— от дикобраза, просто иголки осыпались.
— Я хотел спросить…
Пожалуй, о здоровье банально, больничная койка подразумевает обратное, к тому же какой смысл любезничать? И есть ли время? Вот-вот сюда заявится какой-нибудь врач или сестра с процедурами. Терять Георгию нечего, так что он спрашивает напрямую:
— Откуда прибыл ваш самолет?
Толку снова нисколечко, а время-то уходит. Вся его гонка по улицам за зудящей сиреной «скорой» может пойти крахом.
— Да, не бойтесь вы, — бормочет Полеводов в некотором отчаянии. — Помощь вам окажут. Вы сейчас в городе Днепропетровске. Террористов, которые захватали «Боинг» уже арестовали, допрашивают.
Тут у Георгия Полеводова возникает мысль, а не зря ли он тут распинается на русском. Черт знает, откуда прибыл это «Air force». Вдруг, перед ним вообще американка. Он пытается сосредоточиться. «Ду ю спик инглиш» на ум приходит уверенно. Лиха беда начало. Он собирается выдать экспромт, когда девушка взвизгивает:
— Я в Донецк не поеду! Не вернусь я туда!
Она уже в слезах. Полеводов готов поклясться, что плакать в последние часы, или там дни, ей приходилось неоднократно. Он инстинктивно намерен успокоить: погладить по волосам, вручить носовой платочек, произнести чего-нибудь бодрящее. Замирает от фразы:
— Не прикасайся! Убью!
Звучит это несерьезно, да и не слышно почти за всхлипываньями. Даже сама обожженная это понимает, и потому ревет уже совершенно навзрыд.
Входит доктор. Благо Полеводов все еще в сторонке и вроде не при делах.
— Вы это… — говорит доктор. — Покиньте помещение. Не раздражайте больного. Родственник? Впрочем, все равно. Сестра! — кричит он в пространство. — Не пускать сюда ни-ко-го!
В палаты других травмированных Георгий не попадает вовсе. Но кажется можно предположить, что С-5 «Гэлэкси» (ныне он в курсе марки летательного агрегата) прилетел из Донецка. Странное вообще-то дело.
Все равно, в родные пенаты «Днепропетровского рабочего», он несется, что тот греческий вестник с Марафонского боя, разве что с учетом прогресса техники, все-таки не пешком. Однако овации при встрече как-то запаздывают. Главный редактор смотрит на него прищурившись.
— Почему, Георгий Валерьевич, вы не изволите появляться вовремя, как все? Опять семейные обстоятельства? Но у вас нет семьи, Георгий Валерьевич. Это уже несерьезно, юноша. Вы ведаете, что в стране кризис? Мне ведь может надоесть, так? Очень трудно будет найти местечко корреспондента, где бы то ни было. Сейчас…
— Абрам Львович, у меня материал — «бомба», — сообщает Полеводов, задыхаясь от предчувствия лавров. — Вы слышали, о происшествии на аэродроме?
— Ага, Жора, — кивает главред с ухмылочкой. — Но ты опоздал. Я уже послал туда Зою и Петрова с камерой.
Столь небывалая оперативность главреда Бабочкина вообще-то должна вызвать удивление, но Георгию сейчас не до отслеживания мелкой суеты несведущих редакторов.
— А чего же они там снимут? — чувствуя себя гроссмейстером Каспаровым перед юннатами Днепропетровского шахматного клуба, интересуется Полеводов. — Там же уже все закончилось…
— Откуда вы знаете? — с некоторым подобием интереса, эдаким шевелением снулой рыбы, спрашивает главред.
— Да я ж там был, Абрам Львович. Между прочим, все заснял.
— Да ну? — констатирует главред. — А вам кто это поручал, Георгий Валерьевич? Я вроде…
— Что ж тут поручать, Абрам Львович? — Георгий возмущен в лучших чувствах. — Это ж никто не может предусмотреть. Я же журналист, или как?
— Допустим, — уныло кивает Бабочкин. Намек видимо на то, что само удостоверение журналиста вручили Полеводову всего-то два месяца назад, это событие даже отметили в редакции скромным распитием коньячка.
— Мы же, как четвертая власть должны же быть активны, так? Вот я и сообразил. Инициатива она же…
— А почему… — говорит главный редактор и прикусывает язык.
— Так это… — догадывается, куда клонит начальник Полеводов. — Мобилки ж два дня не работают. Как позвонить? Вспышка ж на солнце вроде. Вот, кстати, ваше интервью с астрономом этим очень даже…
— Да, да, — кивает Абрам Львович, сглатывая лесть без всякой реакции. — Однако покуда занимайтесь указанным вам вчера, Жора, а матерьяльчики ваши… Чего там у вас? Аудио? Видео?… Мы их это… Зоечка с оператором вернется, приспособим.
— Абрам Львович, но…
— Давай, милый, давай! Номер горит, Жорик, просто горит.
Полеводов движется к своему рабочему месту несколько ошарашенный. Почему народная инициатива снизу не поощряется? Не пора ли в этой стране снова делать революцию?
40. Визиты
— Дядя Дим, там это… — Сергей Парфенюк замялся. — Дама к вам.
— Что за дама? — не расплющивая очей поинтересовался Дмитрий Беда.
— Ну, такая… — Парфенюк изобразил руками плавные обводы, совпадающие с генетически закодированной программой мужского вожделения. Изображение вышло только наполовину — одна рука Сергея была задействована автоматом.
— Это намек, что ли? — подозрительно зыркнул Беда.
— Да нет, — мотнул головой Парфенюк, и с подсказки интуиции отодвинулся на шаг назад, увеличивая дистанцию: вообще-то Дмитрий Гаврилович ни разу не прикладывался к нему своим тяжеленным кулаком, но третировать судьбу не стоило. — Она, вообще-то, не то чтобы к вам лично, дядь Дим. Она еще и Тиграна Григорьевича упоминала, но ведь он…
— Ладно, понял, — Беда наконец приподнялся с подушки и сбросил ноги с продавленной кровати. — Не получается на этой войне вздремнуть, да, Сережа?
— Так может…
— Нет, сюда не проводи. В этот наш лагерный бардак. Сейчас сам выйду.
Беда заправил рубашку в джинсы. Всем им гораздо больше, в плане морально-временного соответствия, подошел бы военный камуфляж, однако они партизанили в городской черте, а здесь лучшей маскировкой являлось как раз гражданское платье.
Миновав две пустые комнаты — места в заброшенной стройке было сколько угодно — и оказавшись в «приемной», Беда с ходу узнал «даму». По внешнему виду ее каноны, наверное, действительно совпадали c той самой генетически выверенной классификацией, однако в силу давнего знакомства вид ее вызвал у Дмитрия Беды обратные ассоциации.
— Не ожидал, Наталья Викторовна. В смысле, не ожидал вас здесь увидеть. Что-то слу… В смысле, со Змеем? То есть, с Лёней?
— Здрасьте, Дмитрий Гаврилович. Нет, с Леонидом Матвеевичем все в норме, объявился, наконец.
— Ага, — констатировал Беда, умиротворяясь, ибо действительно после первичной паузы неприятия нетерпимой им женушки друга, сразу же не в шутку забеспокоился о его судьбе. — Выпустили, значит, менты? Или, что ли, сбе…
— Выпустили, выпустили, — кивнула Яровицкая. — Тоже благородный — его давно уж… а он ни позвонить, ни… А, что с вас всех…. Объявился вот.
