душевный подъем, оттого что ей доверили это дело. Изо дня в день она засиживалась допоздна, и единственное, что удерживало ее от сострадания к истцам, — сложность построения защиты. Стараясь подражать Софии, Мара вновь и вновь сопоставляла аргументы и контраргументы. Ее увлеченность только способствовала большей сосредоточенности и стремлению к победе. Мара держала в секрете свою стратегию от Майкла во время деловых встреч, телефонных переговоров и ежедневного общения по электронной почте. Она хотела, чтобы он не нашел ни одного шва в ее аргументации, когда в конце концов она раскроет свои карты, и уже буквально ощущала вкус победы.
Однажды, когда Мара целиком погрузилась в дело «Декларк», в запертую дверь ее офиса начала рваться София.
— Выходи, Мара, я знаю, ты совершаешь очередной крестовый поход на дело «Баум», но должна же ты обедать.
Мара подняла голову и призадумалась, пытаясь вспомнить, успела она уже пообедать или нет, предыдущие несколько дней она перекусывала наспех за письменным столом, не отрываясь от дел. В животе у нее заурчало, поэтому она неохотно оставила работу и присоединилась к Софии. Они проследовали на еженедельный обед юристов, пышное мероприятие, проводимое фирмой с двойной целью: произвести впечатление на клиентов и предоставить возможность своим работникам пообщаться друг с другом.
Пока подруги наполняли тарелки, мимо них сновали коллеги, все вежливо здоровались, но никто не пригласил двух женщин к своему столику, никто не завел с ними беседы. Мара и София поддерживали со своими ровесниками якобы сердечные, но на самом деле прохладные отношения. Собратьям по ремеслу очень не нравилось, что эти две смазливые подружки на особом счету в фирме: им доверяли непосредственное общение с клиентурой, выступления в суде, появление на званых обедах с целью привлечь новых деловых партнеров и вообще их приглашали на любое светское мероприятие, требовавшее утонченности, которой зачастую не хватало остальным. Болтливые языки не ленились злословить, отчего вдруг этим подругам такая честь, хотя все домыслы были далеки от правды. Поэтому, не имея другого выбора, Мара и София уселись за стол корпоративных партнеров, хотя понимали, что тем самым подольют масла в огонь.
София с ходу включилась в разговор о вожделенном слиянии с другой фирмой, по поводу которого среди конкурентов шли горячие баталии, но Мара почти не следила за ходом беседы. Мысленно она все время возвращалась к тем делам, что оставила у себя на столе. И тут вдруг она увидела Харлана. Его было трудно не заметить даже в толпе, при его-то полноте и дурной привычке всюду таскать с собой затушенную кубинскую сигару, которую он имел обыкновение держать двумя пальцами на манер волшебной палочки.
Харлан обычно обедал один у себя в офисе, поэтому у Мары его появление вызвало и удивление, и изрядное любопытство. Но потом она увидела, что позади босса вышагивает Майкл, и внутри у нее все оборвалось. И дело тут было не просто в Майкле — она давно привыкла видеть его, привыкла тактично парировать продолжавшиеся просьбы и заигрывания, — ее заставил дрогнуть тот факт, что Майкл оказался на ее территории.
Она ломала голову, что привело его сюда и почему ее не пригласили на эту встречу. Они уселись за столик, при этом она продолжала их видеть, а они ее — нет. Мара внимательно следила, как они общаются, завороженная способностью Майкла раскрепостить Харлана, даже заставить его смеяться. Никому никогда не удавалось рассмешить Харлана Брукнера. Она узнала ту самую харизму Майкла, которую, несмотря на все свои зароки, до сих пор находила привлекательной.
К их столику подошла женщина. Со спины Мара разглядела лишь туго перетянутое поясом фиолетовое платье, но вихляющую походку узнала сразу. Это была младший сотрудник отдела судебных тяжб Дина, тяготевшая к всесильному женатому начальству. Дина наклонилась к мужчинам, явно отдавая предпочтение Майклу. Мара видела, как Майкл оживился от болтовни Дины и просиял, когда она нежно коснулась его рукава.
Естественно, Мара понимала, что спектакль устроен не ради нее, но все равно не могла дольше выносить этого зрелища. Она резко поднялась из-за стола, извинилась перед оторопевшей Софией, сославшись на важный звонок, и бегом кинулась из зала.
В тот вечер Мара ушла домой гораздо раньше обычного. Ей почему-то не захотелось трудиться над делом «Баум» до поздней ночи. Она даже убедила себя, что кассета с интересным фильмом и пакет с попкорном помогут ей успокоиться. Но стоило ей зажечь лампы в гостиной, как она сразу проследовала на кухню и налила вина в самый высокий стакан.
Потягивая вино, она стянула с себя тесный деловой костюм и переоделась в спортивный. Хмель несколько смягчил Мару и позволил понять, что свое одиночество она вылепила собственными руками. Если в ее жизни не было ничего, кроме работы, а составить ей компанию могла только София, то винить в этом некого. Она сама сделала свой выбор, сама решила добиваться партнерства любой ценой. Кончилось тем, что из ее глаз потекли слезы.
9
Йоханнеса будят крики. Голоса проносятся по второму этажу вместе со сквозняком, слов не разобрать, как не разобрать и того, кто кричит. Мальчик откидывает простыни, напряженно прислушивается. Рискуя получить взбучку, он выскальзывает из спальни и крадется на лестничную площадку.
Осторожно выглядывает между стойками перил. Голоса принадлежат его родителям. Мать стоит на коленях и молит отца о прощении. Она заклинает дать Йоханнесу свободу. Предлагает себя взамен.
Отец отказывается. Он узнал их тайну. Дорога к католическому молельному дому оказалась не такой пустой, как они думали. Юдит их выследила.
Мать умоляет отца. Она выполнила свое обещание. Йоханнес не принял католических таинств, он по- прежнему незапятнанный кальвинист.
Отец говорит хлестко, словно бьет кнутом.
— Как я могу оставить Йоханнеса на твоем попечении? Единственного ребенка, ниспосланного нам Всевышним, чтобы мы подготовили его к иному миру?
Материнская снисходительность к играм Йоханнеса, ее тихая любовь казались безобидной неосмотрительностью, но теперь-то отец понимает — ее совершенно не заботит душа ребенка. Нет, Йоханнес больше не останется под ее присмотром.
В доме становится тихо, только воет за стеной зимний ветер.
— Куда он поедет? — шепчет мать.
— В мастерскую Николаса ван Маса.
— Он художник?
— Да, придворный портретист, безупречной веры.
Ступени скрипят, когда отец начинает подниматься по крутой лестнице. Йоханнес поспешно скрывается в спальне. Притворившись спящим, он чувствует, как его кровать прогнулась под тяжестью усевшегося с краю отца. Он пытается дышать ровно, но каждый его шумный выдох приподнимает локон волос. Отец убирает непослушный локон со лба сына, и тот впервые чувствует его прикосновение. Отец начинает объяснять, что Господь желает переменить судьбу его сына. Теперь Йоханнесу предстоит развивать свой талант, полученный в дар от Господа, он поступит в ученики к мастеру, которому покровительствует сам бургомистр и даже члены королевского семейства. Этот человек будет хорошим воспитателем, обещает отец и прикладывается к его личику щекой.
Юдит вручает ему последний сверток, и он перебирается на баркас. Отец закрепляет на палубе сундуки и приказывает отплыть. Лодочник разбивает длинным шестом сковавший судно лед и дает сигнал отчалить. Йоханнес оборачивается к дому, чтобы запечатлеть его в памяти, и видит мать в башенном
