— Да, Ингеборг, — нерешительно протянул Вардайнер, словно сам вслушиваясь в свои слова. — Конечно, она ужасно милая… И с ней было прекрасно. Но продолжать я не хочу.
— Ты хочешь сказать, что уже не можешь?
— Не в этом дело. — Вардайнер говорил тихо, словно убеждая сам себя. — Но вот Сузанна… Какая бы ни была она жена, в эти тяжелые дни она со мной… Я это знаю и не хочу ее потерять.
— Тогда тебе лучше сказать все Ингеборг прямо. Поговори, она девушка умная. Ключ для нее я оставил у портье, наверное, она уже ждет.
Поверенный в делах Шлоссер сказал во время частного визита к генеральному прокурору доктору Гляйхеру:
— Уверяю, я не стал бы вас беспокоить, не знай о вашей самоотверженной борьбе с нарушениями законности. И на этом весьма настаивали мои клиенты, господа Тириш и Шмельц. Дело не терпит отлагательства.
И доктор Шлоссер предложил доктору Гляйхеру фотокопии оттисков полос завтрашнего номера «Мюнхенских вечерних вестей». На первой — статья Вардайнера, на второй — некролог Хорстману, на третьей — статья с документальной информацией, дополнявшей первую. К ним адвокат присовокупил заявление хозяев «Мюнхенского утреннего курьера», что по закону они являются владельцами использованных материалов. И, наконец, свое собственное обращение к генеральному прокурору, в котором требовал принять меры, чтобы до окончательного решения вопроса о принадлежности спорных документов использование их нынешним владельцам было запрещено.
Тщательно проштудировав документы, Гляйхер заметил:
— Да, выглядит неважно. Уже даже сам образ действий. Провокационный удар, который противоречит самим основам корректного поведения и совершенно чужд всем принципам, на которых основано наше свободное демократическое общество. Но с другой стороны, есть некоторое несоответствие… Вы представили мне страницы газеты, которая еще не вышла. Кто гарантирует мне, что статьи выйдут в свет именно в этом виде? И еще, коллега, требование принять меры против использования материалов, принадлежность которых еще предстоит установить суду, в первую очередь касается лица, против которого материал направлен, то есть Шрейфогеля. Вы имеете полномочия действовать и от его имени?
— К сожалению, нет, — признал Шлоссер, несколько выведенный из себя юридической педантичностью Гляйхера. — Но, полагаю…
— Ну ладно, попробуем немножко на них поднажать. — Прокурор потянулся к телефону. — Думаю, кое-чего мы добиться сумеем.
Решительно набрав номер «Мюнхенских вечерних вестей», он велел соединить себя с руководством. Поскольку Бургхаузен был в отъезде, а Вардайнер «вышел по служебным делам», Гляйхеру пришлось удовольствоваться заместителем шеф-редактора Замхабером.
— Герр Замхабер, я случайно узнал, что в вашей газете должен появиться некролог Хайнцу Хорстману. И он содержит несколько, по-моему мнению, недопустимых формулировок, особенно в отношении возможных причин его гибели. Я вас предупреждаю, что следствие продолжается и результатов пока что нет. Вашу статью в этих обстоятельствах можно расценивать как вмешательство в деятельность правоохранительных органов.
— Герр прокурор, некролог Хорстману, хотя вы с ним успели ознакомиться, пока что не отредактирован. Мы благодарим вас за звонок, и уверяю вас, что его окончательная редакция будет полностью выверена, чтобы исключить положения, допускающие неверные толкования. Нет ли у вас еще каких-нибудь претензий?
Шлоссер мрачно взглянул на Гляйхера.
— Видно, ничего тут больше не сделать!
— Все это мне очень не нравится, — сердито ответил Гляйхер. — Такое впечатление, что кто-то испытывает терпение наших правоохранительных органов. Я поручу одному из наших лучших работников, прокурору Штайнеру, заняться этим делом. На него можно положиться. К счастью, именно сегодня он дежурит.
— Петер Вардайнер мне симпатизировал о самого начала. Мы с Зоммером были, пожалуй, самыми популярными и одними из самых высокооплачиваемых журналистов в Мюнхене. Вардайнер мне говаривал: «Ты-то еще можешь жить как угодно и с кем угодно. Не представляешь, как я тебе завидую. Я со всеми своими миллионами при всем желании этого позволить не могу».
Отчасти это было правдой, но он все же преувеличивал. Ведь и я не живу так просто и беззаботно, как некоторые думают. Знали бы они, к примеру, сколько времени и нервов я потратил, чтобы избавиться наконец от своей последней приятельницы.
Вардайнер вообще жил иллюзиями. Например, вечно мечтал о простом и естественном сексе. Верил, что существует мир чистой и бескорыстной любви, где женщины отдаются мужчинам только из радости и удовольствия. И был несколько наивен, что свой возвышенный идеал искал среди продавщиц, официанток и прочей прислуги.
Я помог ему найти одну девушку, которая соответствовала его представлениям. Понятия не имел, какие из этого возникнут проблемы. У меня просто фантазии не хватило. Верьте мне, дружище, эти нежные и с виду неопытные юные дамы могут усложнить жизнь до того, что и жить не захочется.
«Объект наблюдения: здание редакции «Мюнхенских вечерних вестей».
Место, откуда велось наблюдение: французский винный подвальчик напротив редакции.
Время наблюдения: 16.00–24.00.
Отслеживаемая особа — Ингеборг Файнер, чья личность подтверждена по имевшемуся фотоснимку, — покинула здание редакции в 17.05. В 18.05 за ней последовал Петер Вардайнер, чья личность тоже была подтверждена. Оба направились пешком в дом на Унгерштрассе, где находились в квартире, расположенной в мансарде четвертого этажа.
Хозяин квартиры — Карл Гольднер.
Донесение составила ассистент Ханнелора Дрейер и передала инспектору Фельдеру».
— Ты меня не любишь, — хорошо поставленным голосом пожаловался Александр Бендер. — Но тогда зачем ты пришла?
Лежа на постели, Сузанна задумчиво смотрела на него.
— Я сама не знаю, почему здесь. Видимо, мне нужно разобраться в себе, понять, что со мной происходит.
— Ну спасибо! Значит, я тебе подопытный кролик!
Бендер, знаменитый, захваленный критиками и обожаемый публикой артист, был возмущен. Его самомнение дало серьезную трещину, когда он понял, что Сузанна не принимает его всерьез.
— Я тебя чем-то обидел? — не отставал он. — Слушай, мужчины вроде меня на улице не валяются. Что тебе, собственно, надо?
— Человека, который преодолеет свой эгоизм и будет просто нежен со мной, — прошептала она. — Человека, который даст мне утешение, забытье и искупление. Пусть даже на миг.
— Это фантазии, годные для девицы-подростка, — поморщился Бендер.
— Но ведь должен же быть на свете такой, — настаивала Сузанна. — Я ищу его всю жизнь.
— И никогда не найдешь, во всяком случае это не твой муж. Вся эта идеальная любовь — так, пустой звук.
