было бы ломиться в нехорошую квартиру.
По дороге мы, естественно, всячески муссировали историю с вампирами. Дима авторитетно заявил, что раз уж человечество много веков употребляет в пищу мясо, а отдельные члены общества еще и предпочитают бифштексы с кровью, то осуждать кого-то за пристрастие к свежей крови было бы ханжеством.
Криминалист заинтересовался:
— А есть по вкусу разница между человеческой кровью и кровью животных?
— А ты сказки почитай, — ответил ему Дима. — Баба Яга там жрет человечинку и приговаривает, что это не козлятина какая-нибудь, Иван-царевич от себя кусок отрезает и скармливает птице Рух, когда заготовленный корм заканчивается. Что птица ему говорит?
— Что последний кусочек слаще всего был, — вспомнила я.
— То есть по вкусу отличался, — подытожил Дима. — Некоторые утверждают, что человеческое мясо солонее, чем мясо животных.
— Некоторые — это кто? Ты что, общаешься с людоедами? — удивилась я Диминым словам.
— Вот сразу и с людоедами! Я газеты читаю. А потом, у нас на станции “Северный
Полюс” был чудак такой, он кровь пил свиную. Представляешь, свежую, парную в стакан наливал и — хлоп!
— Но с человечьей-то не сравнивал? — уточнила я.
— Мне вот интересно, откуда на “СП” парные свиньи? — приподнял брови Мигулько, сидевший за рулем, но внимательно прислушивавшийся к нашей болтовне.
— Один раз сбросили нам живого порося, наш повар его заколол и приготовил. А парень этот попросил ему кровушки налить. Я сам видел, как он стакан опрокинул, — объяснил Дима.
— А что за парень? — подозрительно спросила я. — Не Георгий ли Георгиевич, часом?
— Ну да, — радостно откликнулся Дима. — Сейчас в дежурной службе работает. Ты ж с ним выезжала.
— Да, именно в ту ночь, когда все страшное и произошло. А больше никаких отклонений у этого хорошего парня не было?
— Да брось, какие отклонения?
— Ну, никого из вас он в шею не целовал? — встрял криминалист. — Света дневного не боялся?
— Нет, с ориентацией у нас там все было нормально, — хмыкнул Дима. — А насчет света… Дежурить он в ночь предпочитает. Ну и что?
У меня резко испортилось настроение. Оказывается, наш доктор, Георгий Георгиевич, любит пить теплую кровь, но не афиширует это свое пристрастие. Час от часу не легче…
Добрая Анна Ивановна, забросив все свои дела, уже ждала нас у дверей жилкон-торы. Я попросила ее прихватить с собой и Анелю Семеновну — мне нужны были понятые. Анна Ивановна критически осмотрела старую “девятку”, в которую мы все впихнулись, как селедки в бочку, и предложила нам ехать к месту назначения самим, а они с Анелей подойдут своим ходом.
Мы двинулись на машине к зловещему флигелю, и стоило нам въехать во двор, как все мужики бурно высказали свое отношение к пресловутому жилмассиву. Определеннее всех выразился Костя Мигулько. Остановив машину, он вышел, поднял голову к зияющим окнам с треснувшими фрамугами и заметил:
— В таком дворе только мочить…
Мы все поежились. То, что мне в кабинете казалось заурядным следственным действием, здесь, во дворе, стало пугать не на шутку. Я вспомнила неуютную лестницу, словно ведущую в ад, мрачную квартиру со странными жильцами, и, подойдя к Диме, крепко уцепилась за его камуфляжный рукав.
Наконец появились две запыхавшиеся тетеньки и повели нас в квартиру. На этот раз Анна Ивановна не стала звонить и стучать, а сразу отперла дверь своими ключами и впустила нас туда.
Из-под. Нинкиной двери выбивалась мутная полоска света, но сегодня девушка не обнаруживала своего присутствия. Анна Ивановна привычно грохнула кулаком в дверь злостного неплательщика Макара Макаровича, но оттуда, как и в прошлый наш визит, не донеслось ни звука.
