– Ну, осмелюсь предположить, что там, где орудием убийства были автомат и нож, скорее всего, действовал Микоян, судя по тому, что ты о нем рассказывал, – ответил Стас. – Значит, на него списываем Петухова, Хапланда и Юлю Боценко. А вот там, где стреляли из ПМа, то есть на убийствах Мантуева и Хохлова, вопрос остается открытым.
– Маша, тему с Бесовым ты закрыла раз и навсегда? – спросил Андрей.
– Видите ли, мальчики. Общественно-историческая практика показывает, что заказные убийства совершаются, как правило, наиболее рациональным способом. А мы знаем, что за господином Хохловым велось негласное наблюдение силами ГУВД по заказу «Форта Нокс». Так вот, мне представляется нерациональным использовать для плотного наблюдения одних людей, а для убийства других. При этом, заметьте, Хохлов ведет достаточно замкнутый образ жизни, передвигается на машине, передвижения непредсказуемы, иногда даже помощники не знали, куда и когда он собирается ехать и во сколько вернется домой. Самое реальное – поймать его на отрезке пути от машины до квартиры. Но для этого надо водить его целый день, подгадывая удобный момент. И вы хотите сказать, что вели его одни, а грохнули другие, да еще и не местные, а из Новгорода? Сколько времени нужно, чтобы добраться оттуда в Питер?
– Ну, на форсированном двигателе – часа три-четыре.
– А у Бесова двигатель форсированный? Похоже, что нет. Значит, часов пять-шесть. К тому же точно установлено, что по крайней мере утром семнадцатого марта он был в Новгороде. И как вы это себе представляете?
– Можно позвонить ему туда и срочно вызвать, – предположил Стас.
– Значит, чтобы он успел к восьми вечера, звоним ему в два. А мы в два часа дня знаем, что Хохлов в восемь вечера поедет домой? Кстати, вопрос интересный: знал ли кто-нибудь из окружения Хохлова, какие у него планы на вечер?
– Нет, ты права: вести его целый день, а для убийства подтаскивать кого-то со стороны – нереально. Тем более что я, кажется, нашел пистолеты, к которым ребята из «Форта Нокс» имели доступ.
– А у них же табельное оружие, – вспомнил Стас. – Они же «Макаровыми» вооружены.
– Стасик, вряд ли они будут использовать то оружие, к которому их легко привязать. У меня другой вариант, – сказал Синцов. – Я тут случайно выяснил, что «Форт Нокс», работая по договору с банком, получал в ГУВД для целей охраны четыре пистолета ПМ, которые в апреле были сданы обратно. Хорошая идея, да? Получили пистолеты, постреляли из них, сдали назад, и кто докажет, что именно они их использовали для убийства? Самое главное – их сейчас получить, не привлекая внимания. А вот эта задача – не для средних умов. Выемку пистолетов надо согласовать с заместителем начальника ГУВД. Значит, сразу шорох поднимется, зачем, в какой связи…
– Это я беру на себя, – смело заявила я, имея в виду возможность использования в мирных целях вице- губернатора. – Так что если нам удастся получить пистолеты и если их не продали, и не разобрали на детали, и не выдали кому-нибудь другому, то мы отдадим их на экспертизу и сравним все четыре пули, и, может, мы будем иметь заключение экспертизы, которое привяжет стволы к лицам.
Я вздохнула и принялась звонить Заболоцкому.
Мы договорились пересечься по дороге домой, я положила трубку, но тут же сняла снова, поскольку телефон затрезвонил очень требовательно. Звонили из главка: задержали подозреваемого в убийстве Юли Боценко – по информации, полученной сотрудниками «наружки». Посовещавшись, мы решили, что поедем только мы со Стасом, Андрею там лучше не показываться.
Естественно, носителей информации – «мышек-наружек» – мы в главке не застали. Зато застали оперуполномоченного Горюнова собственной персоной. Деваться было некуда, ему пришлось подойти ко мне и поздороваться. Более открыто проявлять свое тесное знакомство со мной он не решился. Поздоровавшись за руку со Стасом, Горюнов изложил нам обстоятельства раскрытия преступления.
