затюканным, что отбил у меня всякую охоту к нему придираться; ну какой смысл цепляться к человеку, который не в состоянии тебе дать отпор? Выходя из машины, я нечаянно (правда, нечаянно) наступила ему на ногу, и он тут же извинился. Я почувствовала себя львицей, у которой вырвали добычу из пасти. Оставалась надежда на судебного медика, но и тут не подфартило. На краю канавы, куда машине — даже вездеходному милицейскому УАЗику — было не подъехать, балансировал средних лет мужичок в камуфляже. Рядом с ним стояла увесистая экспертная сумка, не оставлявшая сомнений в том, что это — дежурный судмедэксперт, но мне он знаком не был.
Дойдя до края твердой земли, я кашлянула и поздоровалась с экспертом:
— Добрый день. Я — следователь прокуратуры, Швецова Мария Сергеевна.
Эксперт повернулся ко мне. У него было простоватое, но приятное лицо.
— А-а… Мне Дима Сергиенко про вас говорил.
— Что именно? — напряглась я.
— Что вы очень милая женщина.
Я вгляделась в него, ища подвох. За моей спиной хмыкнул милицейский водитель.
— Как ваше имя-отчество?
— Георгий Георгиевич.
Эксперт говорил тихим голосом, растягивал слова и явно никуда не торопился. На меня он подействовал успокаивающе. Я начала искать положительные моменты в том, что происшествие случилось под окнами моего дома. Первый положительный момент заключался в том, что после осмотра я смогу зайти домой и поменять обувку. Но на этом положительные моменты почему-то закончились. Подул ветер, причем порыв его был ужасающим, меня чуть не сдуло в канаву.
Отойдя от машины, я осознала, что ветер пронизывает насквозь, что уже стемнело, и сквозь рваные клочья облаков просвечивает какая-то мутная луна. Где-то неподалеку выла собака, и я подивилась, как неуютно может быть в совсем не позднее, в общем-то, время, в центре большого города.
Окна моей квартиры уже светились; значит, Хрюндик дома, трескает чипсы, долбит “Плейстейшен” и радуется, что никто не капает ему на мозги. Я вздохнула и вернулась к месту происшествия.
— Ну что, начнем, наконец? — нервно осведомилась я у эксперта. Георгий Георгиевич затянулся в последний раз, выкинул в канаву окурок, попав аккурат на присыпанное землей тело, и потянулся к стоящей на отшибе экспертной сумке.
— Извлекать его? Или там будем осматривать? — кивнул он в сторону рва. Но свесившись туда с риском для жизни, тут же покачал головой.
— У меня-то есть бахилы, а вот вы — на каблучках. Утонете.
Вообще-то я начала тонуть, еще не попав в канаву. Днем прошел дождь со снегом, и не покрытая асфальтом земля превратилась в жидкую грязь даже на берегу. Не говоря уже о том, что писать протокол, стоя по колено в жиже тремя метрами ниже уровня культурного слоя, технически проблематично. Про мифические “костюмы следователя для выезда на место происшествия”, состоящие, если верить брошюрке “Организация работы следователя” 1964 года издания, из бахил, прорезиненного плаща с капюшоном, теплого свитера и прочих изысков, сейчас никто и не вспоминает. Спасение утопающих — дело рук утопающих.
— Да и вообще, — прервал мои размышления доктор, — нога-то зажила? Я даже не сразу поняла, о чем он.
— Мне Дима Сергиенко рассказывал, — пояснил эксперт, кивком головы указывая на мою правую ногу.
— А-а. Да, но в ямы прыгать больше не хочется, — я вспомнила свою летнюю травму. Дежурила по городу в воскресенье, нас вызвали на изнасилование, происшедшее на территории стройки. В отделе милиции дожидался задержанный насильник, назвавшийся Петровым Андреем Андреевичем, и яростно отпиравшийся от обвинений в сексуальном преступлении, утверждая, что пришел на стройку с целью хищения стройматериалов. Я его быстренько допросила, оформила протокол задержания, и потащила на осмотр места происшествия, — пусть покажет, какие стройматериалы и откуда пытался свистнуть. Пробираясь по пустырю, заваленному техническим хламом и грудами расколотых кирпичей, я, галантно поддерживаемая Димой Сергиенко, с изяществом спрыгнула в ямку в аккурат на гигантский ржавый гвоздь, торчавший из доски. Гвоздь пропорол мне ногу насквозь, Дима, пользуясь тем, что я еще не успела по- настоящему испугаться, ловко выдрал его из меня, приговаривая, что коллега Стеценко его со свету сживет за то, что не уберег даму его сердца. Из продырявленной ноги хлынула кровища, местный опер не растерялся и горячо зашептал задержанному, что ответить ему придется не только за изнасилование, но и за ранение, полученное следователем при исполнении служебных обязанностей. Дурачок задрожал и с перепугу признался, что преступление совершил именно здесь, и вот как раз валяется оброненная им в самый интересный момент зажигалка, а главное — вовсе он даже не Петров, а Молодцов Игорь Владимирович… Надо же, сколько всего интересного рассказал обо мне Дима Сергиенко! А новый доктор-то серьезно подготовился к работе со мной.
