— Может, его спугнул кто?
— Во-первых, кто? Пока что никто не признался. А во-вторых, уйти из квартиры, тщательно заперев двери, некто успел, а стаканчик поставить не успел?
— Постой, Маша. «Не успел» — это не правильная постановка вопроса. Она должна была чем-то запить таблетки. Она их запила, иначе ее бы стошнило.
Значит, некто убрал стаканчик. Понимаешь?
Я кивнула. Получается, что так.
— Но я смотрела и на кухне, и в ванной, и вообще везде. Значит, он его помыл и убрал туда, где хранится посуда.
— Но это при условии, что некто был, — Сашка усмехнулся. — А если таблеточки она приняла в пустой квартире? Помыла стаканчик, поставила его в мойку, собрала упаковочки от димедрола, пошла прилечь в постельку, но упала по дороге? Могло так быть?
— Тьфу на тебя, Стеценко! — Я махнула на Сашку соломинкой, через которую пила морковный сок. — Только я поверила в то, что некто был, и на тебе! Теперь ты мне доказываешь, что его не было.
— Диалектика. Ну что, пошли?
Он подозвал официантку и рассчитался.
— Конечно, — язвительно сказала я. — Производственное совещание провели. А больше нам поговорить не о чем…
— Почему? — растерянно спросил Сашка. — Мы еще поговорим про кино…
Несмотря на злость, я невольно улыбнулась.
Просто нет слов…
По дороге домой мы действительно говорили про кино: про «Сердце в кулаке», с Климановой в главной роли. Я уже с трудом сдерживала раздражение. Конечно, дорогая подруга Регина мне все время внушает, чтобы я не гневила Бога: мужик в моей жизни есть, вон, гулять со мной ходит, спать со мной готов, и при этом не претендует на то, чтобы проживать со мной в одной квартире, что само по себе уже счастье. Впрочем, у Регины семь пятниц на неделе, и счастьем она каждый раз считает разное — например, иметь интимные отношения и не вести совместное хозяйство, а через неделю для нее счастье — это как раз наоборот, общий банковский счет и никакого секса.
Но я-то не такая. Я же следователь с большим стажем; привыкла к четким ответам и недвусмысленным формулировкам. Вину признаете? Да. Любите? Люблю.
Хотите с ней жить вместе? Хочу. Тогда почему бы не сказать об этом той, кого любите? В общем, ничего не понимаю.
С другой стороны, факт может доказываться конклюдентно. Это если, например, двое совершают преступление в группе, действуют согласованно, но вслух распределение ролей не обсуждают, и так ясно, что один стоит на стреме, а второй тащит мешок с награбленным. Может, и Сашка считает, что все и так ясно, чего воздух сотрясать?
Я запуталась окончательно. Как в собственных отношениях с мужчиной, так и в происшествии с актрисой. Что же мне сказать шефу в понедельник?
Решая про себя сложные вопросы бытия, я и не заметила, как мы подошли к моему дому. Свет в моих окнах горел, — значит, Хрюндик уже вернулся от папы.
Возле парадной Сашка нерешительно посмотрел на меня, видимо, ожидая приглашения, но я мстительно промолчала. Тогда он довел меня до квартиры, дождался, пока я выну ключи, но я молчала, как партизан. Сашка вздохнул и сказал:
— Ну что, пока?
— Пока, — я смотрела в сторону. Он поцеловал меня в щеку и стал медленно спускаться по лестнице. Медленно-медленно, так, чтобы я имела возможность окликнуть его, если захочу… Не захочу, злорадно подумала я, и тут же захотела с такой силой, что срочно открыла дверь и проскользнула внутрь, дабы не поддаться искушению. Теперь надо тихо засунуть куда-то подарок, чтобы Хрюндик не заметил раньше времени.
Хрюндика я застала за уборкой помещения. Он, как белка орешки, распихивал по разным щелочкам своей мебели тетрадки, учебники, огрызки ручек, и всякий мелкий мусор, создавая видимость идеального порядка. И дораспихивался до того, что нечаянно открыв дверцу верхнего шкафчика, был стукнут по темечку вывалившейся оттуда деревянной колобахой непонятного назначения.
— А, мам! Привет. Нагулялась?
— Нагулялась, — ответила я, подумав, что на самом-то деле не нагулялась, но не будем о грустном.
— А ты завтра когда уйдешь?
— А когда надо? Надеюсь, не в восемь утра?
— Ну-у… не в восемь, конечно… В десять.
— Послушай, — возмутилась я, — как тебе не стыдно! Я выспаться хочу! А потом, к тебе гости, что, в десять утра придут?
Ребенок промолчал, а я вдруг сообразила, что с утра он собирается прихорашиваться: укладывать челку специальной пенкой, может, даже, ради праздника примет душ…
— Мое последнее слово — пол-одиннадцатого. А кто тебе бутерброды делать будет?
— Ух ты, про них я забыл, — с досадой признался ребенок. — Ладно, можешь уйти в двенадцать.
— Ваша добрость не знает границ, — проворчала я.
