естественно, все отрицал. А других доказательств не было. Тогда добрый эксперт-криминалист пообещал помочь. Парня отвели в столовую, дали ему попить компотику, а стакан потом отнесли эксперту. Эксперт снял на пленочку отпечаток пальца подозреваемого, со стакана из-под компота, и перенес этот отпечаток на стакан, изъятый с места происшествия, которого касался преступник. А потом написал заключение экспертизы — мол, на стакане с места происшествия обнаружен след пальца руки подозреваемого.
— Ну и что?
— А то, что парень просидел месяца два под стражей, пока не выяснили, что изнасилования повторяются. Потом задержали настоящего преступника.
— А эксперт?
— Эксперта привлекли к уголовной ответственности. Оказалось, он давно так помогал операм.
— Вот сука!
— А он так и не понял, в чем провинился. Я же, говорит, хотел, чтобы преступники сидели в тюрьме, помогал правосудию. Так вот, я к тому, что с генетической информацией так сделать нельзя. Эту каплю крови ты никуда не подсунешь, да ее и вообще можно уничтожить после обработки. Остается только компьютерная информация, с помощью которой невозможно будет фальсифицировать доказательства.
— А ты представляешь, сколько это будет стоить? Генетика же дорогая экспертиза.
— Геночка, государству это будет стоить не дороже того, что я потрачу на установление личности моего киллера дедовскими методами. На запросы в разные места, на командировки, на всякие экспертизы, на судебные издержки в итоге уйдет гораздо больше денег и, что характерно, времени. А ты же знаешь, время работает на преступника и против следователя.
— Да, было бы классно, — помечтал и Гена тоже. — А отчего ж тогда не вводят всеобщую генетическую регистрацию?
— А отчего люди не летают, как птицы?
— Что, мы с тобой до этого не доживем? Я вздохнула:
— До зарплаты бы дожить. Ладно, Гена, давай заканчивать. Что там у нас получается?
— Сейчас увидим. — Он встал и подошел к обработанному порошком участку стены. — Вот она, ладошка, и довольно приличная. Сейчас я ее откопирую, и ты получишь доказательство. Ну, за неимением генетической экспертизы…
— Главное, чтобы было ее к кому приложить, эту ладошку, — заметила я.
— Тоже верно. Ну, зови понятых.
Пока разбуженный моим звонком дядечка одевался и собирал жену для подписания протокола, я поинтересовалась у Гены, не он ли исследует пистолет по вчерашнему убийству.
— Нет, Горчаков пистолет мне отдал на пальчики, я отпечатки снял, а на баллистику отправил в Экспертно-криминалистическое управление. “Беретта”, калибр 9 мм.
— А чье производство?
— Вообще это итальянский пистолет, но производится по всему миру. Есть даже наши варианты.
— А этот-то конкретно чей?
— Эта “беретточка” итальянская, правда, есть в ней одна странность… Я потом сформулирую…
— Раз она импортная, значит, когда-то ввозилась партия.
— Почему? Могли и один пистолет провезти, мало ли.
— Но это я никак не проверю. Значит, надо проверить то, что возможно проверить. Слушай, Гена, а есть где-нибудь сведения о том, когда и где изымались пистолеты такого типа? У нее же есть серийный номер, какие-то знаки принадлежности к партии?
Гена задумался.
— Не знаю точно, может, в Москве, в Экспертно-криминалистическом центре. А что, хочешь так выйти на регион, откуда твой киллер? Думаешь, он не питерский?
— А черт его знает. Надо проверять. Хорошо, если эта “беретта” где-нибудь уже засветилась, а если она чистая? Что скорее всего, поскольку он ее после убийства сразу сбросил. — Я задумалась, восстанавливая в памяти подробности поведения киллера на месте происшествия. — Хотя, может быть, и нет. Не исключено, что он пистолет сбросил вынужденно, поскольку его преследовали.
— Конечно, — согласился Гена. — А до этого он вполне мог использовать свою “беретту” на всю катушку, мочить из нее направо и налево по всей стране.
— Гена… А ты сказал, отпечатки снял?
— Да, есть там кое-что на стволе.
— Это первый случай в моей практике, когда на оружии находят отпечатки. Геночка, ты гений криминалистики, — сказала я искренне.
— Да ничего особенного, — отмахнулся Гена, — ничего бы и не было, просто он, когда выкидывал пистолет, взял его за ствол, там и наследил. Плюс очень мало времени прошло, отпечатки были свежими. Но с ними еще работать и работать, следы хреновые.
— Геночка! — Я прижала руки к груди и умоляюще посмотрела на него, только что на колени не встала.
— Да постараюсь, постараюсь, — Гена усмехнулся, — попробую там кое-что восстановить. Только зачем они тебе, там же доказухи полно.
— Много не мало. А доказательств слишком много не бывает.
Подошли понятые. Гена объяснил им, что мы тут сделали, помимо того, что загадили стену в приличном подъезде, показал дактопленку со следом ладони. Они расписались в протоколе и ушли восвояси. А мы с Геной дождались машину и совершили такой же вояж в парадную, где было нападение на Коростелева.
А по дороге я соображала: “Может, снять с киллера всю одежду и с помощью товароведов попытаться установить, в каких регионах она произведена и куплена? Нет, пустая трата времени. Это в советские времена, в условиях всеобщего дефицита и централизованной торговли можно было вычислить, что ботинки такого-то артикула, производства такой-то фабрики, были такого-то числа завезены в сельпо совхоза „Заря коммунизма", а такого-то числа проданы комбайнеру Абрамовичу. А теперь, в условиях агонии отечественной промышленности и повсеместного торжества турецкого конфекциона, ничего из одежды не выжмешь, если только это не коллекционная вещь „от кутюр", произведенная в количестве пяти экземпляров. Но киллеры наши, к сожалению, в такие вещи не одеваются. Один мой подследственный, между прочим, в быту большой франт, рассказывал, что когда он выслеживал жертву по заказу и недели две торчал в парадной заказанного господина, то специально для этого прикупил себе одежку в магазине „Турист" — кеды, штаны спортивные; как он выразился: „прикид для пэтэушника, в них только в парадной постоять да выбросить"”.
Подъезжая к последнему месту происшествия, я спросила Федорчука:
— Гена, а если и в этой парадной ладонь на стене? По-моему, это фантастика.
— Фантастика будет, если окажется, что это отпечаток одной и той же ладони. А что ты будешь делать, если они разные?
— А что я буду делать, если это ладонь одного человека? Тогда надо искать связь между всеми потерпевшими. Когда ты сможешь посмотреть?
— Тебе, конечно, надо вчера, — усмехнулся Гена. — Давай, назначай экспертизу по всем правилам, представь мне отпечатки всех потерпевших, чтобы я мог их сразу отграничить, за неделю я тебе сделаю экспертизу.
— Геночка, я умру от любопытства, — заканючила я. — Конечно, я тебе все представлю, а давай ты сразу посмотришь эти ладони? И сразу мне скажешь?
— Ну хорошо. Давай так: если сейчас найдем ладонь на стене — едем к нам в лабораторию и я смотрю эти следы при тебе.
— А если не найдем?
— Тогда ответ через неделю.
— Это не по-мужски!
— Торг здесь неуместен.
До того, как мы вошли в парадную, мне оставалось только молиться, чтобы у нужной стены не отирались местные наркоманы и влюбленные юноши не прижимали именно к ней своих Джульетт.
Стеночка предстала нашему взору в лучшем виде. Гена достал порошок и кисточку, а через полчаса
