Вся вершина содрогнулась. Казалось, она вот-вот рухнет в бездну.
Гленарван и его товарищи едва успели спастись от извержения. Они добежали до склепа, отделавшись легкими ожогами от брызг горячей, близкой к кипению воды. Скоро легкий запах кипящей воды сменился сильным запахом серы. Комья земли, лава, вулканические обломки — все смешалось в едином потоке. Огненные реки потекли по склонам Маунгахауми. Соседние горы осветились заревом извержения. Глубокие долины ярко озарились его отблеском. Лава уже клокотала в лагере дикарей, метавшихся, ища спасения. Те, кого не настиг этот огненный поток, бросились бежать и взобрались на соседние холмы. Оттуда они с ужасом глядели на это грозное явление, на этот вулкан, поглотивший, по повелению их разгневанного бога, нечестивцев, которые осквернили священную гору. В те минуты, когда грохот извержения несколько ослабевал, до беглецов доносились исступленные заклинания:
— Табу! Табу! Табу!
Между тем из кратера вырывались в огромном количестве пары, раскаленные камни, лава. Это уже был не гейзер, каких много в окрестностях вулкана Гекла в Исландии, а вулкан, не хуже самой Геклы. Вся эта клокочущая огненная масса до сих пор не вырывалась на поверхность, потому что располагала достаточным отводным клапаном в виде вулкана Тонгариро, а теперь, когда ей представился новый выход, она со страшной силой устремилась в него, и в эту ночь, по закону распространения давления, все другие извержения на острове были слабее обычного.
Через час после начала извержения этого нового на земном шаре вулкана по его склонам уже неслись широкие потоки огненной лавы. Полчища крыс бросали свои норы и убегали с охваченной пламенем земли.
Всю ночь новый вулкан бушевал вместе с грозой в небесах так сильно, что Гленарван встревожился. Жерло кратера все расширялось.
Беглецы, укрывшись за оградой могилы, наблюдали, как нарастает сила извержения.
Наступило утро. Ярость вулкана не ослабевала. К пламени примешивались густые желтоватые пары. Всюду змеились потоки лавы.
Гленарван с бьющимся сердцем наблюдал сквозь щели ограды за туземцами. Маори укрылись на соседних склонах, где извержение было им не страшно. На месте их бывшего лагеря виднелось несколько обуглившихся трупов. Дальше, по направлению к па, раскаленная лава сожгла десятка два хижин — некоторые из них еще дымились. Кое-где стояли группы туземцев, с благоговейным ужасом взиравших на объятую пламенем вершину Маунгахауми.
Среди воинов появился Кай-Куму. Гленарван тотчас же узнал его. Вождь подошел к подножию горы с той стороны, где не текла лава, но не сделал ни шагу дальше.
Он распростер руки, словно колдун, творящий заклинания, и по мимике вождя беглецы легко догадались о смысле его действий. Как и предвидел Паганель, Кай-Куму наложил на гору-мстительницу еще более строгое табу.
Вскоре маори вереницей двинулись по извилистым тропинкам вниз, в па.
— Они уходят! — воскликнул Гленарван. — Покидают свой сторожевой пост! Наша военная хитрость удалась! Ну, дорогая Элен и мои добрые товарищи, вот мы все и мертвы и погребены под лавой! Но сегодня же вечером мы воскреснем, покинем нашу могилу и убежим от этих варваров!
Трудно себе представить радость беглецов. Их сердца снова зажглись надеждой. Отважные путешественники забыли о прошлом, не помышляли о будущем — они думали только о настоящем. А между тем пробраться через этот дикий край до какой-нибудь английской колонии было нелегко. Но после того, как беглецам удалось обмануть Кай-Куму, им казалось, что никакие дикари Новой Зеландии для них уже не страшны!
Майор теперь и вовсе ни в грош не ставил этих маори и не жалел для них презрительных кличек. Паганель и он, стремясь перещеголять друг друга, обзывали туземцев дремучими олухами, тупыми ослами, первейшими болванами на всем Тихом океане, буйно-помешанными, кретинами и т. д. Оба были неистощимы.
Однако, прежде чем уйти, надо было переждать. Паганелю удалось уберечь свою драгоценную карту Новой Зеландии, и он искал по ней безопасные пути.
