Офис адвокатской фирмы оказался недалеко от центра. Алена — одетая в деловой костюм и «откалиброванная» деловой прической и макияжем — подошла к парадной дубовой двери с небольшой медной доской «Маркович и партнеры» и нажала кнопку звонка. Но дверь не открылась, вместо этого женский голос произнес откуда-то сверху, словно с небес:
— Слушаю вас, девушка.
Алена поняла, что ее видят изнутри.
— Я к Марковичу Генриху Павловичу, — ответила она, ища глазами видеокамеру.
— Вам назначено? — спросил голос.
— Да.
— Ваша фамилия?
— Бочкарева. Алена Бочкарева.
После короткой паузы голос сказал «Входите», щелкнул внутренний замок, и Алена открыла дверь.
При входе, в коридоре, за столом сидела секретарша, окруженная телефонными аппаратами, компьютером и экранами видеокамер. Телефоны негромко звонили. Смерив Алену быстрым взглядом, секретарша сказала в промежутке между телефонными звонками:
— Присаживайтесь, — и тут же отвлеклась на очередной звонок: — Алло, адвокатское бюро. Марковича? Представьтесь, пожалуйста… Ой, извините, Борис Абрамович, я вас не узнала, богатым будете. Он сейчас на переговорах, я передам, что вы звонили… Алло! Адвокатское бюро…
Алена села, огляделась.
В длинном коридоре было несколько дверей. Из этих дверей то и дело выходили мужчины в деловых костюмах, при галстуках, с папками и фолиантами в руках. Поглядывая на Алену, они делали ксерокопии на стоящей в коридоре копировальной машине, курили, снова оглядывались на Алену и исчезали в кабинетах. А секретарша без остановки отвечала на телефонные звонки:
— Адвокатское бюро. Извините, Татьяна Борисовна. Генрих Павлович на переговорах, он вам непременно позвонит… Алло! Адвокатское бюро…
Наконец в глубине коридора распахнулась дверь, и вместе с клубами дыма оттуда вышли несколько разгоряченных мужчин с ослабленными узлами галстуков и усталыми лицами, знакомыми Алене по телеэкрану, — не то политики, не то олигархи. Продолжая что-то обсуждать, они шли по коридору во главе с высоким худощавым мужчиной с пышной седой шевелюрой. Секретарша взглядом показала ему на Алену, и он придержал шаг:
— Вы ко мне?
Алена встала, демонстрируя себя во всей своей деловой красе:
— Да.
— Прошу вас. — Маркович широким жестом показал ей на открытую дверь своего кабинета.
Кабинет у Марковича оказался светлый, просторный, с широкими окнами на улицу, со стенными книжными стеллажами и огромным письменным столом, заваленным деловыми папками.
— Понимаете, Алена Петровна, — сказал он Алене, выслушав ее и откинувшись в кожаном кресле, — судиться с такими людьми, как Гжельский, — дорогое удовольствие. Конечно, если у вас есть деньги, мы возьмемся за это дело, мы работаем на коммерческой основе. Но даже в этом случае я не могу вам ничего гарантировать. Если есть пленка, на которой снято, как ваш друг берет ожерелье из сейфа, то что же я могу сказать судье? Уж лучше, я считаю, уговорить истца забрать заявление.
— Я согласна, — поспешно ответила Алена. — Пожалуйста, уговорите.
Маркович мягко улыбнулся:
— Хорошо, давайте вместе подумаем: какие у меня могут быть доводы? А? Как вы считаете?
— Ну, я не знаю…
— И я не знаю. Потому что купить-то Гжельского нельзя. Нет, ну, можно, наверно, но вы же понимаете, какую он назовет цену. Даже вашего фонда не хватит…
— Как же быть?
— Знаете, Алена Петровна, я, конечно, не могу вам советовать… Это не в наших правилах… Но… Бывают исключения, знаете… Я читал одну романтическую историю, когда невеста бросилась в ноги не то Емельяну Пугачеву, не то батьке Махно и отмолила жизнь своего жениха. А у вас с арестованным тоже, как я понимаю, романтические отношения…
— То есть мне идти к Гжельскому?
Маркович развел руками:
— Во всяком случае, мне нечего ему предложить.
— Но меня к нему и не пропустят!
— А вот об этом я договорюсь, — сказал Маркович. — Он наш клиент.
149
Длинный лимузин Гжельского в сопровождении двух джипов с мигалками свернул с моста на Софийскую набережную и остановился. Гжельский вышел из лимузина и с выражением вынужденного внимания на лице направился к Алене. Но по мере приближения к ней его лицо менялось, поскольку Алена выглядела совершенно неотразимо — из прежней смазливой провинциалки она за прошедшее время превратилась в стильную юную даму с европейским шармом и российской красотой.
— Вот это да! — сказал он. — Ты просто богиня!.. Ну, я тебя слушаю.
Алена усмехнулась:
— Да, уж подари мне минуту. Давай пройдемся…
Вдвоем они пошли вдоль набережной.
— При чем тут ожерелье? — пренебрежительно говорил Гжельский. — То есть ожерелье, конечно, жалко, но не в нем дело. В сейфе лежали пленки с бесценной информацией, а твой дружок их похитил. Я был у него в тюрьме, сам его допрашивал, сказал, чтобы он вернул пленки. А он дурака валяет.
— На этих пленках сняты и мы с тобой? — спросила Алена.
Гжельский поморщился:
— Стал бы я из-за этого огород городить! Слушай, давай так. Хотя я сказал прокуратуре, чтоб они держали его в полной изоляции, я тебе сделаю с ним свидание. И если он вернет мне пленки, я это дело закрою. Но если нет, то… я за его жизнь не ручаюсь.
И Гжельский прямо и жестко посмотрел Алене в глаза — так, что и потом, в «Матросской тишине», ожидая Красавчика в комнате для свиданий, Алена не могла забыть этот взгляд.
Но вот конвоир, гремя ключами, завел Красавчика в эту комнату, объявил:
— Свидание — двадцать минут. Друг к другу не подходить, разговаривать по-русски.
Алена поднялась со стула, глядя на Красавчика. Он явно сдал, осунулся, небрит.
— Здравствуй… — сказала она с болью и повернулась к конвоиру: — Можно я его поцелую?
— Нет. Сидите!
— А закурить тут можно?
— Курите…
Алена закурила, протянула пачку Красавчику.
— Отставить! — сказал конвоир.
— Тут ничего не спрятано, клянусь!
— Отставить.
Алена встала, подошла к конвоиру вплотную, протянула ему зажженную сигарету:
— Отдай ему сам. Пожалуйста.
Она стояла так близко от конвоира, что почти касалась его грудью. И, глядя на нее, он не смог ей отказать, взял сигарету и передал Красавчику.
— Спасибо… — Красавчик затянулся и от наслаждения даже закрыл глаза.
