квартиру приводить проституток боялся, однажды ночью он напал на прохожую девушку на улице, ударил ее по голове, чтобы преодолеть сопротивление, и впился зубами в ее тоненькую шейку. Ему опять полегчало, а судьбой девушки, оглушенной и брошенной им посреди улицы, он так и не поинтересовался. Он стал часто выходить на охоту, насмерть, конечно, никого не загрызал, но в одну лунную ночь его все-таки поймали. Возбудили дело по факту хулиганства, странности в его поведении заставили дознавателя назначить ему психиатрическую экспертизу — “пятиминутку”, как называют ее обследуемые. Тем не менее за пять минут врачи определили у Орлова психическое расстройство, но поскольку степень общественной опасности содеянного им была невелика, — всего лишь легкий вред здоровью, дело прекратили, а его отправили лечиться по месту жительства.
И только доктор в психиатрической больнице заподозрил, что ухудшение физического состояния больного может быть связано с патологией крови.
Когда Орлову объявили диагноз, он решился спросить у врача, поможет ли ему теплая кровь. Врач обтекаемо ответил, что если ему кажется, что средство помогает, то надо его использовать. Оба они, неизвестно из каких соображений, не упоминали, о чьей крови идет речь.
Я потом допросила этого врача. Честь и хвала ему за правильный диагноз; но он уверял меня, что речь шла о свиной крови.
Так или иначе, Герман получил своего рода индульгенцию на питие крови. А Степан Бендеря решил тоже попробовать, — а вдруг кровушка и ему поможет. В общем-то Степана мало интересовали россказни сопалатника о нелегкой вампирской жизни; но его зацепило одно обстоятельство: Герман уверял, что мучительные головные боли отступают, если попьешь теплой крови.
Поначалу Бендеря-старший тоже пробавлялся проститутками да случайными прохожими, и был к тому же менее удачлив, чем Орлов: Степану редко удавалось вкусить человечьей крови, его чаще били, и один раз избили так, что его застарелая черепно-мозговая травма усугубилась.
Все это несчастный страдалец рассказал младшему брату Василию.
И Василий успокоил его:
— Я же во Львове в морге работал, у меня вообще среднее медицинское образование, фельдшер я. Я ему и говорю — мол, зачем тебе на людей по ночам нападать. Давай, я в морг устроюсь, и буду у покойников свежих кровушку выцеживать, никто и не заметит, и безопасно. Да еще и заработаю.
И он действительно устроился в морг, и с чисто хохляцкой обстоятельностью стал в блокнотиках вести записи о том, сколько товара он добыл; мерил и стаканами, и миллиграммами. Бывало, руки дрожали и кровь проливалась на блокноты.
О бесславном конце этой эпопеи я уже знала. Василия застукали, когда он с помощью донорской иглы набирал во флаконы кровь мертвецов. Но до подробностей, к его счастью, докапываться не стали, просто выгнали.
Ушлый Вася, между прочим, времени зря не терял и действительно сделал дубликаты ключей от помещений морга. Охрана не особо вдавалась в детали, видя знакомое лицо, им и не сообщили, что Бендеря уволен. А руководства и экспертов по ночам в морге, за редкими исключениями, не бывало. И он долго резвился там, постепенно и сам привыкая к мысли, что он происходит из семьи вампиров, и добывает кровь для своего брата, заслуженного вурдалака.
Но еще до увольнения Василия из морга, Степан поделился способом добычи крови с Орловым. И тот взмолился — мол, буду платить, хорошо платить, только достаньте кровь.
Василий обеспечивал кровью и брата, и Орлова, но тут его выперли с места службы, и проблема добычи крови зазвучала с новой силой.
Бойкому Василию пришла в голову спасительная мысль — а почему бы не использовать для этой цели бессловесных соседей по квартире брата: лежачего старика и умалишенную клушу. И он наладил изъятие крови у этих убогих, которые и пожаловаться-то не могли никому. Цедил понемножку, но зато и подкармливал доноров, как мог. И однажды показал Орлову, как управляться с донорской иглой. Орлов кивал головой, а потом перестал приходить за кровью.
Василий догадался, что отныне Орлов, которому надоела мертвая кровь, и даже кровь живых, но убогих, стал обеспечивать себя сам — не только кровью, но и острыми ощущениями, которых требовала его психически больная натура.