По зрелом размышлении решено было отправиться на восток, к заливу Пленти. Этот путь проходил по местам неисследованным, но, по-видимому, пустынным. Ни суровая природа, ни лишения не страшили закаленных путешественников так, как встреча с туземцами. Поэтому они во что бы то ни стало хотели уклониться от такой встречи и стремились добраться до восточного побережья, где было несколько миссий. К тому же эта часть острова пока избежала ужасов войны и там не было повстанческих отрядов.
Расстояние от озера Таупо до залива Пленти составляло примерно сто миль. Десять дней пути, по десяти миль в день. Конечно, путешествие было не из легких, но никто из этих отважных людей не думал об усталости. Только бы дойти до какой-нибудь миссии, а там можно будет и отдохнуть в ожидании удобного случая добраться до Окленда — конечной цели их путешествия. Приняв такое решение, Гленарван и его спутники продолжали до самого вечера наблюдать, не появятся ли туземцы. Но у подошвы горы не осталось никого и, когда тьма поглотила окрестные долины, не зажегся ни один костер. Путь был свободен.
В девять часов, в полной темноте, Гленарван повел свой отряд вперед. Захватив оружие и одеяния Кара-Тете, все начали осторожно спускаться с Маунгахауми. Первыми шли Джон Манглс и Вильсон. Они ловили малейший проблеск света, останавливались при всяком шорохе. Беглецы словно скользили по склону, как бы стараясь слиться с ним.
Спустившись на двести футов, молодой капитан и матрос очутились на том опасном горном гребне, который так бдительно охранялся туземцами.
Если бы, к несчастью, маори оказались хитрее беглецов и, не дав себя обмануть искусственным извержением, только сделали вид, что уходят, чтобы вернее захватить пленников, то тогда именно здесь, на этом гребне, и должно было обнаружиться их присутствие. Несмотря на всю свою уверенность и на шутки Паганеля, Гленарван невольно содрогнулся. Жизнь его близких будет висеть на волоске все десять минут, пока они будут переходить по гребню. Он слышал, как билось сердце прижавшейся к нему жены. Однако Гленарван и не помышлял повернуть назад. Джон, разумеется, тоже. Молодой капитан первый пополз под покровом ночи по узкому гребню. За ним — остальные. Когда какой-нибудь камень скатывался вниз, все замирали на месте. Если дикари все же сторожили у подножия хребта, этот необычный шорох непременно вызвал бы град ружейных выстрелов. Понятно, что, пробираясь ползком, точно змеи, вдоль покатого хребта, беглецы подвигались вперед не так уж быстро. Когда Джон Манглс дополз до самого низкого места гребня, он очутился всего в каких-нибудь двадцати пяти футах от площадки, где накануне стояли лагерем туземцы. Дальше гребень круто шел в гору и вел к лесу, до которого оставалось четверть мили.
Путешественники благополучно миновали страшное место и стали молча подниматься в гору. Леса из-за темноты не было видно, но все знали, что он близко, а там, если только им не устроили засаду, они будут в безопасности. Гленарван надеялся на это, но он понимал, что защитное действие табу уже кончилось. Восходящая часть гребня принадлежала уже другой горе, расположенной к востоку от озера Таупо. Стало быть, здесь можно было опасаться не только обстрела, но и рукопашной схватки с туземцами.
В течение десяти минут беглецы бесшумно поднимались к вышележащему плоскогорью. Джон не мог еще разглядеть лес, но до него, должно быть, оставалось уже меньше двухсот футов.
Вдруг молодой капитан остановился и как будто попятился назад. Ему почудился в темноте какой-то шорох. Все замерли. Джон Манглс стоял неподвижно так долго, что его спутники забеспокоились. Они выжидали. Кто опишет их мучительную тревогу! Неужели придется идти назад и снова искать убежища на вершине Маунгахауми?
Но, убедившись, что шум не возобновляется, Джон Манглс снова начал подниматься по узкому гребню. Вскоре в ночи стали неясно вырисовываться деревья. Еще несколько шагов — и беглецы, добравшись наконец до леса, укрылись под его густой листвой.
