две роты.' Эта надежда командира корпуса не оправдалась. Части 4-й Финляндской дивизии, прибывавшие в сильно пощипанном виде из Галиции, попав в гущу ковенских беглецов, вскоре сами разложились. На следующий день (в 12 ч. 45 м. дня) командир корпуса рапортует командующему 10-й армией, что 'признает несоответственным оставление 124-й и 104-й дивизий среди доблестных дивизий отряда', и просит разрешения отправить их в Вильну. В корпусе кроме того имелись ополченские дружины, но их положительно боялись ставить под огонь{34}.
В создавшихся условиях самое разумное было бы немедленно, 18 августа, отвести XXXIV корпус на 2 перехода назад, на укрепленную позицию, защищавшую подступы к железной дороге Вильна — Гродна; это дало бы выигрыш в несколько дней, можно было бы одновременно ввести крупные свежие силы — 65-ю дивизию, V армейский и II Кавказский корпуса, а также притянутые с других участков сокращаемого фронта 10-й армии II армейский и III Сибирский корпуса. Создавался бы достаточно насыщенный и настолько боеспособный фронт, что можно было бы рассчитывать не только остановить немцев, но и дать им жестокий урок.
Основная задача 10-й русской армии в этот период времени должна была бы заключаться в выигрыше времени, хотя бы ценой потери участка территории, для возможно беспрепятственного выполнения нового развертывания, каким по существу являлось прибытие массы новых дивизий. Развертывание следовало бы, естественно, производить не на линии фронта, а отнести его несколько назад, обеспечивая лишь сохранение в наших руках виленского узла и железной дороги Двинск — Гродна. Но подобная серьезная игра была совершенно не в духе Алексеева. По его требованию ген. Радкевич, командующий 10-й армией, предписал ген. Вебелю держаться во что бы то ни стало. В ответ на его отчаянные донесения, что лучшие полки пятятся шаг за шагом, а худшие разбегаются, штаб армии сообщал ему свои блестящие перспективы на получение подкреплений и переход в наступление{35}. Боевые действия затянулись на две недели{36} и поглотили последовательно все 9 брошенных на помощь XXXIV корпусу дивизий. Немцы в районе ковенской железной дороги прервали это наступление 26 августа, а несколько западнее продолжали его еще 5 дней; подойдя у Оран, по середине между Вильной и Гродной, к варшавской железной дороге, они задержались, так как заканчивали последние приготовления к Свенцянскому прорыву, и не в их интересах было выталкивать русских далее из района, намеченного к окружению{37}.
Яновский отряд, отошедший на правый берег Вилии, был подтянут за центр XXXIV корпуса на железную дорогу Кошедары — Ландварово и поглощен общей свалкой. Из состава Вилькомирского отряда 8 -й Финляндский стрелковый полк был подтянут к с. Кейжаны, на Вилии, для непосредственного наблюдения за правым флангом Вебеля; но последний, в минуту неустойки, и его увел на левый берег Вилии и ввел в бой на своем правом крыле; та же участь грозила и остальным частям 2-й Финляндской дивизии, которая получила вечером 23 августа приказ Вебеля — следовать из Вилькомира через Мейшаголу — Дукшты на присоединение к его войскам. А казалось бы, вместо того чтобы наслаивать дивизии на расстроенном фронте ген. Вебеля, следовало бы подумать о сосредоточении на правом берегу Вилии боеспособной группы для нажима на фланг и тыл немецкой фаланги, действовавшей между Вилией и Неманом. Но эту заботу ген. Вебель оставлял на усмотрение штаба 10-й армии. На левом берегу Вилии, где пролегало столь важное направление на Вильну в охват всей 10-й армии, 2-я Финляндская дивизия осталась только случайно вследствие перерыва связи со штабом XXXIV корпуса{38}.
Вечером 24 августа в Вильну прибыл штаб V Кавказского корпуса, предназначенный руководить действиями дивизий, которые развернутся на правом берегу Вилии. Но так как этот штаб корпуса нуждался во времени, чтобы осмотреться и развернуть свои средства связи, то на 25 и 26 августа 2-я Финляндская дивизия, отошедшая в район Мейшагольской позиции, была временно подчинена командиру V корпуса Балуеву, который вступил в командование частью фронта XXXIV корпуса между Вилией и железной дорогой на Ковну; здесь оказалась одна из его коренных дивизий — 7-я, и 65-я дивизия XXXIV корпуса. Связь 2-й Финляндской дивизии с V армейским корпусом также не скоро наладилась{39}.