В машине проснулся и завозился криминалист. Я огляделась в поисках тех, кто будет вытаскивать тело из канавы, и мне стало еще больше не по себе: обнаружилось, что здесь, в проходном дворе, скудно освещенном обмылком ночного светила, над раскопками канализации, похожими на вскрытую могилу, никого, кроме меня, экспертов и водителя, да двух скучающих рабочих. Из них я едва была знакома с милицейским криминалистом, и шапочно — с водителем, причем даже не знала его имени. Остальных персонажей я видела сегодня впервые, хотя судебно-медицинский эксперт, судя по всему, мог сдать экзамен по моей биографии. С чего бы это вдруг?
Вокруг было все так же мрачно. Один флигель дома зиял провалами окон, поскольку расселен был около трех лет назад; но даже и в другом флигеле, пока еще, по моим данным, жилом, не светилось ни одно окошко, словно вымерло все перед полнолунием, как в страшных сказках. С улицы донесся приглушенный грохот трамвая, на секунду воцарилась жуткая тишина, а потом собака за углом завыла уж совсем отчаянно.
Интересно, а кто в развитых странах извлекает трупы из мест, не приспособленных для осмотра, задумалась я, вертя головой. Представив своих респектабельных знакомцев из Скотленд-Ярда, унижающихся перед местными бродягами с парой фунтов стерлингов в потных кулаках, я развеселилась. Там еще бродяг поискать надо, это вам не наш город высокой культуры, где люмпена в дырявом армяке, распространяющего характерный запах, можно встретить даже в шикарном супермаркете…
Понятно, что грамотно одетый Георгий Георгиевич будет руководить поднятием объекта со дна канавы, а исполнять его указания предназначены затосковавшие работяги. А нечего трупы находить, как выразился однажды на подобном выезде Костя Мигулько. Да еще и милицию будоражить; нашли и закопали… А раз не закопали, хлебайте полной ложкой. Еще и понятыми будете, до глубокой ночи, без всяких сверхурочных. Работяги, поймав мой взгляд, дружно подтянулись к краю канавы.
— Ну че, доставать? — обратился один из них к судебно-медицинскому эксперту, видимо, инстинктивно не принимая в расчет женщину на корабле, то есть меня в контексте происшествия. Что ж, я к этому привыкла. По молодости лет я с тем же Димой Сер-гиенко, смотревшимся не в пример солиднее, выехала на строительную травму; вышли мы из ПКЛ[1] — Дима в очках и костюме с галстуком, я с “конским хвостиком” на затылке и в босоножках, к нам подскочили всякие прорабы с инженерами, подхватили Диму под белы рученьки и бережно повели со словами: “Пойдемте, товарищ следователь, мы вам все покажем”. Димка на меня оглянулся и говорит, мол, не следователь я, а эксперт, а следователь — вот, справа от меня. Строительные начальники, все как на подбор, заматерелые, в годах, даже не потрудились посмотреть на меня повнимательнее. Так, притормозив на мгновение, мазнув по мне боковым зрением, они еще более нежно взялись с двух сторон за Диму, и самый главный сказал: “Пойдемте, товарищ эксперт, мы вам все покажем”, после чего они повлекли именно Диму к месту падения стены, а я потащилась сзади, всеми игнорируемая…
Я потрясла головой, отгоняя воспоминания. Кивнула ждущему моего сигнала доктору, и он занялся работягами. Откуда-то они притащили кусок брезента, толстый канат — так что все обещало ройти на уровне мировых стандартов.
Сонный криминалист, неслышно подкравшийся к эпицентру событий, щелкнул затвором фотоаппарата прямо у меня за ухом, и напугал до смерти. Правда, тут же принес самые искренние извинения,
