— Сначала выслушайте, Мак-Наббс, а потом уже пожимайте плечами… — заметил географ. — Я молчал до сих пор, зная, что вы мне все равно не поверите. Да и к чему было говорить! Если же сейчас я все же решаюсь на это, то только потому, что слова Айртона подтвердили мои предположения.
— Значит, в Новой Зеландии? — спросил Гленарван.
— Выслушайте меня, а потом судите сами, — отвечал Паганель. — Ошибка в письме, которая спасла нас, была не случайна, ее можно объяснить. В то время как я писал под диктовку Гленарвана, слово «Зеландия» не давало мне покоя, и вот почему. Помните, как мы все сидели в повозке и Мак-Наббс рассказывал леди Гленарван о каторжниках, о крушении у Кемденского моста? При этом он дал ей номер «Австралийской и Новозеландской газеты», где описывалась эта катастрофа. Так вот, когда я писал письмо, эта газета валялась на полу; она была сложена так, что из ее английского названия виднелось всего два слога — aland. И вдруг меня осенило. Именно такое слово «aland» было в документе, написанном по- английски; до сих пор мы считали, что это означает «на землю», а на самом деле это окончание слова «Zealand», Зеландия!
— Что такое? — вырвалось у Гленарвана.
— Да, — продолжал Паганель голосом, в котором чувствовалась глубочайшая уверенность, — это толкование раньше мне в голову не приходило. И знаете почему? Да потому, что я, естественно, изучал главным образом французский экземпляр документа, более полный, чем другие, а как раз в нем-то этого важного слова и нет.
— Ой-ой! Какой вы, однако, фантазер, Паганель! — сказал Мак-Наббс. — И как легко вы забываете свои прежние доводы!
— Пожалуйста, майор, я готов на все вам ответить.
— Тогда скажите, как истолковывается слово austral?
— Так же, как с самого начала. Оно обозначает: «южные страны».
— Хорошо! А обрывок слова indi, который первоначально истолковывался как indiens — «индейцы», затем как indigenes — «туземцы»? Теперь как вы его понимаете?
— Третье и последнее его толкование таково: это начало слова indigence — нужда, лишения.
— A contin? Означает ли по-прежнему континент? — воскликнул Мак-Наббс.
— Нет, конечно, раз Новая Зеландия только остров.
— Тогда как же? — спросил Гленарван.
— Дорогой лорд, я сейчас прочту вам документ в новом, третьем толковании, и вы сами увидите. Но прежде прошу вас: во-первых, забудьте, насколько возможно, прежние толкования и отбросьте предвзятые мнения; во-вторых, имейте в виду, некоторые места вам покажутся натянутыми, и возможно, что я их толкую неудачно; таково, например, слово agonie, которое я, однако, никак не могу истолковать иначе. Но все эти места совершенно не важны. К тому же мое толкование основывается на французском экземпляре документа, а он, не забывайте, написан англичанином, которому могли быть неизвестны некоторые особенности чужого языка. А теперь я начинаю.
И Паганель медленно и внятно прочел следующее:
— «Двадцать седьмого июня 1862 года трехмачтовое судно «Британия», из Глазго, после долгой агонии потерпело крушение в южных морях, у берегов Новой Зеландии (по-английски Zealand). Двум матросам и капитану Гранту удалось выбраться на берег. Здесь, терпя постоянно жестокие лишения, они бросили этот документ под…. долготы и 37°11′ широты. Придите им на помощь, или они погибнут».
Паганель умолк. Такое толкование документа было вполне допустимо. Но именно потому, что оно казалось таким же правдоподобным, как и прежние его толкования, оно также могло быть ошибочным. Вот почему ни Гленарван, ни майор не стали его оспаривать. Однако раз следы «Британии» не были найдены ни у берегов Патагонии, ни у берегов Австралии, там, где проходила тридцать седьмая параллель, то, конечно, были шансы найти их в Новой Зеландии.
Когда географ сказал об этом, его друзья были поражены.
— Скажите, Паганель, — обратился к нему Гленарван, — почему же вы два месяца держали в тайне это новое толкование?
— Потому что я не хотел понапрасну вас обнадеживать. К тому же мы ведь все равно направлялись в Окленд, лежащий именно на той широте, которая была указана в документе.
— Ну, а потом, когда мы отклонились от этого пути, почему же вы тогда ничего не сказали?
— По той причине, что мое толкование, как бы верно оно ни было, не могло бы помочь спасти капитана Гранта.
— Почему вы так думаете?
— Да потому, что если с тех пор прошло целых два года и капитан не появился, значит, он пал жертвой либо крушения, либо новозеландцев.
— Так вы думаете?.. — спросил Гленарван.
— Я думаю, что, быть может, и удастся найти какие-либо останки «Британии», но потерпевшие крушение люди безвозвратно погибли.
— Ни слова об этом, друзья мои, — сказал Гленарван. — Предоставьте мне выбрать подходящий момент, чтобы сообщить эту печальную весть детям капитана Гранта.
Глава XX
КРИК В НОЧИ
Вскоре вся команда «Дункана» узнала, что сообщение Айртона не пролило света на судьбу капитана Гранта. Все впали в глубокое уныние: на боцмана возлагалось столько надежд, а оказалось, что ему неизвестно ничего, что могло бы навести «Дункан» на след «Британии».
Итак, яхта шла прежним курсом. Оставалось лишь выбрать остров, на котором высадить Айртона.
Паганель и Джон Манглс справились по корабельным картам. Как раз на тридцать седьмой параллели значился клочок земли под названием риф Мария-Тереза. Этот скалистый, затерянный в Тихом океане островок расположен в трех с половиной тысячах миль от американского побережья и в тысяче пятистах милях от Новой Зеландии. На севере ближайшая к нему земля — архипелаг Паумоту, находящийся под протекторатом Франции; к югу же никаких земель вплоть до вечных льдов Южного полюса нет. Суда никогда не пристают к берегам этого пустынного островка. Никаких отголосков того, что делается в мире, не долетает до него. Одни буревестники во время своих дальних перелетов опускаются сюда отдыхать. На многих картах и вовсе не значится этого островка — рифа, омываемого волнами Тихого океана.
Этот остров, заброшенный в океане, в стороне от всех морских путей, был самым уединенным местом, какое только можно найти на земном шаре. Айртону показали его на карте. Боцман согласился поселиться там, вдали от людей, и «Дункан» взял курс на риф Мария-Тереза. Яхта находилась в это время как раз на прямой линии от бухты Талькауано к Марии-Терезе. Два дня спустя, в два часа дня вахтенный матрос заметил на горизонте землю. Это был остров Мария-Тереза, низкий, вытянутый, едва поднимавшийся из воды, похожий на огромного кита. Яхта, рассекавшая волны со скоростью шестнадцати узлов, была еще на расстоянии тридцати миль от него. Мало-помалу стали видны очертания рифа. На фоне заходящего солнца отчетливо вырисовывался его причудливый силуэт. Солнце ярко освещало отдельные невысокие скалы.
В пять часов Джону Манглсу показалось, что над островом поднимается к небу легкий дым.
— Что это, вулкан? — спросил он Паганеля, рассматривавшего остров в подзорную трубу.
— Не знаю, что и думать, — ответил географ. — Этот остров малоизвестен. Конечно, не было бы ничего удивительного, если бы он оказался вулканического происхождения.
— Но если его создало извержение, нет ли опасности, что другое извержение его разрушит? — сказал Гленарван.
— Маловероятно, — ответил Паганель. — Гарантией его прочности служит то, что он существует несколько веков. Эти новые острова могут исчезнуть вскоре после возникновения, как остров Джулия,
