съела.
Вот какой была та Новая Зеландия, куда шел бриг «Маккуори» со своей тупоумной командой, возглавляемой капитаном — пьяницей.
Глава IV
ПОДВОДНЫЕ СКАЛЫ
Между тем утомительный переход продолжался. 2 февраля, через шесть дней после отплытия, «Маккуори» еще не достиг оклендского побережья. Ветер был благоприятный — юго-западный. Но бригу мешали встречные течения, и он едва двигался вперед. Море было бурное. «Маккуори» сильно качало, весь остов его трещал; судно зарывалось в волны и с трудом поднималось. Плохо натянутые ванты, бакштаги и штаги недостаточно крепко держали мачты, а сильная качка расшатывала их.
К счастью еще, Уилл Холли, вообще не любивший торопиться, не ставил много парусов, а то мачты неизбежно сломались бы. Джон Манглс не терял надежды, что эта жалкая посудина дотащится без особых злоключений до гавани, но ему было тяжело видеть, в каких плохих условиях находятся на бриге его спутники.
Однако ни леди Элен, ни Мери Грант ни на что не жаловались, хотя непрекращающийся дождь и заставлял их сидеть в рубке. Там было душно и очень ощущалась качка. Поэтому, не обращая внимания на дождь, они часто выходили на палубу, и только налетавший шквал заставлял их спускаться в тесную рубку, более годную для перевозки товаров, чем пассажиров, а тем более женщин.
Друзья старались как-нибудь развлечь их. Паганель пробовал было заинтересовать их своими рассказами, но это ему плохо удавалось. Печальное возвращение всех угнетало. И если прежде речи географа о пампасах, об Австралии слушались с интересом, то все его замечания и размышления о Новой Зеландии принимались холодно и равнодушно. Ведь путешественники плыли в этот мрачный край без воодушевления, без вдохновляющей цели, не по своему желанию, а по злому капризу судьбы.
Из всех пассажиров «Маккуори» наибольшего сожаления заслуживал лорд Гленарван. Он редко бывал в рубке: ему не сиделось на месте. По природе нервный и легко возбуждающийся, он не мог примириться с этим заключением в тесной каюте. Весь день и часть ночи проводил он на палубе и, не обращая внимания ни на волны, хлеставшие по ней, ни на потоки дождя, то стоял, опершись на поручни, то лихорадочно расхаживал взад и вперед. И все время смотрел на море. Когда на короткое время рассеивался туман, Гленарван не отрывал глаз от подзорной трубы. Казалось, он вопрошал эти немые волны; ему хотелось взмахом руки разорвать эту завесу тумана, это скопление паров, застилавшее горизонт. Он никак не мог примириться, и лицо его выражало глубокое страдание. Это был энергичный человек, до сей поры удачливый и сильный, которому вдруг изменили сила и удача.
Джон Манглс не покидал Гленарвана и вместе с ним переносил ненастье. В тот день Гленарван особенно настойчиво вглядывался в прорывы дымки у горизонта.
— Вы ищете землю, милорд? — спросил Джон Манглс. Гленарван отрицательно покачал головой.
— Все же вам не терпится, наверно, сойти с этого брига, — продолжал молодой капитан. — Мы должны были увидеть огни оклендского порта еще тридцать шесть часов назад.
Гленарван ничего не ответил. Он продолжал смотреть в подзорную трубу на горизонт, в ту сторону, откуда дул ветер.
— Земля не там, — заметил Джон Манглс. — Смотрите направо, милорд.
— Зачем, Джон? — сказал Гленарван. — Я ищу не землю.
— А что же, милорд?
— Мою яхту! Мой «Дункан»! — гневно ответил Гленарван. — Ведь он должен плавать здесь, в этих водах, занимаясь гнусным пиратским ремеслом. Говорю тебе, Джон, он здесь, на пути судов между Австралией и Новой Зеландией. У меня предчувствие, что мы с ним встретимся.
— Да избавит нас бог от этой встречи, милорд!
