«Сегодня утром противник прорвался через Зельвянка южнее Зельва на правом фланге 34 пд. Затем был отброшен. Ведется контратака двумя полками по обеим сторонам Озерница. Такой же прорыв противника произошел в лесу северо-восточнее Зельва»[146].
Прорыв «северо-восточнее Зельва» был, скорее всего, организован последними частями 7-й танковой дивизии. При этом в бою были массово использованы танки новых типов. В итоговом донесении группы армий за 30 июня говорилось: «Использование 55-тонных танков и продвижение их друг за другом в 8—10 рядов показывает, что противник через Слоним намерен выйти из окружения по наилучшим дорогам в направлении на юго-восток»[147]. Противник у советских танкистов на этом направлении был прежний — боевая группа полковника Томаса. Она оборонялась на высотах вокруг Деречина. Точных данных о ее потерях не имеется. Однако известно, что к 1 июля число боеготовых танков в 7-м танковом полку снизилось с 176 до 152 машин[148] . 15-й полк 29-й моторизованной дивизии также был атакован крупными силами противника при поддержке танков с севера. Либо это были попытки прорваться с проселочных дорог на шоссе, либо часть общего плана содействия прорыву ударом во фланг и тыл немецкой обороне на Зельвянке.
Упомянутая в специальном донесении «контратака двумя полками» была произведена за счет подтягивания к Озернице двух полков 34-й пехотной дивизии. Большой удачей для немцев было то, что рядом с Озерницей находились готовившиеся к отправке дальше на восток три роты 5-го пулеметного батальона. Почти полсотни пулеметов этих рот были серьезным аргументом против прорывающихся советских колонн. Командир пулеметных рот вскоре доложил, что «наступление противника было отражено широко развернувшимися пулеметными ротами с тяжелыми потерями и части противника отступают». Тем не менее большие группы бойцов и командиров смогли прорываться как на восток, в район Новогрудка, так и по другим направлениям. К последним, в частности, относился отряд во главе с командиром 7-й танковой дивизии Борзиловым. В своем отчете он написал: «30.6 в 22.00 двинулся с отрядом в леса и далее Пинские болота по маршруту Вулька, Величковичи, Постолы, ст. Старушка, Гомель…» [149]. Судя по этому маршруту, он избежал новогрудского «котла» и сумел прорваться через шоссе на юг, в район Пинских болот.
Здесь же имеет смысл остановиться на некоторых легендах, связанных с прорывом частей 6-го мехкорпуса у Зельвы. Опрашивавший уже в наше время местных жителей исследователь Дмитрий Егоров пишет:
«Разведка у германцев работала прекрасно. Уже не столь важно как (с воздуха ли, с земли ли), но немцы в Клепачах были предупреждены: из окружения пробивается крупный штаб, готовьтесь встретить. Они подготовились к встрече очень тщательно и профессионально. На всякий случай подготовили живой щит: согнали население к церкви, стоявшей на холме, и кладбищу. У излучины Ивановки, откуда хорошо просматривалась дорога на Кошели, артиллеристы установили орудия, расчистили сектора обстрела, спалив дома и другие постройки на краю деревни; А чтобы у тех, кому готовили ловушку, не возникло никаких подозрений, на другой возвышенности, тоже за рекой, создали видимость штабного расположения, подняли красный флаг»[150].
Перед нами написанная яркими красками и законченная картина: всевидящие и коварные немцы, заранее знающие обо всем и устраивающие тщательно продуманную засаду с использованием красного флага. Каким образом в постоянно меняющейся обстановке они умудрились вычислить движущийся штаб — непонятно. Не иначе в колонне был переодетый «бранденбургер» с сотовым телефоном, извините, небольшой рацией. Чаще всего штабы вычислялись немцами по работе раций, иногда — по показаниям перебежчиков и пленных. Но когда штаб двигался, сделать это было практически невозможно.
Надо сказать, что Д. Егоров дополнительно нагнетает атмосферу коварства и пишет: «Прибрежная теснина — идеальное место для засады. Ведомая злым роком, в нее и втянулась длинная колонна штаба 6- го мехкорпуса, его медсанбата, других тыловых подразделений»[151] .
