Нагуализм

даже на невинный напиток октли (перебродивший сок агавы), хотя алкоголь в разных его видах никогда не вызывал протеста в христианской Европе.

Индейцы, несомненно, знали толк в психоактивных зельях. Из знаменитого кактуса они изготовляли мескал и употребляли его на специальных церемониях с надлежащим почтением. Отвар семян ололиукви, содержащий психоактивный амин лизергиновой кислоты, нагуаписты древней Америки также использовали регулярно. То же касается таинственных грибов, которые впервые идентифицировал Гордон Уоссон как принадлежащие к роду Psilocybe (у Бринтона — некие «желтые наркотические грибы»).

Современные нагуаписты живут порой в некотором удалении от Центральной Америки. Но, как показывает опыт, вопрос о практическом использовании ПАВ, в том числе «растений силы», для них — один из самых главных, волнующих и возбуждающих любопытство.

Однако интерес к этой теме здесь, у нас, вообще выглядит противоестественно. Нагуалисты древней Америке жили в конкретной природной среде, где психоактивная флора была неотъемлемой частью их пищи и жизненного поля в целом. Чтобы понять, какую роль играет привычный элемент жизненного поля, достаточно вспомнить, к каким истинно пагубным последствиям привел тех же индейцев «подарок» завоевателей — крепкие алкогольные напитки (виски, бренди, ром и пр.) и чужеземная пища. Обретшие это сомнительное богатство индейцы болели, спивались, умирали; как известно, крепкий алкоголь явился одним из серьезных факторов их быстрой деградации.

Точно так же у нас нет традиции правильного использования психоактивных растений. Тот, кто пытается их применять, серьезно рискует душевным и физическим здоровьем. Тем более, надо учесть, что природа такого любопытства, как правило, далека от нагуалистских целей. Ибо, с одной стороны, многие поклонники нагуализма испытывают особое влечение к тайне измененных состояний сознания, зачастую забывая, что новый психический опыт имеет ценность только в том случае, когда его обретают через разумную систему терпеливых усилий. С другой — западный человек, развращенный нынешней медициной и ее фармакологией, постоянно ищет некую «таблетку счастья» — единое средство, которое сразу решит все проблемы и восстановит утраченную гармонию.

Современный нагуалист сосредоточен на управлении вниманием и восприятием, на тщательном выслеживании содержаний своего тоналя, значительная часть которых влияет как на саму работу высших психических функций, так и на способность корректировать и модифицировать ее, на способность к самоконтролю.

Если мы утверждаем, что некто странствует между тоналем и нагуалем, возникает вполне логичный вопрос: кто он, этот странствующий?

Здесь современный нагуализм дает как психоэнергетическое объяснение, так и метафорическое, близкое к тому описательному языку, которым в первой половине 20 в. пользовалась психология. Метафорическое толкование, как и следовало ожидать, более смутное, прибегает к двум основополагающим терминам — осознание и намерение.

Осознание — не объект, а процесс. Именно поэтому в современном нагуализме говорят не о расширении, а об интенсивности, усилении осознания. Работа этого центрального элемента психического мира обусловлена намерением. Сущность его не менее таинственна. Когда речь заходит о намерении подразумевается сложная совокупность сознательных, подсознательных и бессознательных мотивов. Эти мотивы в той или иной степени обусловлены и сформированы тоналем. Отсюда их ограниченность, предсказуемость и неминуемая стереотипность.

Однако содержание намерения намного богаче. Помимо тональных мотиваций разной степени осознанности, здесь присутствуют и явно нагуальные аспекты. Прежде всего, это касается биологического тела конкретного индивида с его наследственностью, случайными мутациями генома, иными индивидуальными чертами организмического устройства. Это совокупность детерминант личного намерения данного живого существа. Более глубокий и, соответственно, более фундаментальный слой намерения мы находим в тех общих чертах, что равно актуальны для любого представителя человеческого вида. На уровне психической активности этот слой намерения наиболее заметен в работе безусловных рефлексов и, что для нас особенно важно, в процессе генерирования простейших перцептивных паттернов — того самого, из чего состоит воспринимаемый универсум.

