Радогор ссутулился, шагнул в сторону, чтобы обойти старшину и зашагал, удаляясь от реки.
Старшина, едва успевая за ним, бежал следом, шлепая сапогами.
— Но кого отдавать, твоя милость так и не сказал? — Прерывисто дыша, спросил он. И со свистом выдохну воздух.
Ищи того, кто пришел раньше вил. Он оговорил одну из них, чтобы жениться на другой. — Неохотно выговорил он, отворачиваясь от старшины. — Вилы должны получить их живыми, Колот.
Лада, чего не случалось прежде, далеко отстала и теперь, когда Радогор остановился с Колотом, жалобно позвала.
— Радо!
Радогор обернулся и покраснел.
— Тебе думать, старшина. Но знай, город умрет, если ты не отдашь их вилам. — Проговорил он, и подхватил Владу на руки. — Прости, Лада.
До трактира больше не проронил ни слова. В трактире же перехватил хозяина за руку.
— Друг мой, разожги нам очаг. Промокли, места сухого нет. И принеси что — нибудь поесть А лошадям засыпь зерна побольше, загостились мы у тебя. Завтра, к ночи, дожь кончится.
— Как угодно будет, твоей милости. — С явным сожалением, ответил хозяин. — Но очаг я жу затопил, пока вас не было.
— Угодно, угодно, друг мой. А за очаг спасибо.
Переоделся в сухое едва остались одни, и повалился на лавку, сцепив ладони пальцами под головой. Вада тоже, следуя его примеру, сбросила с ебя мокрую одежду и, подумав, оделась в длинную белую рубаху. Наклонилась над ним, заглянула в глаза, но увел взгляд в сторону.
— Что — то не так сделали, Радо? — Тихо спросила она.
— Сам не знаю, Лада. Вроде бы всетак. И вроде нет. Может, женили его не на той, к которой сердце лежало… Но черный оговор! Суд людской и божья кара, а не воля вил. Не по себе мне, Лада.
— Радо, а ты подумай о той несчастной. Которой веками неприкаянной маяться? Которую, пусть не любил, а предал?
Радогор долго не отвечал. Лежад неподвижно, закрыв глаза, словно дремал.
— Перед живыми должен отвечать, не перед мертвыми. Иначе не суд это, расправа.
Влада, лежа на его груди, попыталась заглянуть в его глаза, стараясь разомкнуть их пальчиками.
— А правда, Радо, что они могли не отпустить нас?
— Меня, Лада. Тебе можно было не опасаться. На женщинах они вины не знают. — Сказал с таким равнодушием, что она вся затрепетала.
— Не отдала бы я тебя им! Или сама бы за тобой прыгнула. — Решительно выговорила она, чувствуя, как холодеет тело.
— Вода холодная…
— Смеешься?
У стола суетился сам хозяин, расставляя горшки и чашки. А под конец между ними умудрился пристрить и кувшин с молоком.
— И в самом деле, путано все вышло, Радо. Говорил, что на женщинах вины не знают, а сами и ту, другую, запросили. А она, может, не сном, не духом… Может, он и ей, как людям глаза отвел.
И затормошила его, как только за хозяином хлопнули двери.
— Вставай, а то я, как берегиня, от переживания готова сгрызть все подряд. — Затрясла за плечи, пытаясь его поднять. — А почему ты сказал, что завтра уже дождя не будет? Думаешь, вилы его с собой принесли. Чтобы людям больше досадить?
На другой день, далеко за полдень в тратире появился Колот. Не глядя на людей, простучал по шатким ступеням и без стука толкнул двери в их комнату.
— Нашли мы их. — Хмуро, не поздоровавшись. Сказал он, отупив взгляд. — Запираться не стали, сознались сразу. Все так и было, как говорили вам вилы. Но каяться перед людьми не захотели. Любят они друг друга с самых невинных лет.
Помолчал, нервно теребя бороду.
— Люди к берегу их повели, связанных. А руками сцепились, не разнять.
