не значащие фразы, а собеседник его не имел никакой возможности вставить в поток этот свое слово и успевал только кланяться и кивать головой. Наконец государь замолк, в разговоре наступила пауза, но Михайло Михайлович не поверил ей и не решился заговорить. Тогда, повернувшись к нему лицом, Александр спросил сам: «Скажи же мне, с кем ты нынче видишься в Петербурге?» Несколько смутившись, Сперанский отвечал: «В ожидании счастья явиться перед вами, государь, я не был еще ни у кого, кроме графа Аракчеева, и жил только с дочерью и с друзьями». — «Но вперед с кем располагаешь видеться?» — не отставал Александр. «Исполню то, что ваше величество мне прикажете», — было ответом на его вопрос. «Если так, то советую тебе сблизиться как можно более с графом Алексеем Андреевичем. Однако мне пора за дело. Прощай, до скорого свидания». После этих слов со стороны императора последовало короткое пожатие руки Сперанского. Тем и окончилась их первая после 1812 года встреча.

Записи в камер-фурьерском журнале показывают, что начиная с 16 июня 1821 года Сперанский регулярно приглашался на обеды к императору Александру и императрице Елизавете Алексеевне. За три с небольшим месяца (по 23 октября 1821 года) было тридцать одно такое приглашение. 3 и 9 ноября, а также 17 декабря Сперанский обедал у государя вместе с Аракчеевым и тремя-четырьмя другими генералами. Для того чтобы иметь Сперанского под рукой, Александр предоставил ему служебную квартиру в Царском Селе, неподалеку от своего дворца.

11 июля 1821 года председатель Государственного совета и Комитета министров и одновременно главноуправляющий Комиссией составления законов князь П. В. Лопухин сообщил Сперанскому: «Государь Император Высочайше повелеть соизволил: Комиссии составления законов во время отсутствия моего из Петербурга находиться под управлением Вашего превосходительства».

16 июля Сперанский был определен государем состоять присутствующим в Азиатском комитете при Министерстве иностранных дел.

Спустя шесть дней — 17 июля — император Александр назначил Сперанского членом Государственного совета по Департаменту законов[8], поручив ему возобновить работы по составлению гражданского и уголовного уложений.

28 июля 1821 года император Александр учредил для рассмотрения отчета генерал-губернатора Сибири М. М. Сперанского Сибирский комитет под председательством министра внутренних дел В. П. Кочубея. В состав комитета вошел по своей должности и Сперанский. В канцелярию Сибирского комитета были приняты приехавшие с ним из Сибири Ф. И. Цейер, К. К. Репинский и Г. С. Батеньков.

5 августа 1821 года император Александр подписал Указ Правительствующему Сенату о пожаловании тайному советнику Сперанскому «в вечное и потомственное владение» поступившего в казенное ведомство участка земли в Чембарском уезде Пензенской губернии, в котором «кроме неудобных мест» заключалось 3486 десятин и 697 сажень «удобной» земли. Это пожалование было явным знаком доброго расположения государя к возвратившемуся в столицу некогда опальному сановнику.

Еще одним признаком благоволения Александра к Сперанскому были регулярные беседы с ним его величества по различным государственным делам.

Так, 8 сентября 1821 года Михайло Михайлович записал в свой дневник: «Четверток. Обед во дворце. После обеда разговор с гр. Нессельродом. На мой вопрос он дал мне разуметь, что сносится со мною по Высоч. повелению». Карл Васильевич Нессельроде стал по просьбе государя давать Сперанскому на прочтение депеши министра иностранных дел Австрии графа Меттерниха.

24 сентября Михайло Михайлович беседовал с императором Александром и его любовницей Марией Антоновной Нарышкиной.

Утром 27 сентября он встречался и разговаривал с государем на прогулке в царскосельском саду.

30 сентября 1821 года Сперанский читал государю в Каменноостровском дворце записку «Обозрение дел по Комиссии законов», в которой резко отзывался о деятельности в ней Г. А. Розенкампфа.

9 октября снова была встреча Сперанского с его величеством в царскосельском саду. Говорили об университетских делах.

20 октября Михайло Михайлович опять разговаривал с государем в саду, на этот раз — о гербовом налоге.

