаза и буркнул:
— Даже не думай. Деревне не помочь. Они сами накликали на себя беду. Чаша переполнилась, теперь им остается только молиться новым богам.
— Ничем?
— Ничем, — отрезал он. — Скажи, девка, капище пожгли?
Молодка выронила нож и круглыми от ужаса глазами уставилась на колдуна:
— Та жрец всех подбил. Опоил, окаянный, и повел рушить. Это, что же, господин, такое деется? Что же нам теперь, помирать?
Вейр молчал. Молчала я, молчала Елена. Лишь хриплое дыхание умирающей слышалось в мертвой тишине. Хозяйка села на лавку у стола, переводя взгляд голубых глаз с одного лица на другое, словно начиная понимать, и не веря сама себе. И тихо, пронзительно завыла. Открылась дверь, в комнату вбежал русоволосый мальчонка лет семи.
— Ма, чего ты? — он кинулся к ней, обхватил руками. Она зарылась лицом в его волосы, давясь слезами.
— Уезжайте, — глухо сказал Вейр. — Больше ничем не помочь. Мы можем поставить защиту, но дожди, снег и ветер ослабят её со временем. Любая щель, и тогда удар будет в сотни раз сильнее.
Мать кинулась, тихо завывая, в другую комнату. Заскрипела, грохнула крышка сундука, на пол полетели платья, тулупы и рубахи.
— Нам тоже нельзя оставаться, — устало сказал Вейр.
— Людей надо предупредить.
Он пожал плечами.
— А ты, ты ничем помочь не можешь? Вы же Жрице служите… — я не могла смириться с тем, что мы бессильны, и цеплялась за соломинку, в душе понимая, что выхода нет. Магия не всесильна.
— Жертва была назначена, и не принесена. Вспомни, как мы с тобой познакомились, — он встал, взял сумку и вышел.
Елена сидела, держа руку Нечи, глотая слезы. Тяжелое дыхание становилось тише, слабее. Вздох, ещё один, и веда ушла. Елена всхлипнула, упала на грудь мертвой и замерла, обнимая руками худенькое тело. Я вышла, осторожно прикрыв дверь. Присев, погладила Севера, дремавшего у крыльца. Ветер гнал пыль, поднимал крохотные смерчи. На площади было пусто. Жреца унесли. Я поежилась. Ольга. Зачем она так? Хотя, с его смертью морок у людей прошел… Если в городах жрецы, колдуны и веды худо-бедно поддерживали видимость мира, то по окраинам королевства власть постепенно захватывали слуги Всевидящего. Не жалея никого и ничего. Колдуны и веды поклонялись Матери и Жрице, древним богиням, которым когда-то поклонялся и наш народ. Но жрецам была нужна постоянная подпитка силы. Сила веры. Страшная сила, сметающая с лица земли государства и народы, перекраивающая мир на свой лад. Я боялась даже думать, что о богинях когда-нибудь будут вспоминать лишь маги и ученые сухари, разглядывая уцелевшие свитки летописей.
Я посмотрела в грозовое небо. Пахло дождем. Скоро, совсем скоро хлынет ливень, смывая с земли кровь, стирая следы. Но ему не под силу прогнать жнецов.
Я видела. Видела, что будет.
Там, где была деревня Соленцы, лишь воет ветер. Скрипят двери брошенных домов, тлеют тела мертвой скотины и кружится колесо старой мельницы, оставшейся без хозяина. На жальнике белеют покосившиеся кресты, неглубокие, свежие могилы чернеют сквозь тонкий слой снега. И вороны. На крышах, журавле колодца, заборах и телах, лежащих, где ни попадя. Мор тяжелым размашистым шагом вошел в деревню и безжалостно выкосил всех.
Это будет. Будет скоро. Говоря «накликать беду», мы не знаем, о чем говорим. Соленчанам предстоит узнать, если не покинут обреченную деревню. Но уедут не все, не все поверят. А мы не можем задерживаться. Я смотрела, как тень вьется у ближайшего дома. Встала и пошла делать хотя бы то, что могу. Увиденное не оставляло надежды, но просто так уехать и не сделать ничего, я не могла.
Открыв калитку, я прошла по песчаной дорожке и постучала в дверь.
Глава 19
К вечеру резко похолодало. Сырость пробирала до костей. Туман змеиными кольцами вился на ветвях, стлался по земле, окутывая лес серой мглой. От унылого карканья вороньих стай хотелось взвыть. Десять дней. Десять ночей. Заброшенный тракт, поражавший количеством ям, вконец размок от дождя. Мы держали путь к северной башне. Последний оплот жизни на границе с царством льда и смерти. Хутора и крошечные поселения с нехитрыми радостями вроде баньки и пуховых перин остались далеко позади. Я мужественно пресекала мысли о горячей воде и теплом рушнике, пахнущем лавандой. И без того тошно. Вейр с Ольгой отсутствие удобств переносили на диво легко. Аристократической выдержке можно было только позавидовать. С каменным лицом делать вид, что от тебя пахнет розами, а не лошадиным потом — это требует воистину королевского достоинства. На солнце пятен не видно. Мы с Лидой мраморными ваннами с горячей водой похвастаться не могли, но ежедневные обтирания и банька раз в неделю приучили меня к чистоте. Да и не только банька. Тетка, раз увидав, как я грязными руками после прополки огорода перевязываю рану сверзившемуся с дерева мальчонке, молча отогнала меня прочь. А потом так выдрала хворостиной, что и теперь при взгляде на черные ногти моя пострадавшая часть тела начинала гореть огнем, словно выпороли меня только вчера, а не много лет тому назад. Я вздохнула. Покидать родные стены надолго нам нужды не было. Миргород небольшой городок, и мы без труда могли добраться до болящих. А батюшка-лес, щедро одаривающий травами, кореньями, грибами и ягодой, всегда был рядом. Поэтому
