Филипп протянул ему вороненую двенадцатимиллиметровую гордость.
Слесаря перекосило.
– Что это? «Хеклер и Кох»? Вот же, блин! И этот говном буржуйским разжился… Ты что, милый, боевиков обсмотрелся? На фига тебе это уродство?
Сергей Данилович брезгливо взял пистолет за ствол двумя пальцами и заглянул в ствол.
– В журнале видел, – пробормотал Филипп, – вот и загорелось. Калибр там, надежность…
– Загорелось ему… Ишь ты, какой легковоспламеняющийся. Порох! В комсомоле состоял?
– Не успел. – Филиппу жутко не хотелось углубляться в политические дискуссии. – Пули бы к нему, Сергей Данилович, неплохо подкалиберные, а то говорят…
– Поучи, поучи меня, тупорылого, – фыркнул слесарь.
Мгновенно взмокнув, Филипп умолк.
Сергей Данилович ловко раскидал «Хеклера» по частям и принялся скоблить щечку затвора надфилем, ворча под нос: «Хорошо, гад, закалили, буржуи».
– Патроны давай! – сказал он и похлопал он ладонью по верстаку.
Филипп выложил четыре коробки патронов.
– Это что, все? Нет? Сколько же у тебя всего?
– Тысяча штук.
– Ладно, эти так и быть снаряжу для серьезных дел. Тренироваться обычными будешь. Свободен!
– У меня еще нож, – пробормотал Филипп, доставая из сумки «Рэндол». – Говно?
Сергей Данилович довольно гоготнул:
– Соображаешь! На глазах умнеешь. Говно, естественно… Ишь, как блястит!
Он оторвал от рулона, повешенного на проволочной рамке, бумажное полотенце. Провел по нему лезвием, держа полотенце за уголок. В воздухе запорхала тонкая полоска бумаги.
– Добро, хоть вострый. Раньше-то пользоваться приходилось? Или только карандаши точил да огурчики нарезал?
– Приходилось. – Филипп пожал плечом. – Клинок затемнить вас не затруднит?
– Клинок затемнить, говоришь? Умница! Еще что?
– Ножны. Лучше на предплечье.
– Наручные ножны? Ну, совсем молодец! Дай-ка руку! – Слесарь сноровисто обмерил Филиппу предплечье. – Дня через два заходи, будут готовы. Темляк делать, или так не выронишь?
– Не выроню.
– Обратно молодец!.. Если только не хвастун.
– Сергей Данилович, – замялся Филипп, – скажите… Сумеете вы сделать так, чтобы нож прямо в кисть выскакивал?
– Выскакивал?! Ну, блин, ты даешь! – Слесарь хохотнул. – Сумею, не сомневайся. И выскакивать будет, и выпрыгивать. Пальцы только, знай, береги. Все, иди, парень! – махнул он рукой.
– Спасибо, Сергей Данилович! До свидания!
Тот не ответил.
Заснул Филипп мгновенно, как всегда.
Снились ему объятия Вероники и злобные онзаны. Чудовища пытались отнять у него девушку и уволочь в клубящийся ядовито-желтыми испарениями Крутенький ложок. Филипп палил в онзанов из «Дракона» и они взрывались, предварительно укоризненно покачав головами. Головы у них были точь-в-точь расписные пасхальные яйца – только огромные, с нарисованными лицами. Разбитыми в кровь лицами Аскера Мамедовича.
Разбудила его негромкая музыка. «Вставай, проклятьем заклейменный…»
Остроумцы! Для Сергея Даниловича, что ли старались?
Филипп быстро привел себя в порядок и выглянул в коридор.
По коридору неспешно прохаживался, заложив руки за спину, Волк-Вольдемар, с головы до ног увешанный оружием и амуницией. Только шлем держал в руке. Он задумчиво посмотрел на Филиппа и сообщил:
– Сейчас будет марш-бросок. На десять километров. В полном боевом. Давай-ка, помогу собраться.
Он ловко подогнал прямо на Филиппе ремни, попутно не без высокомерия, но кратко и доходчиво объясняя, что куда и как.
Филипп попрыгал. Все сидело плотно, хоть и не туго. Тесак и фляга по заднице не колотили, ранец по спине не елозил, шлем вокруг головы не вертелся и на глаза не сползал.
Филипп поблагодарил Волка и следом за ним отправился в арсенал.
Личный состав взвода был уже там. Никто, тем не менее, не заворчал и по загривку опоздавшему «салаге» не съездил. Вот они, преимущества наемной армии!