22 октября 1821 года, придя с очередной встречи с императором, Сперанский записал в свой дневник: «Началось тем, что государь считает меня своим человеком. Я полагал одно условие: уведомлять меня о всех замечаниях, кои могут подать повод к какому-либо сомнению в моих началах; ибо, быв поставлен в сношения с разными людьми, я должен принимать разные виды и не всегда молчать или говорить со всеми одинаким языком. Сие могло бы прекратить всякую откровенность. Обещано и при том примечено, что при единомыслии все козни рассыплются, но что само собою разумеется, что все ловить меня будут, чтоб увлечь в свои мысли».

Как видно из приведенной записи, урок, некогда преподанный русской аристократией Сперанскому, не пропал для него даром. Михайло Михайлович хорошо усвоил себе, что аристократический круг есть сила, а государь не столь самостоятелен в своих поступках, как это можно предполагать и как считал прежде он, попович, вознесенный на вершину власти; государь, в сущности, невольный, а в чем-то и вольный пленник данного круга, за пределы которого он, даже если и пожелает, не в состоянии будет вырваться.

Словно стремясь наверстать упущенное, исправить прежнюю свою оплошность, Сперанский стал регулярно выезжать в свет, сделался частым гостем в домах высшего общества, превратился в завсегдатая аристократических салонов. Везде принимали его хорошо. Подчеркнуто радушны были даже те, кто десять лет назад не скрывал своей неприязни к «поповскому» реформатору. Впрочем, высший свет потому и зовется, наверное, «высшим», что переменчив в своих отношениях к тем или иным людям в высшей степени. Стоит кому-то из сановников, стоящему на лестнице власти, слегка пошатнуться, как высший свет готов уже облить его горьким презрением. Но если появится хотя бы малейшее свидетельство того, что он снова начнет взбираться со ступени на ступень вверх по этой лестнице, высший свет будет также готов окутать его приторно сладкой лестью.

Отношение столичного общества к Сперанскому стало меняться еще в то время, когда он был в Сибири. 3 апреля 1820 года В. П. Кочубей писал Сперанскому, что, после того как государь вознамерился возвратить его в столицу и дать высокое место в центральном управлении, отношение к нему высшего общества из враждебного превратилось в прямо противоположное. «Я вижу тех, — сообщал граф, — кои самому мне утверждали, что вы не веруете в Христа и что все ваши распоряжения клонились к пагубе отечества и пр., утверждающих ныне, что правила ваши христианские переменились и что и понятия ваши даже о делах управления не суть прежние. Несчастие заставило вас размышлять и пр. и пр. Вот что я при множестве других подобных суждений каждый день слышу. Многие забегают ко мне спрашивать, будет ли М. М. сюда? Как вы думаете: надобно бы обратить старание к тому, чтобы его вызвали и пр. и пр.? На все сие ответ мой: не знаю, хорошо бы было и тому подобное. Знаете ли вы: история ваша открыла мне новый свет в этом мире, но свет самый убийственный для чувств, сколько-нибудь нас возвышающих. Я до ссылки вашей жил как монастырка. Мне более или менее казалось, что люди говорят то, что чувствуют и думают; но тут увидел я, что они говорят сегодня одно, а завтра другое, и говорят не краснея и смотря тебе в глаза, как бы ничего не бывало. Признаюсь, омерзение мое превышает меру и при слабом здоровье моем имеет, конечно, некоторое над оным влияние».

После того как Сперанский оказался в Санкт-Петербурге и начал регулярно встречаться с Аракчеевым и государем, он стал желанным гостем в самых знатных столичных домах. Общение с ним снова сделалось высокой честью среди придворных. Император Александр, узнав об этом, встревожился. Арсений Андреевич Закревский вспоминал позднее, как летом 1821 года он — в то время генерал-майор, дежурный генерал Главного штаба[9] — прогуливался вечерами со Сперанским по царскосельскому парку. К ним часто присоединялись генерал А. П. Ермолов и статс-секретарь Министерства иностранных дел Иоаннис Каподистрия. Эти прогулки закончились после того, как государь в разговоре с одной из фрейлин выразил свое неудовольствие ими и попросил ее передать Закревскому, что не желает, «чтобы он и друзья его гуляли со Сперанским и очень сходились». Когда данная история стала известна сановникам, они стали по возможности избегать общения со Сперанским.

Но Михайло Михайлович не мог уже остановиться в поисках благорасположения к своей персоне со стороны высшего света. Некогда гордый отшельник, он искал близкого знакомства и заискивал даже у тех, которые ни в чем не могли быть ему полезны. Так, приехав однажды в Павловск, он поспешил нанести

Вы читаете Сперанский
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату