сложенный, лежал ночной халат.
Никаких следов, которые указывали бы на то, что здесь происходила борьба, как в каюте мистера Пеннингтона, не было. И все же нам стало ясно, что мисс Пеннингтон покинула каюту не по своей воле: в воздухе витал сладковатый запах хлороформа. Этот запах был, несомненно, знаком и капитану. Едва ощутив его, он бросился на палубу, крикнув, чтобы мы следовали за ним.
Когда мы догнали его, капитан о чем-то оживленно беседовал на каком-то иностранном языке, который я принял за голландский, с широкоплечим бородатым человеком, который был его помощником Баккером, как я узнал позднее. Судя по выражению лица и жестам помощника, он был поражен ничуть не меньше нашего исчезновением мисс Пеннингтон, последовавшим так быстро за исчезновением ее отца.
Вин Вик энергично взмахнул рукой и пролаял помощнику какие-то приказания. Затем, кивнув, чтобы мы следовали за ним, стал спускаться по предательски скользким от дождя железным ступенькам в свою каюту, расположенную прямо под рубкой.
Каюта капитана была несколько просторнее, чем пассажирские. В ней была койка, на стене красовались полки с вахтенным журналом и лоциями, а широкий стол служил для заполнения различных документов. На стенах были развешаны карты, а рядом со столом к полу была привинчена бронзовая плевательница.
— Странная это история, джентльмены, — обратился к нам ван Вик, когда мы разделись. — Бесследно исчезают двое пассажиров! Такого не случалось за все годы, что я плаваю! Я приказал помощнику еще раз обыскать все судно. Он доложит, как только обыск закончится.
— А что, если не удастся обнаружить мисс Пеннингтон? — спросил Холмс.
— В таком случае я вынужден буду обратиться в полицию, несмотря на ее категорическую просьбу ни при каких обстоятельствах не делать этого. Другого выбора нет. Исчезновение юной леди заставляет меня просто теряться в догадках. Ее не могли увезти на берег. Вахтенный у трапа со всей определенностью утверждает, что никто не покидал судно. Можете ли вы как-то объяснить это загадочное происшествие, мистер Холмс?
— Должен признаться, я в полной растерянности, — произнес мой старый друг с виноватым выражением лица. — Исчезновение мистера Пеннингтона еще можно как-нибудь объяснить: его могли похитить. Но дочь! Это совершенно другое дело. Единственное логическое заключение, которое можно сделать, — мисс Пеннингтон где-то на судне.
— Совершенно с вами согласен, мистер Холмс. Но обыск займет по крайней мере два часа, ведь здесь есть немало местечек, где можно укрыться. Даже если мне придется отложить выход в море, обыск будет доведен до конца! — философски заметил ван Вик, пожав плечами. — А пока, джентльмены, не хотите ли выпить со мной по стаканчику шнапса? Очень помогает от простуды.
Я уже готов был отказаться, так как не очень люблю крепкие напитки и предпочитаю иметь ясную голову во время сложного расследования, но, когда Холмс согласился, почувствовал, что не принять гостеприимное приглашение было бы с моей стороны невежливо.
— Предлагаю выпить за успешный исход этого дела!— предложил наш хозяин.
Отвернувшись, он открыл небольшой сундучок, достал из него квадратную бутылку и три стакана, наполнил их и, вручив нам с Холмсом по стакану, поднял свой.
— Пьем до дна! — воскликнул он. Голубые глаза ван Вика блеснули, когда он, откинув назад голову, одним залпом проглотил свою порцию.
Я последовал его примеру и почувствовал, что шнапс обжег мне горло. Как средство от простуды в ту бурную ночь он был просто великолепен. Через какие-то мгновения я почувствовал, как приятное тепло разливается по всему телу.
Холмс со стаканом в руке расхаживал по капитанской каюте, потом стал рассеянно разглядывать одну из карт, приколотую к стене над столом. Мне неоднократно приходилось видеть Холмса в таком состоянии, когда расследуемое дело настолько захватывало его, что он забывал обо всем окружающем.
— Вы не выпили за наш тост, мистер Холмс, — напомнил капитан ван Вик.
