это не так заметно, окружающие не замечают в тебе этой раз-ницы. И ты — тоже… Зачем тогда тебе было знать об этом?
Джейк только шумно сглотнул, отвернулся, скрывая лицо. Он находился в каком-то трансе, не кричал, не требовал больше никаких объяснений — просто молчал. Но это молчание, неизвестно что скрывающее в себе, пугало Глорию куда сильнее. Она коснулась его руки, прошептала с мольбой:
— Тебе лучше было не знать об этом. Там, на Ниобе, те, кто ни разу не видел гриффитов, относятся к ним настороженно. Это естественно, ведь неизвестное пу-гает. Кто знает, кем бы ты был сейчас, если бы всегда знал о том, что ты не такой, как все вокруг… Если б и другие знали… Это же заметно мало… Зачем тогда было тебя мучить? Ломать твою жизнь…
— А как же отец тогда? Я, что, не родной ему? — неожиданно спросил Джейк. Он много читал про гриффитов и знал, что общих детей у гриффитов и людей быть не может. Ладно, пусть он гриффит — это ещё можно как-то пережить, переварить, смириться с этим, но как же отец? Он, что, — чужой ему?
— Нет! — Глория улыбнулась слабой неуверенной улыбкой. — Ты — наш общий ребё-нок! В том-то всё и дело!.. Опыт, я говорю тебе, Джейк… Конечно, это звучит жес-токо, научно, но ты — результат эксперимента! Опыта, по скрещиванию двух видов, человека и гриффита… Ты — единственный в своём роде! Пока… Повторить мой опыт пока никому не удалось, а сейчас перед войной разработки вообще свернули. Мы как раз работали над ним здесь, на месте, в лаборатории Чайна-Фло.
— Ужасно! — выдохнул Джейк всего одно слово. Лица его Глория не видела, но в этом единственном слове было столько отчаяния и боли, что она не выдержала, расплакалась снова и даже не стала скрывать эти слёзы.
— Чудовищно! — произнёс Джейк. Сейчас, со вскинутой головой, с руками на поясе, он поразительно напоминал собой Виктора. Прямой, несгибаемый, готовый стра-дать и мучиться, но знать всю правду во что бы то ни стало и идти против мнения большинства, если оно идёт в разрез с его принципами. — Значит, я чудовище?! — сде-лал Джейк свой вывод из услышанного. — Чёрт знает что! Опытная модель, как гово-рят конструкторы… Почему же тогда меня допустили до общества? А если я опа-сен? 'Люди! Мутантом может оказаться ваш близкий!' — процитировал он вдруг название темы одной из известных стереопрограмм, популярной на Ниобе. Голос ведущего скопировал почти один к одному, а потом сам невесело рассмеялся и до-бавил, неизвестно к кому конкретно обращаясь:- Святая простота.
— Нет, ты не чудовище, Джейк! — воскликнула Глория, схватив сына за руку. Она поднесла её к губам, поцеловала, прижалась к тыльной стороне кисти щекой. — Ка-кой ты ещё глупый! Разве могут быть у чудовища такие глаза, как у тебя? А па-мять? А тело? А твои способности? Ведь ты же совершеннее любого человека!
— Почему комиссия позволила мне сдавать экзамены на поступление в Академию? Они же должны были знать, что я мутант! Чудовище! Полугриффит-получеловек! Они меня такого к Императору допустили!!
— Ты человек, Джейк, в первую очередь! — Глория больно дёрнула его за руку. — Все твои медицинские параметры совпадают с параметрами человека. А от меня же — так, кое-какие мелочи. Они не столь существенны. Телепатия, например… Это во-обще твой особенный дар. У гриффитов-мужчин его нет, только у нас, у женщин. Но ты удивителен уже тем, что ты есть, Джейк. Этот опыт… — глаза Глории сияли в полумраке, и в них чувствовалась гордость за сына, и боль, разделяющая боль его состояния. Джейк же усмехнулся угрюмо, невесело:
— Почему я узнаю обо всём последним, будто это касается меня меньше всего?
— Разговор окончен, госпожа! — Барклиф появился неожиданно и теперь стоял на пороге, заложив руки за спину. — Я и так позволил вам слишком много…
Глория замолчала на полуслове, перебитая Джейком, сразу же забыла то, что ещё хотела сказать. Это всё пустяки! Пустое! А вот Джейк, её Джейк остаётся здесь, в этой камере и в этом мире совсем один. Один! Её одинокий ребёнок!..
Как она могла забыть? Ведь не для этого она добивалась встречи с ним!! Не рассказывать ему про свои опыты!..
— Пойдёмте, леди! — Барклиф переступил порог, остановился в коридоре, поджидая. Глория ладонью стерла с лица слёзы: ей нельзя быть слабой, особенно перед лейте-нантом, перед чужими людьми. Это Джейк сможет понять её, понять эту минутную слабость… Глория прижалась к сыну всем телом, стараясь не глядеть ему в лицо, боялась: расплачется опять. Джейк только поднял руки обнять на прощание, но Глория отстранилась и, также не говоря ни слова, прошла к двери. Руки Джейка упали вдоль тела, а сам он подался за ней, но не сделал ни шагу.
— Мам, не забудь про Дарлинга! — напомнил он вдруг. Но глаза его выражали со-всем не беспокойство о своей дальнейшей гвардейской службе, мука, отчаяние и какая-то обречённость были в его взгляде. Глория обернулась, жадно глядя на Джейка, пытаясь запомнить его таким, какой он был в этот момент: растерянный и беспомощный. Её мальчик!
Их разделял порог и ещё почти два метра бетонного пола, но глаза их и мысли были ещё рядом, вместе. Свет из коридора высвечивал его скулы, чуть заметную ямочку на подбородке, высветлял пятно на левом плече, сбегал вниз по фигуре и тускло отражался в левом сапоге. Тени в глазницах, в уголках губ — подвижные и быстрые — добавляли лицу скорби и какой-то беспомощной детскости. Ещё немного — и Глория бы вернулась, сделала эти три небольших шага, отделяющих её от сына, а там… Их никто не разлучит. Но дверь с пронзительным разъедающим душу скре-жетом покатилась вперёд, отгородила их друг от друга.
Глория ещё какое-то время стояла, неподвижными глазами глядя на окошечко, в котором ничего, кроме черноты, не было видно.
Он остался там… Он один остался там!!!
Глория отвернулась и натолкнулась на глаза Барклифа. Её охватила неожиданная волна ярости или, скорее, отчаяния. Ведь кто-то же должен был быть во всём этом виноват! Почему же все они такие чёрствые?!..
— Если с ним что-нибудь случится, виноваты будете вы, лейтенант Барклиф, — голос Глории звенел, как стекло. — Я вас всех здесь!.. И особенно вас, лейтенант, в первую очередь!
И отвернулась, пошла по коридору, прямая и гордая, как и её мальчишка. Уловив это родство, Барклиф невольно усмехнулся, а потом кинулся догонять гостью.
За эти две недели Джейк соскучился по людям, он даже и не знал, что так тяжело переносит одиночество. Казарма встретила его тишиной и пустотой, только дне-вальный стоял в коридоре на своём месте. Не узнав Джейка, он вытянулся по стойке 'смирно', а потом, рассмеявшись, расслабился.
— Вольно! — улыбнулся Джейк, проходя мимо.
Знакомый коридор, крашенные стены, пол со скрипящими половицами, плакаты слева и справа с цветными ярким картинками. А вот и дверь в спальню. Джейк опустился на свою койку, он и двух дней не прожил здесь, а соскучился по своему месту, как по родному дому. Странно… Это, конечно, хорошо, ведь служить всё-таки придётся, как ни крути, с этим придётся смириться, принять, как неизбеж-ность. Пока мама приедет, пока разберутся, сделают запрос официальный… Долго! Придётся привыкать жить здесь.
Джейк вздохнул, потёр колючую щеку ладонью. Ведь и вправду зарос, как бродя-га, а ещё гвардеец… В принципе, какая теперь, к чёрту, Гвардия?!! Вот только от привычек не скоро избавишься, да и стоит ли от них избавляться?
Он наклонился вперёд, открыл дверцу тумбочки: всё было сложено на полочке аккуратно, так же, как до обыска. Джейк потянул на себя полотенце и тут вдруг заметил: чего-то не хватает. Он мысленно перебрал всё, сравнил с тем, что было до ареста, и сейчас. Не было сигарет! Две запечатанные пачки в шелестящей упаковке обычно лежали в дальнем правом углу так себе, без надобности. Сам Джейк нико-гда не курил, даже тяги к этой дурной привычке не испытывал, потому сигареты эти и лежали у него без дела. Не выкидывать же? Позарился кто-то! Да и чёрт с ними! Неприятно, конечно, что есть в бригаде такие 'несуны'. Попросили бы — сам отдал! Воровство в армии — штука неприятная и опасная, скорее, для самого вора. Но урок хороший, запомни на будущее: всё ценное носи с собой! У них в Гвардии такого не было никогда за годы его службы, наоборот, если нуждаешься, поделятся послед-ним. Тех, у кого была склонность брать чужое, отучали быстро, сами, не доводя до сведения начальства.