Для помощи угрожаемому правому флангу 10-й армии 5-я армия двинула 23 августа в вилькомирском направлении конницу Казнакова. Последний, гвардейский кавалерист, был не плохим усмирителем лодзинских рабочих в 1906 г., завоевал сердца всех фабрикантов обращенной к ним на немецком языке речью (русский врем. ген. — губернатор!), но вождем конницы был по недоразумению. Боеспособностью среди подчиненных ему частей отличалась лишь слабая числом Уссурийская конная бригада, энергично предводимая ген. Крымовым{40}.
В этих условиях беспризорности 2-й Финляндской стрелковой дивизии, подчинение которой в эти дни болталось между ген. Тюлиным, штабами XXXIV, V армейского корпуса и V кавказского корпуса, мне пришлось, 19 августа 1915 г., вступить в командование полком. Остановлюсь несколько на своих первых шагах.
Официальные цифры о составе 6-го Финляндского стрелкового полка к 19 августа 1915 г., когда я его принял, гласили: 13 кадровых офицеров, 22 прапорщика, 1 614 штыков, 519 безоружных, 267 — младший командный состав, 113 — учебная команда, 66 телефонистов и ординарцев, 63 для связи, 98 — пулеметная команда, 57 — конных разведчиков, 90 каптенармусов, кашеваров и рабочих на кухне, 118 — санитаров, ротных и полковых, 111 — денщиков и конюхов, 31 слабосильных; последние по-видимому представляли неофициальное увеличение штата обоза II разряда. Безоружные представляли ценную рабочую силу для своевременной подготовки тыловых позиций. Свои пулеметы Максима были потеряны; на вооружении имелось 8 австрийских пулеметов, обеспеченных запасом патронов в 10 000 на каждый, но без перспектив на дальнейшее питание.
Пулеметчики в полку были прекрасные, так как начальнику пулеметной команды было предоставлено право преимущественного выбора людей из приходивших рот пополнения. Чрезвычайно ограниченное количество пулеметов толкало полк на тактическое использование всех пулеметов в первой пинии, в исходящих пунктах, на холмиках с большим обзором, где маскировка пулеметов встречала большие трудности. К более правильному тактическому использованию пулеметов полк смог перейти лишь в 1916 г., когда количество пулеметов увеличилось вчетверо. Пока же приходилось мириться с огромной убылью пулеметчиков в каждом бою; немцы удивительно искусно сосредоточивали ружейный и пулеметный огонь на наших стреляющих пулеметах; наводчики пулеметов выбывали в каждом бою чуть ли не на 50 %, преимущественно убитыми; сильно страдала даже материальная часть: пробивались кожухи, и вытекала вода. Средний расход патронов на один пулемет в день боя не превышал 1 500, так как немцы оказывались вовсе не охотниками долго маршировать под пулеметным огнем, и цели для обстрела подставляли не часто.
Учебная команда, в которой заканчивало подготовку новое поколение унтер-офицеров, была обучена прекрасно. Это было будущее полка; но состав 12 рот был очень слаб — по сотне винтовок с небольшим. Учитывая ответственные дни, которые переживала русская армия, и желая быть возможно сильнее на первых шагах своего командования, я решил временно пожертвовать будущим в пользу настоящего и распустил учебную команду по ротам. Временно я остался без своей гвардии и без какого-либо обеспечения на случай гибели рот. Но в этот момент каждый хороший боец, с винтовкой, был для меня слишком дорог. Кадровых офицеров я успокоил обещанием собрать новую учебную команду при первом признаке затишья на фронте.
Телефонисты и писаря были хорошо грамотны и опытны в своем деле. Обоз был в очень приличном виде; за лошадьми ухаживал заботливо. Денежный ящик полка возился в обозе II разряда. Несколько раз в течение войны обоз оказывался в районе паники, поднятой слухами о прорвавшихся немецких разъездах. В других частях при этом иногда происходили недоразумения с денежными ящиками, которые таинственно исчезали. В 6-м Финляндском полку, во избежание такого саморазграбления денежного ящика, с началом войны была принята следующая мера: заведующий хозяйством отобрал из мобилизованных 12 пожилых, заведомо богатых, хозяйственных мужичков; они были избавлены от боя непосредственно, но поклялись не отходить и умереть около денежного ящика, и несли около него в течение всех трех лет войны караул. Эта дюжина вооруженных, степенных кулачков являлась и опорой начальства для поддержания строгой дисциплины в обозе II разряда. Числилась она в графе 'слабосильные'.
Конные разведчики представляли исключительно надежных кадровых солдат. За недохватком шашек при мобилизации, они, кроме винтовок, были вооружены внушительными кирасирскими палашами в гремящих металлических ножнах. Для рубки палаши были малогодны, владели они ими плоховато.