А самое страшное, что в конце концов взбунтовался и старший брат, Степан. То ли он пообщался с Орловым, то ли у самого уже окончательно заехали шарики за ролики, но он повадился тоже ходить на охоту в лунные ночи, но только не на улицу, как раньше, до приезда брата, а в подвал, где ночевали местные бомжи.
И однажды братец вернулся домой с окровавленным ртом, в разорванной и залитой кровью одежде, и поделился с Василием, что бомж, из которого он пытался выпить кровь, оказал ему сопротивление, и как-то так получилось, что он, Степан, убил этого бедолагу.
Труп они не решились оставить в подвале, перетащили его в квартиру. Василий, используя свои медицинские познания, расчленил тело в ванне, они упаковали его в большую сумку и вывезли за город вместе с топором. И идя по весеннему лесу по колено в воде в поисках укромного места, где можно оставить труп, Василий вдруг подумал, что его старший брат не остановится. И когда-нибудь убьет и его. Решение пришло мгновенно. Вытащив из сумки топор, Василий одним взмахом отрубил брату голову, подсознательно помня, что вампира можно убить только так — обезглавить или вогнать в сердце осиновый кол.
Сумку с трупом он бросил у станции под платформу, когда возвращался с места убийства брата. Сам не заметил, что после того, как отрубил брату голову, подхватил сумку с расчлененным бомжом и тащил ее до самой станции. Спохватившись, он сунул туда топор и избавился от ноши.
Как ни странно, эта сумка так и лежала под платформой до тех пор, пока мы не поехали и не изъяли ее. От расчлененного трупа там осталась одна склизкая каша, а вот топор прекрасно сохранился, и на нем нашлись следы крови, идеально совпадающие с кровью старшего Бендери.
— Но ничего, зато брата я по-человечески похоронил, из морга забрал и похоронил, — сощурил глазки Бендеря. — Ой, вообще смешно вышло! Мне Макар проболтался, что следователь приходил, значит, брата нашли. Я в морг пошел, говорю — родственник я, паспорт предъявил. Мне паспорт брата отдали, чтоб я свидетельство о смерти оформил. А я когда за труп расписывался, нечаянно паспорт брата показал. Смотрю, парень там в канцелярии пишет — забрал Степан Бендеря. Мы ж похожи были со Степой, ужас как…
— А Орлова как вы убили? — спросила я в лоб, поскольку Бендеря весело посматривал на меня своими кругленькими глазками и не испытывал, похоже, особых угрызений совести.
— А вот так и убил, — спокойно согласился он. — Достал он меня. Я же ему еще полгода после этого кровь приносил. А он, сволочь, не платил ни копейки. Надо было с ним решать вопрос.
Вот он и решил. Вызвал Орлова в полнолуние к расселенному дому, поболтал с ним. Орлов ему сообщил, что ночь удалась, ему подвернулся ханыга, который даже не пикнул, когда Орлов стукнул его по башке доской. А накануне он заловил какую-то девчонку в расселенном доме, ударил по голове и с помощью донорской иглы нацедил стакан теплой крови. Губы у Орлова были окровавлены, и он плотоядно посматривал на Василия, так, что у того сердце нехорошо зашлось. Он уже больше не колебался и, непринужденно подведя Орлова к разрытой канаве, поднял заранее приготовленный кол и всадил тому в сердце. Топор-то он бросил в Токсово, а сам знал только еще один надежный способ борьбы с вампирами.
— А зачем же вы потом в морг пришли? — спросила я, записав откровения этого борца.
— А по привычке, — ответил он после непродолжительной паузы. И, похоже, сам задумался над тем, зачем он притащился в морг, когда уже умерли все те, для кого он добывал кровь. — И правда, я ведь даже этого вашего сотрудника по голове хряснул и у него крови нацедил, — с удивлением вспомнил он. — Вот что значит привычка!
Больше мне поговорить с Бендерей не удалось. Его сразу отправили на психиатрическую экспертизу, которая с ходу признала его невменяемым. Процесс по делу о вампирах прошел на удивление тихо, за закрытыми дверями, все его фигуранты были либо психами, либо мертвецами.
Судебно-медицинский эксперт, Георгий Георгиевич, долго смеялся, когда узнал, что я всерьез подозревала его в вампиризме. Он сказал, что с гораздо большим удовольствием пьет коньяк, хотя не отрицал факта употребления крови парного порося, — как он объяснил, в целях борьбы с
