— У вас был тяжелый день, Олег Дмитриевич?
Он встрепенулся и, снимая очки, быстро спросил:
— Что? Почему вы так решили?
— Вы забыли, что мы уже обсудили меню. По телефону. И остановились на форели…
— Ах да! Черт возьми! — Он отложил меню, сунул очки в карман, откинулся в кресле и шумно выдохнул воздух. — Вы правы, сегодня у меня тяжелый день. Но ничего, ничего!
Анна видела, как усилием воли он берет себя в руки, и обратила внимание на то, как он быстро спрятал очки. «Комплексы у нас, — тут же с усмешкой подумала Анна, — очков стесняемся. Значит, все-таки есть слабое место у товарища полковника».
— Голубчик, — вальяжно говорил между тем Барский официанту, — ну, салаты и закуску ты сам сообразишь, а на второе нам форель и бутылку «Твиши». Похолодней, конечно. — И, повернувшись к Анне, стал вновь тем светским львом, каким выглядел при первой встрече, сказал с улыбкой: — Жизнь чертовски великолепна, Аня, и полна сюрпризов! Вы не находите? — и предложил ей «Данхилл».
«Нахожу, — подумала Анна, отказавшись от сигарет, — у меня для тебя тоже есть сюрприз». Но вслух сказала осторожно:
— Смотря что вы имеете в виду…
— Ну, мало ли! — тут же ответил он, словно именно этой реплики и ждал от нее. — Вот мы сидим с вами вдвоем в этом ресторане… Кто бы мог подумать, всего год назад…
И вдруг Анна поняла, почему он выбрал «Армению». Конечно! Ведь именно здесь она бывала с Раппопортом чаще всего! Господи, какой мерзавец! Эти звонки домой, чтобы показать, что и дома, в своей квартире, она не может от них спрятаться! Эта «Армения» — чтобы даже этим расписным потолком давить на ее психику!
Весь ее женский невольный интерес к Барскому как к мужчине разом улетучился, исчез, превратился в отвращение. Она сказала:
— Олег Дмитриевич, я не буду обедать. У нас с вами деловая встреча, а не свидание. Вы хотели знать, не собирается ли мой муж эмигрировать в Израиль. Вот, пожалуйста! — И она вытащила из сумки и положила на стол черный маленький, величиной с книгу, магнитофон «Грюндик» — новинку радиотехники, которая в комиссионных стоила ее месячную зарплату.
— Что это? — спросил Барский.
— Это мой разговор с мужем по интересующему вас вопросу. Я записала нашу беседу без его ведома. Конечно, вы можете сказать, что мы это инсценировали. Но когда вы послушаете, то поймете, что такой разговор инсценировать нельзя.
И включила магнитофон.
Сначала послышалось характерное шипение пустой пленки, потом невнятные голоса, затем рев грузовика и наконец радостный собачий лай и — одновременно — все приближающийся голос Аркадия Сигала:
— Аня, что случилось? Здравствуй! Что-нибудь произошло?
— Нет, ничего. Чарли, замолчи! — ответил ему голос Анны.
— Но ты приехала сюда! Значит, что-то случилось?
— Ничего. Просто… Просто мне так тошно одной! И вообще, я хочу с тобой поговорить. Чарли, замолчи наконец!
— Выпусти его из машины, он же хочет поздороваться!
Звук открываемой дверцы машины, какая-то возня и снова голос Сигала:
— Все, Чарли, все! Успокойся! Это прекрасно, что вы приехали! К сожалению, я не могу пригласить вас к себе в кабинет. Поедем в ресторан — вы же есть хотите. Тут пятнадцать минут езды — вполне сносный ресторан «Атомный век».
— Нет, спасибо, — ответил голос Анны. — Мы не голодны…
— Ну, за Чарли ты не можешь ручаться! — перебил усмешливый голос Аркадия.
— Давай просто погуляем вот тут, по лесу, — продолжил голос Анны. — Надеюсь, в нем нет ваших секретов…
— О, у нас прекрасный лес! С грибами, с зайцами! Правда, для грибов еще рано. Но Чарли с ума сойдет от счастья. Чарли, вперед! В лес! Прошу вас, мадам! Вот сюда, по тропе!
— Аркадий, неделю назад у меня была встреча с одним человеком. Он из КГБ, полковник Барский…
Барский сделал недовольный жест и хотел что-то сказать, но Анна упреждающе подняла руку, приказала негромко:
— Слушайте!
— Их интересует, — продолжал в магнитофоне голос Анны, — почему мы не сдали израильский вызов в партком.
— Ну, вот видишь! — воскликнул Аркадий.
Тут Анне пришлось выключить магнитофон, поскольку официант принес вино и закуски.
— Я не буду есть, — сказала Анна.
— Ничего, ставьте, — приказал Барский официанту, и, пока тот расставлял на столе закуски, Анна нетерпеливо закурила, чуть отмотала пленку назад, а едва официант ушел, вновь включила магнитофон.
— Их интересует, — снова сказал в магнитофоне голос Анны, — почему мы не сдали израильский вызов в партком.
— Ну, вот видишь! — опять воскликнул голос Аркадия.
— Да, ты был прав, — отвечала Анна, — они действительно таким образом проверяли нашу лояльность. Но дело не в этом. У них есть кое-какие данные… Не о тебе, обо мне. Короче, я должна тебе кое в чем признаться. В прошлом году, весной… Ну, я была увлечена одним человеком…
— Не надо, Аня… — вдруг совсем иным, просительно-негромким голосом перебил Аркадий.
— Надо! Если они знают, то и ты должен. Его фамилия Раппопорт…
— Я знаю, Аня.
— Что ты знаешь?!! — изумленно воскликнул ее голос.
— Что это моя вина. Я пропадаю тут, в институте, я не уделяю тебе внимания, а ты молодая, красивая женщина, и, рано или поздно, это должно было случиться. Увлечение, я имею в виду. Но ведь он уехал, еще прошлым летом…
— И ты все знал еще тогда?!
— Нет, тогда нет. Я же был на ракетных стрельбах, помнишь? Но через месяц после его отъезда…
— А как ты узнал? Боже мой!..
Даже по ее голосу можно было понять, с каким ужасом она это произнесла, словно отбрасывая себя в прошлое и представляя, сколько сил стоило ее мужу молчать почти год и делать вид, что ничего не случилось.
— Ну, этот Раппопорт стал еврейской легендой, ты знаешь, — сказал Аркадий. — И в легенде фигурирует самая красивая женщина-адвокат. Остальное было нетрудно вычислить. У него действительно был миллион?
— Аркадий! Господи! Какая я мразь!..
— Перестань! Он уехал, и давай это похороним. Я это пережил. Ну, отчасти… Но дело не во мне. Этот гэбэшник, что они хотят от тебя? Конкретно?
— Они хотят, чтобы я сообщала им, кто из твоих друзей евреев не собирается эмигрировать в Израиль.
— Не собирается? Интересный ход. А остальные, на кого ты не донесешь, соответственно… Короче, мою жену вербуют в стукачки. И шантажируют. Ну-ну…