— Прошу прощенья, — отозвался Холмс. — Я задумался. За наш успех, капитан!
И он уже поднял свой стакан, как вдруг покачнулся и упал бы, если бы не ухватился свободной рукой за стол. Но тут же выпрямился и, закинув голову, выпил шнапс.
Что именно заставило Холмса на миг потерять равновесие: особенно сильная волна, качнувшая судно, или вывихнутая лодыжка, я в тот момент не понял, так как почувствовал приступ необычайной слабости. Каюта стала качаться то вверх, то вниз, как будто «Фрисланд» уже вышел в открытое море.
Последнее, что я запомнил, это слова улыбающегося Холмса, который поставил пустой стакан на стол:
— Боюсь, что я плохой моряк, капитан ван Вик. Никак не могу приспособиться к качке. Но ваш шнапс превосходен, и я думаю, что все будет в полном порядке.
В следующий момент перед глазами у меня все закружилось, и я погрузился в пучину забвенья.
II
Не знаю, как долго я был без сознания, но очнулся от того, что Холмс тряс меня за плечо. На миг мне показалось, что я нахожусь в своей постели на Бейкер-стрит и что случилось какое-то происшествие, так как Холмсу понадобилось мое присутствие. Но, с трудом приподнявшись, я обнаружил, что не могу двигаться. И только тогда понял, что лежу на койке лицом к переборке в каюте капитана ван Вика с накрепко связанными за спиной руками и скрученными веревками ногами. Во рту у меня кляп из хлопковой ваты, а чтобы он не выпал, сверху его прихватывала полоска какой-то грубой ткани. Дышать из-за этого было трудно, и я чувствовал, что задыхаюсь от недостатка воздуха.
— Лежите тихо, ни звука, — прошептал мне Холмс, освобождая меня от кляпа и разрезая веревки, сковывавшие меня.
Я смог сесть и увидел перед собой Холмса, который знаком показал мне, что следует хранить молчание. Оставив меня сидеть и приходить в чувство, сам он с кошачьей ловкостью и совершенно бесшумно передвигался по каюте без малейших признаков хромоты, сковывавшей ранее его движения. Опустившись на колени у двери, он вставил в замочную скважину тонкий металлический стержень и принялся орудовать им с величайшей осторожностью, прислушиваясь, чтобы не пропустить момент, когда замок щелкнет.
Пока он занимался этим, я озирался вокруг, все еще в каком-то тумане пытаясь вспомнить, что произошло.
Судя по веревкам и кляпу с полоской материи, брошенным в дальний угол, Холмса, как и меня, связали и заткнули рот кляпом, но как ему удалось освободиться, мне трудно было представить. Не мог я также понять, зачем капитану ван Вику понадобилось заманивать нас на борт «Фрисланда» и угощать шнапсом, к которому, судя по всему, было подмешано какое-то сильнодействующее наркотическое вещество. Ибо как иначе можно объяснить, почему я вдруг потерял сознание?
Холмсу, должно быть, также чего-то подмешали, хотя, глядя на то, как он, стоя на коленях у двери и чутко прислушиваясь, колдует у замочной скважины, в это трудно было поверить. Видимо, наркотик не вызывал у моего старого друга болезненной реакции, что я отнес за счет его железного здоровья и поистине неистощимой нервной энергии, которую он черпал в моменты острых кризисов.
Наконец замок едва слышно щелкнул и поддался, но вместо того, чтобы устремиться на палубу, пригласив меня следовать за собой, как я ожидал, Холмс только закрепил верхнюю и нижнюю щеколды. Он бесшумно вернулся к койке, на которой я сидел. Видя мой вопросительный взгляд, Холмс произнес только одно слово:
— Ждите.
«Чего ждать? — подумал я. — Капитана ван Вика? Он вернется и разнесет дверь в щепки, как только обнаружит, что она заперта на щеколды. Хотя замок на дверях выглядел достаточно прочным, чтобы вышибить дверь, потребуется не более двух человек». Я не питал ни малейших иллюзий относительно того, что над нами нависла смертельная опасность. Капитан захватил нас в плен явно не для того, чтобы
