Бобби нервно заходил по комнате. Со злости он ударил по телескопической стреле: цепи зазвенели. — Но я что-нибудь придумаю, черт их всех возьми, этих страховых агентов, врачей, всех…— Да уж, Бобби, ты обязательно что-нибудь придумай, ты уж постарайся, иначе у нас ничего не выйдет, иначе я просто умру с голода. — Черт! — нервно бегал по комнате Бобби, — черт, как все это надоело.
Вдруг они услышали какой-то странный хрип и скрежет. Бобби и Шейла с изумлением взглянули друг на друга. Потом они перевели взгляд на Лео Джонсона. Им показалось, что это он попытался что-то сказать. Но они сами не поверили своим ушам. — Что это было? — спросил Бобби.
Но Шейла пожала плечами и вновь пристально посмотрела на неподвижного Лео.
Донна Хайвер сидела в кабинете шерифа Твин Пикса Гарри Трумена. Над ними покачивалась большая лампочка под широким черным абажуром. Донна сидела напротив шерифа. — Донна, послушай, я тебе могу сказать абсолютно точно: дневник Лоры Палмер у нас. — Нет, нет, этот дневник — совсем другой. — Что значит другой? — Это тайный дневник Лоры Палмер, понимаете? — И она отдала этот тайный дневник Говарду Смиту? — Не Говарду, Гарольду Смиту, шериф. — Зачем?
Донна пожала плечами и принялась сосредоточенно думать. Шериф ждал. Наконец, она сказала: — Скорее всего, чтобы спрятать. Шериф кивнул в ответ. — А он тебе показывал этот дневник, или это плод фантазии? — Да, я сама видела его. Я узнала почерк Лоры Палмер. — Но ты знаешь, что там написано? — спросил шериф. — Да, Гарольд мне кое-что зачитывал. Шериф недовольно поморщился. — Опять, Донна, вы с Джозефом впутались. Я же просил его и тебя ни во что больше не вмешиваться. — Шериф, поверьте, Джозеф здесь ни при чем. — Донна, неужели ты не понимаешь, что игра, в которую вы решили поиграть, очень опасна и после нее доктор Джакоби, наш психиатр, оказался в больнице. Хорошо еще, что ему повезло, и он оказался не на кладбище. — Поверьте, шериф, это не игра. — Хм, — шериф вновь недовольно поморщился, — хорошо, Донна, я тебе верю. Я обязательно пошлю кого-нибудь в дом этого Говарда, то есть Гарольда Смита, но сейчас я тебе обещать не могу, потому что у меня очень много работы.
Из коридора послышался громкий голос: — Я ищу шерифа, мне нужен шериф.
Гарри Трумен поднялся из-за стола и направился, уж было, к двери. Но шериф не успел дойти до выхода, как появился мужчина в строгом черном костюме, при галстуке и в светло-голубой рубашке. Мужчина держал в руках тяжелый кожаный портфель. — Я ищу шерифа Твин Пикса Гарри Трумена. — Это я, — кивнул шериф. — А я, — мужчина оперся на дверной косяк, — Федеральное Бюро Расследований, директор регионального бюро Гордон Холл. Титул, конечно, длинноватый, но я, извините, ничего не слышу.
И здесь шериф, и Донна заметили, что два тонких проводка ведут к ушам мужчины. — Очень рад, сэр, — шериф сильно сжал и потряс руку директора регионального Бюро Расследований. — Я ищу Дэйла Купера. Но хотел бы поговорить с вами. — Хорошо, сэр. Донна, ты меня извини, я сейчас вернусь, — сказал Гарри Трумен и заспешил вместе с мужчиной.
Когда шериф закрыл дверь комнаты, где он сидел с Донной, мужчина встал перед ним и посмотрел прямо в глаза. — Как вы говорите, вас зовут? Кто вы такой? — маленькие глазки директора регионального Бюро буквально впились в лицо Гарри Трумена. — Только, пожалуйста, не спрашивайте, что это такое, — мужчина показал на проводки, которые тянулись к его ушам, — это очень длинная история, ну очень длинная, а эти штуки — повернуты на максимум. Так что я слышу очень плохо. Мужчина говорил невероятно громко. Его голос был какой-то ровный, как будто металлический. Гарри Трумен даже немного поморщился — так громко говорил мужчина. — Вы ищете агента Купера? — так же громко спросил шериф.
Мужчине это явно понравилось. Он прикоснулся указательным пальцем к груди Гарри. — Я всегда навещаю моих агентов, когда они выезжают из Вашингтона. Это моя обязанность. — Дэйла Купера здесь нет.