Лада не заметно, из — по русниц посмотрела на Радогора. Но то молчал.
— Самим бы лучше казни предать, а как предашь? — Колот сердито засопел. — Город дороже.
Радогор и сейчас промолчал. Одел перевязь с мечами и шагнул на выход. Но вдруг остановился и посмотрел на княжну.
— Останься здесь, Ладушка. Не ходи к берегу.
Но Влада закинула за спину свой меч и отрицательно помотала головой.
— С тобой пойду!
Дождь в грохоте грома и сверкании молний словно стеной отгородил их от всего мира. Дорога с трудом угадывалась, но старшина вел их к реке уверенно, напористо шлепая по грязи.
На берегу собрался, в ожидании избавления от злой напасти, весь город. Люди стояли, сбившись в плотную толпу, а перед толпой стояли. Стянутые одной веревкой, они. Совсем еще молодой мужик. Борода на два пальца отрасти не успела. И она, радикоторой он пошел на подлое дело. Стояли и смотрели друг на друга, не видя людей, не слыша гневных раскатов грома и вспышек молний. И, казалось, совсем не испытывали страха перед близкой смертью, сцепившись побелевшими пальцами. И только губы чуть заметно шевелились, произнося последние, понятные только им, слова.
Минуя толпу, Радогор подошел к ним, взглядом остановив Колота, снова попросив княжну. — Останься, Лада. Не смотри.
И снова Влада замотала головой. Так и подошли вдвоем. Влада, как завороженная, смотрела на обреченных. Не страх, счастье увидела на их лицах. И содрогнулась. А они даже не обернулись на их шаги, боясь отвести глаза друг от друга.
— Ступите в лодку. — Непривычно хриплым голосом попросил Радогор, глядя в сторону. И помог перешагнутьим через борт. И совсем уж тихо прошептал. — Вы не увидите своей смерти.
Повернулся к реке и громко крикнул.
— Они ваши, госпожа вила… Город внял вашей просьбе. Выполните же и вы просьбу города. Уймите свой гнев.
Одним движение, одним могучим толчком он отправил лодку в набегающую волну.
— Мы услышали тебя, витязь!
Голос вилы без усилий прорвался через шум дождя и раскаты грома. Лодка качнулась на волне и медленно поплыла к середине реки. А двое обреченных стояли в ней, не замечая ни кого, и ни чего. Приостановилась и закрутилась на месте, сворачивая воду в воронку. Снова остановилась, словно раздумывая, клюнула носом и упала вниз, скрывшись под водой.
И только злорадный, мстительный смех вил, возвестил людям, что их страшный суд свершился.
— Мы в долгу перед тобой, витязь. — Услышали они все тот спокойный, холодный голос вилы. — Позови, и мы придем.
Княжна, сама не понимая почему, вздрогнула и быстро шагнула к воде.
— Прошу тебя, госпожа вила. Не разлучай их. Пусть хоть в смерти они будут вместе, если не позволено было быть рядом в жизни. — Крикнула она, срывающимся от волнения, голосом. — Ты сама любила, ты знаешь, что это такое.
Дождь обрушился с новой силой. И кончился… Только гром продлжал грохотаать, убегая за реку, за дальний лес. А над головой синело чистое небо, словно и не было черных, угрюмых туч.
— Я знаю, что такое любовь, княжна. — Услышали тихий, наполненный горечью, голос вилы. — Я помню все. Да будет так, как ты просишь…
А люди остались на берегу. Стояли и смотрели, как сворачивается воронка, уменьшаясь в размерах. А в ней, под толщей темной и мутной воды, исчезают несчастные влюбленные. И в редких глазах Радогор встречал осуждение. Сожаление о неправедно погубленной жизни видел, а осуждения нет. У многих женщин в глазах стояли слезы, видела княжна.
И только старшина Колот не остался на берегу. Шел, хмурый, нещадно топая и утопая в топкой грязи и
