— Она очень вынослива, — сказал Дункан. — Я знаю, у нее разыгрался артрит. Еще некоторое время назад я прописал бы ей более интенсивное лечение. Но ей восемьдесят лет, и…
— …она все знает, — докончила за него с улыбкой Брук. — Она такая прелесть! Я так рада, что познакомилась с ней!
— Я тоже.
— Ты в порядке, Дункан? Ты, кажется…
— Не в себе? — спросил он.
— Нет. Просто устал, наверное…
— Я действительно устал. А еще я сожалею о том, что сказал тебе сегодня.
— Не волнуйся об этом. Ты просто объяснил.
— Спасибо, — произнес он.
Оба замолчали. Пахло елью. Свечи отражались на свертках, лежащих внизу, бросая праздничные искры на обертки из фольги и яркие блестящие банты. Тихо звучала сюита из «Щелкунчика», которую поставила Брук.
Музыка играла до тех пор, пока не остановился компакт-диск. Брук хотела было встать.
— Погоди, — сказал Дункан. — Я сам все сделаю.
Через несколько минут музыка заиграла снова; послышались прекрасные джазовые рождественские мелодии, исполняемые мужественным кларнетом и нежной флейтой. Поставив диск, Дункан вернулся и сел поближе, положил руку на спинку скамейки и посмотрел в глаза Брук.
— Прости, — сказал он. — Но из-за сумасшедшего сегодняшнего дня я вспомнил слишком поздно. — Он посмотрел на нее. — Этот компакт-диск — лучшее, что я мог придумать, чтобы изобразить одиннадцать играющих дудочек.
Подарки! Это были его подарки! Это был Дункан!
— Почему? — только и смогла выдавить она.
— Это долгая история. Расскажу как-нибудь в другой раз. Но главная причина заключается в том, что я этого хотел. Я собирался в этом году, как всегда, избежать Рождества, но увидел, что оно значит для тебя. И я хотел это видеть. — Он поднял на нее глаза. — Брук, мне надо было это видеть!
— Зачем? — снова с трудом проговорила она.
— Я наблюдал за тобой и видел, как ты предана своим друзьям. Видел, как много ты им отдаешь. Как ты чувствуешь. Глядя на тебя, мне тоже захотелось чувствовать!
— О, Дункан! Это же так просто! Тебе надо только открыть свое сердце и подарить его людям!
Часы в прихожей пробили полночь, и Брук улыбнулась. Наступило Рождество.
— А ты можешь подарить мне его? — спросил он и добавил с улыбкой: — На Рождество?
— Рождество — только начало, Дункан! Это не один день.
— Я хочу больше чем один день, Брук! — Яркий свет свечей отражался в его глазах. — Хочу слышать, как ты поешь в душе. Хочу есть твои песочные печенья до тех пор, пока мне не станет плохо. Хочу наблюдать, как ты смотришь балет, как слушаешь музыку. Наблюдать, как ты глядишь на меня, думая, что я этого не вижу.
— О чем это ты?
— Я люблю тебя, Брук Бейли!
Он взял ее руку и прижал к своей груди.
— Чувствуешь? — спросил он, и она кивнула, услышав, как его сердце часто бьется о ее ладонь. — Это мой подарок тебе на двенадцатый день.
Двенадцать барабанщиков забили дробь. Слезы, ранее наполнившие ее глаза, полились ручьем.
— Этого достаточно, Дункан! Более чем достаточно!
Он обнял ее и поцеловал, мягко, нежно, а затем поднял голову, и она прочла в его настороженном взгляде вопрос.
— Я тоже люблю тебя… — Кончиком пальца Брук погладила его лоб. — Может быть, мне понадобятся годы, чтобы научить тебя жить с открытым сердцем, но я попробую.
Перестав улыбаться, она взяла его ладонь и положила себе на грудь. Их сердца бились в унисон.
Вики Льюис Томсон
Однажды, в канун Нового Года
Vicki Lewis Thompson
Santa In A Stetson
1997
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Прежде Джой Кэссиди всегда с нетерпением ждала Дня благодарения, предвкушая торопливо сменяющие его рождественские праздники, подарки и безудержное веселье. Но сегодня исполнился ровно год с того дня, как ее благоверный Томми лихо сорвал с дверного гвоздя свою шляпу — и был таков. Посему настроение у Джой было довольно мрачное, хотя она старательно раздаривала налево-направо приветливые улыбки — завсегдатаи прескоттской таверны «Встреча» не очень жаловали унылых официанток. Вот девушка и рассудила, что хандра хандрой, а чаевые еще никому никогда не были помехой.
— Эй, Джой, мы бы пропустили еще по одной, — окликнул ее седовласый ковбой, не выпуская из рук бильярдного кия.
— Сейчас принесу, Энди. — Джой поставила две высокие пивные кружки перед посетителями и поспешила выполнить заказ.
Народу было мало, многие уехали в Финикс за рождественскими покупками. Хозяин даже разрешил Джой уйти пораньше, но ей не хотелось возвращаться в пустую квартиру.
— Как прошел День благодарения? — спросил Энди, когда она принесла пиво.
— Отлично, спасибо, — соврала Джой. Энди вряд ли одобрил бы ее приготовленный в микроволновке ужин из индейки. — А ты? — спросила она, обойдя вокруг бильярдного стола, чтобы подать кружку второму игроку, Снаффи.
— Нормально. — Энди отхлебнул пива. — Врешь небось! Знаю я тебя. Наверняка просидела за учебниками.
Предполагалось, что деньги, заработанные Томми на родео, пойдут в уплату за учебу Джой. Да только оказалось, что Томми был большим любителем бинго*, так что теперь ей самой приходилось зарабатывать. Джой выбрала колледж в Явапаи, потому что благодаря этому ее и бывшего муженька, обосновавшегося в далекой Монтане, разделяло теперь более тысячи миль.
— А куда денешься? Экзамены на носу, — сказала Джой. — Надеюсь попасть в отличники.
Энди широко улыбнулся.
— В отличники! Слыхал, Снаффи?
Снаффи сплюнул в жестяную банку, выполняющую роль пепельницы.
— Будешь у нас профессором.
— Доктором. Я хочу выучиться на ветеринара, — сказала Джой.
— Ветеринаром? — удивился Энди. — А ты не брезгуешь? Кровь и все прочее?
— Нет, не брезгую, когда думаю о животном, которому нужна помощь. Я с детства мечтала об этом, с тех пор как вместе с отцом помогла родиться на свет жеребенку. Он был такой маленький и