Но мужчина, казалось, пропустил эти слова мимо ушей. — А вот Альберт Розенфельд сюда не приедет, но его отчет у меня. Вот он, — мужчина сунул руку в карман пиджака и вытащил небольшой листок бумаги. — Во-первых, — начал он металлическим громким голосом, — Альберт обнаружил волокна на полу у номера Дэйла. Эти волокна — из шерсти ламы, они из пальто. — Пальто из ламы, понятно, — шериф кивнул головой.
Мужчина кивнул ему в ответ и продолжил: — Второе. Спасибо, шериф, но я уже пообедал. Итак, продолжим. Второе. Альберт Розенфельд сообщает, что в шприце однорукого обнаружен очень сильный наркотик. Альберт сообщает, что ему в его практике еще не попадался такой сильнодействующий наркотик. — Сильнодействующий наркотик, — Гарри Трумен кивнул в ответ директору регионального Бюро Расследований.
Тот понял, что шериф услышал и кивнул ему. — Итак, дальше. Бумага…— Что бумага? — не понял шериф. — Я говорю бумага, бумага из блокнота, которая найдена вместе с окровавленным полотенцем на железнодорожных путях.
В это время в коридоре полицейского участка появился помощник шерифа Хогг. Он буквально под руки тащил седовласого мужчину с короткой бородой. Рукав рубашки был заправлен в брюки. — О, мистер Жерар! — радостно воскликнул шериф. Директор регионального Бюро Расследований громко сказал: — А вот и однорукий. Это тот, о котором мне рассказывал Альберт Розенфельд. — Послушайте, шериф, что в этом противозаконного? Ведь я только торгую обувью, -возмущался однорукий. — Мистер Жерар, мы хотим задать вам всего лишь несколько вопросов и вообще, я думаю, лучше всем нам пройти в мой кабинет. — В кабинет? — поинтересовался директор регионального Бюро Расследований. — Да, да, в его кабинет, — закивал Хогг. — Правильно, правильно, — очень громко сказал директор регионального Бюро Расследований и пошел вслед за шерифом.
Дверь, у которой шериф разговаривал с директором регионального Бюро Расследований открылась. Из нее выглянула Донна Хайвер и проводила взглядом удаляющихся мужчин. Ей явно хотелось посмотреть на этого однорукого и куда его повели.
Специальный агент ФБР Дэйл Купер, как и обещал, как только Одри Хорн стало немного лучше, как только она пришла в себя и стала немного разговаривать, тут же позвонил ее отцу. Бенжамин Хорн явился через десять минут.
Одри лежала в постели, отвернувшись лицом к окну. Отец склонился над дочерью. Специальный агент стоял немного в стороне, скрестив руки на груди. Наконец, специальный агент подошел к девушке, положил ей руку на плечо и слегка потряс. — Одри, Одри, ты меня слышишь? Пришел твой отец, Одри.
Девушка кивнула головой и перевернулась на спину. — Слава богу! Слава богу! — начал шептать Бенжамин Хорн, глядя на дочь.-Я так волновался за тебя! — Бенжамин Хорн присел на край постели, — я так за тебя волновался, переживал. — Правда? — как бы не веря отцу спросила Одри. — В такие моменты начинаешь понимать ценность жизни. Каждой капельки дождя, каждого заката, каждого рассвета, — рассуждал Бенжамин Хорн, глядя в глаза дочери. — Я тоже очень многое поняла, папа, очень многое поняла.
Бенжамин Хорн закивал головой.
Одри встретилась взглядом со специальным агентом и тот, немного задержавшись на лице девушки, отвернулся. — Сейчас, Одри, мы отвезем тебя домой, и ты будешь в безопасности. — В безопасности? — переспросила Одри. — Да, да, в безопасности. — В безопасности, — уже несколько другим голосом повторила Одри. — Какое ужасное испытание, какие злые люди, — Бенжамин Хорн поправил плед, которым была укрыта девушка. — И чего ты только не насмотрелась, бедняжка.
Одри резко дернула головой. — Я столько насмотрелась, папа, я столько насмотрелась…
Бенжамин Хорн слегка отпрянул от дочери. — Мы с этим разберемся, дочка, вместе, — Бенжамин Хорн потрепал Одри по плечу. — Да, папа, разберемся. — Обязательно разберемся, доченька. — Да, только вдвоем, ты и я, — ответила Одри. Бенжамин Хорн попытался улыбнуться, но улыбка получилась виноватой и нерешительной.
Одри отвернулась к стене не в силах больше смотреть на отца. Бенжамин Хорн поднялся, потер руки, одернул полы пиджака, застегнул его на все пуговицы. Он взглянул на специального агента, который молчаливо стоял у стены. — Я заберу ее сейчас. Машина уже здесь. Специальный агент пожал плечами. — Папа, — позвала Одри. — Да, дорогая, я тебя слушаю. — Папа, если ты не возражаешь, то я очень хочу,
