поскольку Киев хоть и великий град, но – тесен, и тайное в нем часто становится явным.
Именитый боярин Блуд о последнем ведал очень хорошо, потому держать свой знатный полон в Киеве не собирался. И тем же утром, под добрым конвоем, перевез вдову с младенцем к себе в Загорское.
– Ты, монашка, теперь никто, и звать тебя никак. – Блуд с похотливой улыбочкой глядел на забившуюся в угол женщину.
Эх, хороша! По Блудову приказу с нее содрали все, кроме нательной рубахи. Могли бы и рубаху содрать, но так – слаще. Лакомый, лакомый кусочек! Не зря князь-покойничек из спальни не вылезал. А теперь красавица-ромейка еще более похорошела. Личико разрумянилось, груди молоком налились, глазищи огромные, влажные – так и сияют. Блуд сглотнул слюну и подавил желание кликнуть холопов, разложить ромейку, как взятую в бою полонянку, и попользовать без долгих уговоров. Но Блуд – не степняк какой- нибудь, чтоб отменное дорогое вино залпом в глотку вливать. Такое вино смаковать надобно, малыми глоточками… Не тело это сладкое ломать-терзать, а самую душу. Подчинить себе бабу своевольную, взнуздать, как норовистую кобылу… Чтобы послушна была и ласкова. Чтоб только о том и думала, как хозяина усладить-порадовать. Чтоб страх и покорность в глазах, а ручки нежные не в кулачки сжаты были, а ласкали-лелеяли. А чтоб сбылась мечта, есть у Блуда верное средство.
– О себе думаешь, – вкрадчиво произнес Блуд, нависая над женщиной, вжавшейся в уголок. – А ты вот о нем думай. – Боярин кивнул на люльку, где под маленькой иконой Богоматери спал младенец.
Наталия вскинулась вмиг, забыв о прежнем страхе:
– Ты не посмеешь! Он – княжич!
– По вашим, по ромейским законам – может, и так, – промурлыкал Блуд. – А вот по нашим он – так же, как и ты. Никто. Вот кабы принял его Владимир в род – другое дело. Но ведь не принял. Так что не княжич твой сын, а изгой безродный. Радуйся, что живой. Я б на месте Владимира его придушить велел. Зачем ему сын старшего брата? Вот в степи нынче Варяжко печенегов против Киева мутит. Хочет Владимиру за убийство Ярополка отмстить. То-то ему бы сынок твой пригодился…
– Матерь Божия Пресвятая! – взмолилась Наталия по-ромейски. – Спаси нас, грешных!
– Может, и спасет, – посулил Блуд. – Если я захочу.
И тут, вовсе уж некстати, позвал из-за дверей голос доверенного холопа:
– Господин!
– Прочь пошел! – рявкнул Блуд. – Сказано: не тревожить! Запорю!
– Не серчай, господин! – испуганно пискнул холоп. – Великий князь в Загорском! К тебе едет, господин!
Блуд выругался. Вот черти принесли…
– Помолись, – бросил Блуд пленнице. – Но помни: я теперь твой бог и твой кесарь. Вот гляди сюда, – Блуд показал на горящую под иконой свечу. – Когда догорит эта свечка, ты станешь моей рабой, покорной и ласковой. Но берегись, если я останусь тобой недоволен. – Блуд несильно ударил княгиню по щеке. – Тогда попрощайся со своим детёнышем!
Блуд круто развернулся на каблуках и вышел, притворив за собой дверь.
Наталия услышала, как лязгнул снаружи засов. Слезы сами заструились из глаз…
Она понимала, что бороться не сможет. Только на Божью помощь уповать и осталось. Но услышит ли Бог ту, что когда-то была его невестой? Пусть и не по своей воле ушла Наталия из монастыря, но там, на Небесах, простили ли Наталии ее короткое женское счастье?
На Блудовом подворье уже было тесно. Владимир приехал не один, а с ближней гридью: варягами Пежича и нурманами Сигурда. Может, был их черед сопутствовать князю, а может, Владимир сознательно взял с собой и тех и других, потому что нурманы и варяги весьма друг друга недолюбливали и оттого оберегали Владимира с отменной бдительностью.