Намерение вида представляет собой самый важный мотивирующий комплекс, независимо от того, в какой части и насколько отчетливо мы его осознаем. Это центральный двигатель нашего осознания.

Намерение вида опирается на ряд макроструктур, связанных с устройством всего энергетического поля бытия. Не будем подробно останавливаться на них, ограничившись простым перечислением: (1) намерение живого, (2) намерение «второго тела (тела второго внимания), (3) намерение земли (планетарное). (4) намерение солнца и его системы, (5) намерение галактики.

Силовой агрегат намерения контролирует движения осознания, в результате чего у нас в голове возникает увлекательная иллюзия некоего «внутреннего мира», «сознания» или «души».

Психоэнергетическое объяснение изложено в книгах Кастанеды довольно ясно. Здесь мы имеем дело с полями, энергиями и их сборкой, что делает картину проще и суше. В отличие от простонародного нагуализма, охотно фиксируемого антропологами, — переполненного мифологией, весьма темпераментными персонажами и причудливыми идеями первобытного визионера, — современный нагуализм дает абстрактную и безличную картину мира. Он изображает бытие как бесконечность, наполненную энергетическим полем. Все воспринимаемые объекты, явления и процессы — лишь перемещение энергетических масс внутри единого поля (у Кастанеды — «темное море осознания»). В кастанедовском описании мира нет ни одной космической фигуры, наделенной личностью.

По сути, мы имеем дело с нагуалистской разновидностью буддийской шуньяты — это пустота, чреватая формами, время от времени порождающая их, а затем уничтожающая. Все силы Вселенной (читай: энергетические потоки), которые как будто действуют самостоятельно, принадлежат органическим или неорганическим осознающим существам.

Таким образом, если мы рассматриваем психоэнергетическое объяснение природы осознания, можем понимать его только как результат столкновения больших полей, находящихся за пределами энергетического тела, и полей малых, внутренних. Чтобы из подобного столкновения родилось осознание, внешние и внутренние поля (эманации) должны сформировать некую упорядоченную структуру. Сотворение подобных структур, согласно Кастанеде, — работа специфического образования, называемого «точка сборки».

Как вы понимаете, в кастанедовской психоэнергетике точка сборки тождественна той метафорической конструкции, о которой было сказано выше. По сути, это не что иное как упорядоченное осознание, движимое некоторым намерением. Как уже было сказано, обычный человек избегает неведомого и непостижимого. Он живет в тонале, то есть в том описании мира, которое было создано нашим видом на протяжении нескольких тысячелетий. Все, выходящее за границы этого довольно скудного мира, кажется ему невообразимым, странным, сверхъестественным. Все незнакомое он с готовностью воспринимает как магию и волшебство.

Нетрудно представить, в каком небольшом пространстве жили индейцы до прихода Конкисты. Сегодня, среди высоких технологий и скоростного транспорта, нам кажется, что доступный мир стал значительно шире и насыщеннее, но это — только иллюзия. В определенном смысле мы стали жить в еще более ограниченном мире, чем наши предки. Ведь мы в значительной мере утратили свою чувствительность, способность по-настоящему видеть, слышать и осязать то, что нас окружает. Внимание и восприятие, которыми мы владели изначально, не расширились и не усилились. Они просто переместились в сферу ментального, туда, где торжествуют бесплодные абстракции, понятия и слова, за которыми нет ничего, кроме слов. Наш тональ в полной мере сохранил свою ригидность и по-прежнему желает одного — повторения привычного.

Трудно сказать, предвидели ли эту ситуацию древние индейцы. Но их учение о нагуале, о том неведомом, что может преобразить нашу сущность, оказалось сегодня весьма актуальным. Ибо, очистив учение древних толтеков от устаревших мифов и порой наивных предрассудков, мы находим здесь великий проект — проект человеческого преображения и обновления, обретения утраченной свежести чувств и новых перспектив развития.