Напротив нее сидела ее копия, родившаяся в один день с ней, будущая актриса, дочь профессора МГУ, рассказывала про свои репетиции и спектакли, про кинопробы, про неверного мужа, а она слушала ее, раскрыв рот. И Наташе казалось, что все, о чем рассказывала Марина, происходило с ней самой.
Она тоже подняла свой бокал и, не чокаясь с Мариной, выпила залпом. Выпила и молча глядела на свою собеседницу.
— Так что же ты по этому поводу мыслишь? — спросила Марина.
— А ничего. Я сижу с тобой здесь, в этой комнате, и мне очень хорошо. Мне просто хорошо, понимаешь, Марина? Я сейчас поняла, что мне очень редко было хорошо в жизни. Только при жизни отца, только дома у Виталика и сейчас. А я прожила двадцать с лишним лет. И, выходит, мне почти всегда было плохо. Разве так должно быть?
— Да нет, конечно. Но ты так странно говоришь.
Мне вот почти всегда было хорошо. Почему нам должно быть плохо? Мы молоды, красивы, Наташа, почему нам должно быть на этом свете плохо? Ты знаешь, самым большим оптимистом из всех людей, которых я знала, был мой дед Сергей Владимирович, а он пять лет провел в лагерях. Если бы ты знала, как он ценил жизнь, как умел радоваться каждой секунде жизни! Ему было восемьдесят семь лет, когда он умер, и последними словами его были, знаешь, какие: «Маришка, нас никто не слышит, послушай забавный анекдот. Только не очень приличный…» Вспомнил анекдот, рассмеялся и умер. Прямо при мне, вот здесь, в своем кабинете. И папа в общем-то такой же, но у него бывают минуты тоски, тогда его лучше не трогать. А вообще, мы все оптимисты. Такова наша покровская порода. И мама такая же, никогда ни на что не жалуется. Но мы с папой стараемся ее не обижать, мы знаем, какая она ранимая.
Наташа уютно устроилась в кресле и слушала Марину, боясь упустить хоть слово. У нее кружилась голова, от выпитого вина раскраснелись щеки, происходящее казалось сказкой.
— Ты не куришь? — спросила Марина.
— Нет.
— Я вообще-то бросила. Но сейчас хочется закурить. Пойду возьму у мамы, я знаю, где ее сигареты.
У нас курит только она.
Марина принесла пачку «Мальборо», положила на стол.
— Дай мне тоже, — попросила Наташа.
Марина протянула ей сигарету. Щелкнула зажигалкой.
От глубокой затяжки голова у Наташи вообще пошла кругом. Она пробовала курить, тогда ей не понравилось, но теперь, в этой обстановке, и курение казалось ей приятным занятием. Комната наполнилась ароматным дымом, две абсолютно похожие девушки, примостившись друг напротив друга в мягких старых креслах, затягивались сигаретами и думали каждая о своем.
— Ты бы про себя что-нибудь рассказала, — попросила Марина. — А то я все болтаю и болтаю, рта тебе не даю раскрыть. Что у тебя за проблемы, которые мешают твоему счастью?
— Мне бы не хотелось сейчас об этом говорить, Марина. Я не хочу омрачать такой чудесный вечер.
Может быть, потом как-нибудь.
— Загадками говоришь. Но… неволить не стану, захочешь, сама расскажешь, не захочешь — не надо. Но, мне кажется, нашу дружбу надо продолжать. Такие удивительные встречи далеко не с каждым происходят.
— Конечно, конечно, — поддержала Наташа. — Это просто чудеса…
Вечер пролетел, словно одно мгновение. Наташа поглядела на часы — шел уже двенадцатый час. Она стала собираться домой.
— Пойду я, Марина, — вздохнула она. — Времени сколько…
— Слушай, оставайся ночевать у меня, — вдруг предложила Марина. — Тебе до работы рукой подать.
Зачем тебе уезжать?
Наташа задумалась. Действительно, зачем ей ехать домой, в этот клоповник, где горящие похотью глаза Николая не дают ей спокойно дышать ни минуты?
Зачем ей из этой сказки возвращаться в свою серую быль? Она подумала и согласилась. Позвонила домой.
Подошел Николай.
— Маму позови, — резко произнесла Наташа. Слушать его голос было отвратительно. У нее забилось сердце от охватившей ее жгучей ненависти.
— Загуляла… Загуляла, — куражился Николай. — Мать спит, умаялась за день. А где это ты? С любовником небось?
— Передай ей, что я ночевать не приду.
— Ага, понятненько, по рукам пошла, недотрога…
— Заткнись, сволочь! — не выдержала Наташа и бросила трубку.
Марина, вытаращив глаза, глядела на нее.
— Не спрашиваю ничего, — сразу сказала она.
— Не надо спрашивать. Я сама тебе все расскажу.
Только, если можно, давай еще выпьем. Я не могу так…
Ее всю трясло от волнения и ненависти.
— Да что с тобой, Наташа? Что с тобой?
— Дай чего-нибудь выпить, ради бога, сигарету дай…
— Сейчас погляжу. На тебе пока сигарету…
Наташа затянулась сигаретой и закашлялась. Марина сходила на кухню и принесла бутылку водки.
— Ты знаешь, ничего больше нет. Ни вина, ни пива.
Только вот эта гадость. Купили на Восьмое марта, а вот как получилось родители в командировке, а мне репетировать пришлось в праздник — сегодня наш мастер в Париж улетел, вчера решил с нами поработать…
— Давай водку, мне все равно. Может быть, и лучше — крепче ударит.
— А зачем тебе? — засмеялась Марина.
— Надо. Сейчас узнаешь.
— Ну, давай! Гулять так гулять.
Их беседу то и дело прерывали телефонные звонки, но Марина быстро обрывала разговор и клала трубку.
Однако очередной разговор оказался довольно долгим. Марина с телефонной трубкой вышла в соседнюю комнату и что-то кому-то доказывала. Наташа осталась одна, курила. Ненависть к Николаю переполняла ее, стучало в висках, кулаки сжимались сами собой. Она ходила по комнате, машинально смотрела на диковины и картины и думала о своем. Из соседней комнаты раздавались довольно резкие выражения Марины.
— И передайте ему вот что! — громко крикнула она. — Я вашего сыночка знать не желаю. И все! И не звоните больше мне! Все!
Она, красная от волнения, выскочила из соседней комнаты и нервно закурила.
— Это его папаша! Уговаривает меня снова сойтись со Стасиком. Золотые горы сулит — квартиру, говорит, нам купит, на лето путевки в любое место. Представляешь — покупает меня. А все дело-то в чем — на иглу он сел, и только я якобы могу его с нее снять!
Я чувствовала… Он всегда был склонен к чему-то такому. И чем я теперь ему смогу помочь? Даже если бы хотела… А я не хочу. Он мне отвратителен, понимаешь? Ты представляешь, он спал со мной, говорил мне ласковые слова, а на следующий день трахался с какими-то бабами. А я ему верила! Когда я его в буквальном смысле с бабы сняла, на него было жалко глядеть. Сколько он после этого ко мне ходил, умолял — понимаешь, я не могу преодолеть себя. Мне даже его жалко, но он мне отвратителен. Ты меня понимаешь, Наташа?
— В каком-то смысле. Я не была замужем. Я жила с одним парнем. Но я совсем не любила его. Он был