Я уже открыла было рот, чтобы предложить осмотреть комнату Бендери, а потом заняться жильцами, но не успела. Вездесущий Дима толкнул дверь в обиталище Макара Макаровича, и как только дверь приоткрылась, мы ощутили характерную атмосферу, так знакомую нам всем по визитам на места происшествия. Дима шагнул в комнату, где на кровати у окна, посреди скомканного белья серого цвета, угадывалось сморщенное старческое тело, и, обернувшись к нам, буднично произнес:
— Ну что, ребята, это по моей части.
Мы все двинулись вслед за ним.
Старик лежал, запрокинув голову, свесив с кровати сухие морщинистые руки. То, что он был мертв, не вызывало сомнения даже у меня, но Дима все равно присел перед ним на корточки и потрогал пульс.
— У-у, — промычал он, — наш клиент. Я подошла поближе и наклонилась к трупу.
— Давно он, Дима? — спросила я у Сергиенко, и он кивнул.
— Да уж неделю лежит, наверное.
— А почему нет запаха? — поинтересовался бдительный Мигулько. — За неделю он бы уже раздулся и зеленый стал.
— Ну, запах кое-какой есть, — возразил Дима, — но это кровь пахнет. — И он показал Косте высохшую лужицу на серой простыне под трупом. — А вони особой нет и не раздулся он, потому что старичок маленький, сухонький, без мяса на костях. Вон, смотрите, уже почти мумифицировался.
Отпустив безжизненную руку трупа, Дима покачал головой и собирался уже было встать, но вдруг склонился еще ниже и указал пальцем на какой-то небольшой предмет, валявшийся под кроватью.
Мы все одновременно нагнулись туда, куда указывал Дима, чуть не столкнувшись при этом лбами, и криминалист присвистнул: на полу лежала такая же металлическая штука, как те инструменты, которые мы с ним тщательно осматривали сегодня утром у меня в прокуратуре, гадая об их предназначении.
Из своего экспертного чемодана Дима достал белый бумажный конверт, ловко подсунул его под штуковину и стряхнул штуковину внутрь конверта.
— Интересно, что тут делает донорская игла? — обернулся он к нам, держа конверт двумя пальцами.
Как я среди этого сумасшествия умудрилась оформить визы и купить билеты на самолет, сейчас уже и не вспомню.
Осмотр этого гиблого места и трупа занял около трех часов. Разглядев из-за наших спин покойного деда, тихо заскулили тетушки из жилконторы.
— Не дожил дед, помер все-таки, — всхлипывали они, ничуть не сомневаясь, что Макар Макарович покинул этот мир по естественной причине, от старости. Но Дима был с этим не согласен.
— Кровопотеря, — сказал он мне, произведя беглый осмотр трупа. — На шее четыре ранки, в районе сонной артерии. Из него кровь выкачали.
— Дима, каким образом?
— Каким? А вот видишь, эта игла для того и предназначена. — Он открыл конверт и показал мне металлический желобок, найденный под кроватью. — Втыкаешь ее в артерию, и качай себе кровушку.
— И много так можно выкачать?
— Да хоть всю. Только ноги приподнять, и вперед.
— Подвесить, что ли, за ноги?
Я забрала у него конверт и стала недоверчиво рассматривать эту самую донорскую иглу.
— Ну почему подвесить? Положить. Вообще все манипуляции над телом лучше проводить в лежачем положении. Это не я первый сказал.
— Послушай, а из мертвого человека можно так кровь выкачать?
— Думаю, что да. После смерти кровь сначала сворачивается, а потом, через некоторое время, разжижается снова. Вот и качай.
— Значит, и из живого, и из мертвого?
— В общем, да. Только живого надо как-то зафиксировать, чтобы он не мешал.
— Ты про старика?
— Да нет, я вообще. Старик-то уже шевелиться не мог, обессилел, с ним справиться было легче
