Те, кого сжигали на кострах, были бы счастливы знать о таком обществе.
Те, кто сжигал их, не поверили бы, что возможно общество без религии.
Всегда, в любое время и в любом месте, есть люли, готовые подбросить вязанку хвороста в костёр с еретиком. Просто иногда это принимает другие формы. Sancta simplicitas . Хотя, на мой взгляд, святого в этом мало .
А брат Роберто остался смотреть на пытку Генриетты, на страдания невинной девушки.
Я снова ужинал с Корвином. Он был возбуждён.
– Что с тобой? – спросил я его. – Ты вертишься, будто на углях.
– Договорился с бургомистром Альбрехта! Я спасаю город от крыс, а они дают мне столько золота, сколько смогу унести!
Я рассмеялся:
– Ты собрался извести всех крыс?
– Увидишь! – ответил Корвин, хитро улыбаясь.
Он открыл футляр и пробежался пальцами по флейте...
Ближе к ночи я вернулся в келью и переоделся в одежду конного пистольера. Высокие сапоги с узким голенищем, широкий кожаный пояс, пара пистолетов, рапира...
На перевязи закрепил также мешочки с пулями и порохом. Поверх накинул плащ инквизитора и надел широкополую шляпу. Мне предстояла опасная прогулка.
Я медленно шёл по городу в ночной тишине. Часы на главной ратуше как раз пробили четверть первого. В глухом переулке я быстро снял плащ и шляпу, спрятав их в специально приготовленный мешок. Дальше двигался под видом подгулявшего дворянского сынка.
Вокруг раскинулся город, храпя во сне, открыв рот чёрному потолку неба. Город иногда ворочался с боку на бок, посапывал. Он ведь совсем живой, старый город Альбрехт, в котором обитают не менее миллиона особей человеческого рола, примерно сто тысяч котов, двести тысяч собак, а также неисчислимое множество крыс, блох, мух и прочих тараканов.
Все добропорядочные горожане сейчас спят рядом со своими пухлыми жёнами, задыхаясь спёртым воздухом комнат. Толстые бюргеры думают, что они в безопасности в своих домах.
Но есть в городе и другие обитатели. Они таятся от ночных патрулей, они не показываются инквизиторам, но гостеприимно распахивают объятья всем остальным...
Чёрная тень бесшумно отделилась от стены второго этажа и налетела на меня, огромным плащом заслонив блестевшую в лунном свете мостовую. Выработанные за годы инквизиторства рефлексы швырнули меня в сторону, и вампир потерял на миг равновесие, приземлившись на колено. Этого мне хватило, чтобы достать тяжёлую рапиру и дагу. Вампир оскалился, потом рванулся вперёд так быстро, что будь на моём месте обычный дворянин, валяться бы ему с разорванным горлом.
Я же крутнулся волчком в сторону и достал вампира дагой. Далее всё было, как обычно: резкое движение рукой, разворот кругом, правую ногу отставить назад, секундная задержка и – молниеносный удар рапирой, аккуратно вонзившейся в лоб вампира над переносицей.
Мокрый хруст костей, не прозвучавший крик, тело обмякает и падает на мостовую.
Опираюсь рукой о стену, пережидая, пока спадет напряжение и успокоится сердце.
Бой чаше всего бывает именно таким – быстрым и некрасивым. Блеск клинков и сверкающие доспехи – лишь в песнях менестрелей. На самом деле бой – это грязь и кровь.
Вампир попался слабенький – мелкая сошка, не из высших...
Я отёр оружие и спрятал его в ножны.