— Почему, Джон?
— Вы забываете, милорд, в каком мы теперь положении. На этом бриге, если «Дункан» погонится за нами, мы не в силах уйти от него.
— Уйти, Джон?
— Да, милорд. Мы тщетно пытались бы это сделать! Мы были бы захвачены и оказались бы во власти этих негодяев, а Бен Джойс показал уже, что он не отступит перед преступлением. Дело не в нашей жизни — мы защищались бы до последнего вздоха. Но подумайте, милорд, о наших спутницах!
— Бедные женщины! — прошептал Гленарван, — У меня разрывается сердце, Джон, и порой я прихожу в отчаяние. Мне кажется, что нас ждут новые беды, что судьба против нас, и мне делается страшно.
— Вам, милорд?
— Не за себя, Джон, но за тех, кого я люблю и кого любишь ты.
— Успокойтесь, милорд, — ответил молодой капитан. — Бояться нечего. «Маккуори» идет неважно, но все же идет. Уилл Холли — тупоумная скотина, но ведь я здесь, и если мне покажется, что подходить к берегу рискованно, я поверну судно обратно в море. Но боже нас сохрани очутиться бок о бок с «Дунканом», милорд, поэтому заметить его важно лишь для того, чтобы успеть избежать встречи, уйти.
Джон Манглс был прав: встреча с «Дунканом» оказалась бы роковой для «Маккуори». Пираты были страшны в этих водах, где они могли свободно разбойничать. К счастью, яхта не появилась; наступила шестая ночь со времени отплытия из Туфоллд-Бей, а опасения Джона Манглса не оправдались.
Но эта ночь обещала быть ужасной. В семь часов стемнело почти внезапно. Небо стало грозным. Инстинкт моряка заговорил даже в пьяном Уилле Холли. Протирая глаза и тряся огромной рыжей гривой, капитан вышел из каюты, с силой втянул в себя воздух — как выпивают для отрезвления стакан воды — и принялся осматривать паруса. Ветер свежел и, повернув на четверть румба к западу, нес бриг к новозеландскому побережью.
Уилл Холли с грубой бранью накинулся на матросов, велел им убрать на ночь брамсели. Джон Манглс одобрил про себя распоряжение капитана. Он решил не вступать ни в какие разговоры с этим грубияном. Но ни молодой капитан, ни Гленарван не ушли с палубы. Два часа спустя ветер еще усилился, и Уилл Холли приказал взять на рифы марсели. С этой работой трудно было бы справиться команде из пяти человек, если бы на «Маккуори» не имелось двойного рея американской системы. Достаточно было опустить верхний рей, чтобы марсели сократились до минимальной величины.
Прошло еще два часа. Море разбушевалось. Волны так резко били в бриг, как будто его киль натыкался на рифы. Это было не так, просто тяжелый корпус брига с трудом поднимался на гребни, и потому его захлестывали надвигавшиеся сзади волны. Шлюпка, висевшая над левым бортом, была смыта.
Джон Манглс тревожился. Всякому другому судну были бы нипочем эти, в сущности, не такие уж страшные волны, но с тяжеловесным «Маккуори» можно было опасаться пойти ко дну, ибо каждый раз, когда он зарывался в волны, на палубу обрушивалось столько воды, что она не успевала схлынуть через шпигаты [113] и угрожала затопить бриг. Было бы благоразумно прорубить топорами фальшборты, но Уилл Холли не согласился принять такую меру предосторожности. Впрочем, «Маккуори» грозила еще большая опасность, и предотвратить ее уже не было времени.
Около половины двенадцатого ночи до Джона Манглса и Вильсона, стоявших у борта с подветренной стороны, вдруг донесся какой-то необычный шум. Оба опытные моряки, они насторожились. Джон схватил матроса за руку.
— Прибой! — сказал он.
— Да, — отозвался Вильсон, — это волны разбиваются о рифы.
— Не более чем в двух кабельтовых?
— Не больше! Там земля!