Теперь, имея немецкие донесения, мы знаем реальную обстановку в районе Клепачей и Кошелей 30 июня. Вышеописанные события могли произойти именно 30 июня, т. к. в предыдущие дни линия обороны немцев по Зельвянке сохраняла устойчивость. Соответственно о выходе к Клепачам штабной колонны не было и речи. Прорыв советских войск происходил по полевой дороге, точнее дорогам, ввиду неудач предыдущих попыток прорыва вдоль шоссе и севернее его. С точки зрения противника, ситуация также была отнюдь не радужной: фронт прорван, немцы лихорадочно собирают отовсюду подвернувшиеся под руку части и пытаются остановить прорывающиеся советские колонны. Им было не до выбора хитроумных способов противодействия отдельно взятой колонне.
Весь этот душераздирающий рассказ о засаде— это додумывание местными жителями несуществующих событий апостериори, ввиду обладания знанием случившейся в Белоруссии в июне 1941 г. катастрофе. Не обошла местных жителей и одна из фобий 1941 г. Так, согласно их рассказам, над Озерницей был 21 июня выброшен немецкий десант. Хотя на самом деле в этот район немецкие части 29-й моторизованной дивизии вышли прозаично по дорогам, без театральной и никому не нужной высадки на парашютах.
Работа историка заключается в том, чтобы извлекать из путаных и украшенных додуманными деталями рассказов пригодный для использования и анализа материал. Помимо конспирологической версии о засаде жители д. Клепачи рассказали о гибели в танке Т-34 в ходе того же боя некоего старшего командира Красной армии. Его танк был подбит заброшенной в открытый люк гранатой. Взрыва боекомплекта не последовало — ни одного снаряда в «тридцатьчетверке» уже не было. Вскоре удалось выяснить личность командира, прорывавшегося в этом танке:
«Когда немцы приказали населению закопать тела погибших советских военнослужащих, из тридцатьчетверки, стоящей у церкви, достали и похоронили тела четырех человек. Один из погибших, как установили по найденным при нем документам, был генерал-майор М.Г. Хацкилевич. Его документы Петр Ракевич спрятал на чердаке школы. Тела троих положили в одну общую могилу, тело Хацкилевича — в отдельную. Когда генерала хоронили, сверху его тело засыпали советскими деньгами (банкнотами — «тридцатками»), которые вывозились в этом же танке, а потом уже землей» [152].
Эта история получила дополнительное подтверждение. Также Д. Егоров пересказывает воспоминания В.Н. Пономарева, телефониста 157-го БАО[153] 36-й авиабазы: «Вместе с нами под Зельвой прорывались из окружения остатки какого-то танкового соединения, в котором остался всего один танк Т-34. Командовал им генерал в танкистском комбинезоне. Когда мы пошли на прорыв, генерал сел в танк, и тот устремился вперед. Танк раздавил гусеницами немецкую противотанковую пушку, прислуга едва успела разбежаться. Но, на беду, он двигался с открытым башенным люком, и немецкий солдат бросил туда гранату. Погиб экипаж танка и генерал вместе с ним. Был этот бой, если не ошибаюсь, 27 июня. Несмотря на огромные потери, мы все же вырвались из этого пекла и пошли в сторону Минска»[154].
Ошибка в датировке (27 июня, а не 30 июня) в данном случае не имеет принципиального значения. Спустя много лет довольно трудно вспоминать хронологию событий с точностью до одного-двух дней. Особенно если это череда боев и отступлений, похожих один на другой.
Предпринятая 30 июня частично успешная попытка прорыва стала последней. В оперативной сводке группы армий «Центр» за 30 июня указывалось:
«Местность в районе Слоним, Волковыск, Гайновка, Пружаны, включая район Надль Замоски (вост. Добровка), сев.-вост. Новы Двур и западнее Колесце в общем очищена от противника. Захвачено много трофеев, различное оружие (главным образом арт. орудия), большое количество различной техники и много лошадей. Русские несут громадные потери убитыми, пленных мало»[155] .
Одновременно в сводке за 30 июня было сказано, что в районе вокруг и восточнее Деречина советские части продолжают оказывать сопротивление. Здесь, скорее всего, оставались части 7-й танковой дивизии корпуса Хацкилевича. Также остался небольшой «котел» в районе Новы Двур, скорее всего здесь попали в окружение остатки группы Ахлюстина. Задачу по уничтожению этого очага сопротивления получил IX армейский корпус. Генерал-майор Петр Ахлюстин, к слову сказать, сумел вырваться из окружения и погиб уже намного позднее — в конце июля 1941 г. под Пропойском.