Оказывается, не оставшись равнодушными к беде начальника, сотрудники службы наружного наблюдения прочесали все окрестности возле места убийства Юли и нашли свидетеля, который воскресным вечером, за несколько дней до убийства, выгуливал во дворе собаку и видел красивую высокую девушку с длинными каштановыми волосами, стоявшую с двумя кавказцами. Кавказцы ругали ее, угрожали, что разрежут ее на кусочки. Девушка стояла к нему спиной, а кавказцы – лицом. На ней был синий спортивный костюм и тапочки, из чего свидетель заключил, что она живет в этом доме, раз вышла в тапочках. Свидетель испугался и быстро прошел мимо. А когда услышал, что в их доме произошло убийство, он вспомнил об этом инциденте, да еще и увидел одного из этих кавказцев входившим в квартиру, расположенную в его, свидетеля, парадной. Поэтому, когда стали опрашивать жильцов дома во время поквартирного обхода, он все рассказал работникам милиции.
Этот ценный свидетель – Сатуров, терпеливо дожидавшийся в коридоре, – уже был допрошен Горюновым. Я просмотрела протокол допроса, поговорила со свидетелем и поняла, что очень хочу посмотреть на задержанного. Подозреваемым оказался Али-Дианат-оглы Сабиров, который перепуган был смертельно. Твердил он одно: какая девушка, какое убийство, его в городе не было две недели, это может подтвердить все землячество; ни с какой девушкой во дворе не стоял, ходил в тот двор к земляку.
В кабинете начальника убойного отдела сидел Валентин Петрович Боценко, заместитель начальника секретного Управления, представительный, даже красивый мужчина, с благородным лицом, густым зачесом седеющих волос. Прямо голливудский герой второго плана. На нем, что называется, лица не было.
– Ну что, – спросил он, страдальчески глядя на меня, – будете задерживать?
– Валентин Петрович, а какие у вашей дочери были отношения с черными?
– Да никаких, – ответил Боценко, вдавливая в пепельницу окурок.
– Вы же знаете, наверное, что свидетель видел ее с двумя кавказцами?
– Я ума не приложу, какая у нее была с ними связь. Юля была такой домашней девочкой, без всяких вредных привычек. Вроде бы с ее внешностью, да и умом, она могла бы жить более насыщенной жизнью, а она все дома сидела.
– А жениха у нее не было?
– Нет, никого, она и не встречалась ни с кем.
– Так уж и «ни с кем»! Может быть, вы просто не все знали?
– Конечно, возможно и такое, но думаю, что я все же знал бы. Юдина мать умерла несколько лет назад, и у Юли остался только я. У нас были доверительные отношения, я старался быть в курсе ее дел, и Юля мне многое рассказывала. Но, повторяю, я мог что-то не знать.
– Валентин Петрович, Юля ведь с вами вместе работала?
– Да. После института очень тяжело устроиться на работу – распределения-то теперь не бывает, и Юля около года не работала, хотя она девочка трудолюбивая. Была, – поправился он. – Нам, конечно, на жизнь хватало. Случайные заработки у нее были: она подрабатывала моделью, но ей хотелось постоянной работы. Я устроил ее к себе. А что, она получила звание, льготы у нас хоть и несущественные, но для женщины это ведь значение имеет, я же не вечный. А так я был спокоен: случись что со мной, у Юли будет кусок хлеба.
– А что, вы боялись чего-то? – быстро спросил Стас.
– Чего я мог бояться? – недоуменно взглянул на него Боценко. – Только одного: умру внезапно, а Юлька останется совсем одна. А получилось совсем наоборот…
– Валентин Петрович, вы не связываете происшедшее с вашей служебной деятельностью? Это не могло быть местью вам, например?
– Местью? Да за что же? Я же сам по заданиям уже давно не работал, да и, как вы знаете, мы – работники секретной службы, наши данные неизвестны тем, кто мог бы мне мстить. Это вам мстят, – неожиданно резко заключил он, в упор глядя на меня, – с нами такого не бывает.
– Ну хорошо, не по служебной линии, а в частной жизни у вас не было врагов? Которые могли это сделать?
– Нет, таких врагов у меня нет. Да и почему тогда не меня убили, Юля-то при чем?
– Хотели, скажем, воздействовать на вас, предупредить…
– Чушь. Извините. И я еще хотел сказать, что у дочери не могло быть никаких дел с черными: она вращалась совершенно в других кругах. Вы же знаете, наверное, она была победительницей конкурса красоты, получила там приз, машину себе купила, правда скромную, ее приглашали на всякие презентации, торжества, она общалась с очень приличными людьми. Я просто ума не приложу, если это правда, что