Блуд терялся в догадках. С чего бы это великий князь приехал сам? Да еще целое войско с собой привел? И сам – в панцире золоченом да в шлеме боевом…
Не к добру это…
Обеспокоенный боярин сбежал с крыльца и поклонился князю ниже обычного – земным поклоном.
Когда распрямился, князь уже передал высокий шлем, обернутый от солнца в рысий мех, ближнему гридню и глядел на боярина сверху, насупив светлые, отчетливо выделявшиеся на загорелом лице брови.
Гневался великий князь.
Блуд кинулся вперед, собрал руки ступенькой – помочь князю сойти с коня…
Владимир помощью пренебрег. Спешился сам – соскользнул ловко, по-степнячьи. Смерил злым взглядом согнувшегося Блуда, отодвинул плечом и пошел в боярский терем – будто в собственный. У Блуда сердце упало. Никого из своих рядом. Оттерли всех. Одни люди княжьи вокруг. Что им Владимир велел – неведомо. Кончат боярина прямо тут – и не поможет никто.
Однако не тронули. И когда перепуганный боярин бросился вслед за Владимиром, мешать не стали. Правда, кто-то за спиной засмеялся обидно. Волки они все, что нурманы, что варяги. Страх нюхом чуют…
Блуд догнал Владимира только в думной палате, обставленной боярином с особой любовью и роскошью. Здесь, посиживая в высоком резном кресле из черного дерева, привезенном из самого Константинополя, развалившись на удобных подушках, потягивая бесценное заморское вино с медом и пряностями, придумывал боярин самые свои замысловатые хитрости.
Теперь в роскошном кресле сидел великий князь. Шелковые подушки с дорогой шемаханской вышивкой Владимир небрежно смахнул на пол. Ему и на голом дереве удобно.
– Сядь! – сурово бросил князь. – Сядь и рассказывай!
– Что, мой государь? – Блуд осторожно опустился на лавку у стены.
Что разрешил сесть – это хорошо. А все остальное – плохо. Что же он такое успел пронюхать? Неужели кто-то из дурней-смольнян проболтался о похищении вдовой княгини? Не дай Бог…
Увы! Все оказалось намного хуже.
– О чем? – Владимир сузил глаза, оскалил ровные зубы и стал очень похож на своего отца Святослава. Тот в гневе тоже скалился… Страшен в гневе был покоритель Булгарии и Хузарии. Мог собственноручно в Ирий отправить…
– О чем? Да о том, как князя своего ограбить вздумал! Говори, боярин! И не вздумай лгать – язык вырву!
– Я… Мне… Княже! Да я только о твоем благе и пекусь! – воскликнул боярин, лихорадочно пытаясь сообразить, что же такое стало известно князю. – Денно и нощно!
– Ах денно и нощно? – страшным голосом рявкнул князь. – А вот это – что? – Владимир швырнул под ноги Блуду пергаментный свиток. – Благодари своего ромейского бога, что я прежнее добро помню! Не то висеть бы тебе в пытошной!
Блуд осторожно, будто ядовитую змею, подобрал свиток, развернул…
– Читай, читай, – прорычал Владимир. – И ищи, чем оправдаться, потому что железо для твоей кожи уже калят… Уж мои-то нурманы сумеют тебя разговорить!
Блуд дрожащими руками развернул свиток. Знакомые ромейские буквы прыгали перед глазами, не складываясь в слова… Но подпись и печать Блуд признал сразу. И ему сразу стало не до красивой вдовицы…
Боярин Серегей пришел к великому князю сегодня утром. Пропустили его немедленно, но Владимир встретил его не слишком дружелюбно:
– С чем пришел ко мне, воевода… моего отца?
Сергей укол княжий проигнорировал.
– Я слыхал, тебе деньги нужны? – напрямик спросил Сергей.
– Нужны, – согласился Владимир, пристально разглядывая загорелое, испещренное светлыми шрамами лицо славного воеводы. – Хочешь поделиться?
О несметных богатствах боярина в Киеве ходили легенды.
– Хочу помочь, – длинные варяжские усы качнулись, когда воевода усмехнулся. – Рассказать кое-что о
