в пятьсот семьдесят три унции, а в Гипсленде — весом в семьсот восемьдесят две унции, и там же в 1861 году нашли слиток в восемьсот тридцать четыре унции. Один такой удар заступа — и рента в одиннадцать тысяч франков обеспечена!
— На сколько же увеличилась мировая добыча золота с тех пор, как открыли эти россыпи? — спросил Джон Манглс.
— Увеличилась колоссально, дорогой Джон. В начале столетия годовая добыча золота выражалась в сумме сорок семь миллионов франков, а в настоящее время в Австралии, Европе, Азии и Америке золота добывается на девятьсот миллионов, почти на миллиард.
— Значит, возможно, господин Паганель, на том самом месте, где мы стоим с вами, прямо у нас под ногами скрыто много золота? — промолвил Роберт.
— Да, мой милый, целые миллионы. Мы ходим по ним. Но если мы топчем их, так это потому, что мы их презираем.
— Значит, Австралия — счастливая страна?
— Нет, Роберт, — ответил географ, — страны, богатые золотом, никогда не бывают счастливы. Они порождают лентяев, а не сильных и трудолюбивых людей. Взгляни на Бразилию, Мексику, Калифорнию, Австралию. Что представляют они собой в девятнадцатом веке? Знай, мой мальчик: благоденствует не страна золота, а страна железа.
Глава XV
«АВСТРАЛИЙСКАЯ И НОВОЗЕЛАНДСКАЯ ГАЗЕТА»
2 января на восходе солнца путешественники покинули пределы золотоносного района и графства Толбот. Копыта их лошадей ступали теперь по пыльным тропам графства Далхоузи. Несколько часов спустя отряд вброд перебрался через речки Кальбоан и Кемпейс на 144°35′ и 144°45′ долготы. Половина расстояния, отделявшего путешественников от цели, была пройдена. Еще две недели такого же благополучного путешествия — и маленький отряд достигнет берегов Туфоллд-Бей.
К тому же все чувствовали себя отлично. Слова Паганеля о здоровом климате Австралии вполне оправдались. В воздухе почти не ощущалось сырости, и жара была очень умеренной. Лошади и быки, так же как и люди, нисколько не страдали.
Надо сказать, что после Кемденского моста в походном строе отряда произошла некоторая перемена. Когда Айртон узнал о том, что железнодорожная катастрофа была вызвана преступлением, он посоветовал принять некоторые меры предосторожности, в которых до сих пор не было надобности. Теперь всадники не выпускали из виду повозку, а во время привалов один из них должен был нести караул. Утром и вечером тщательно осматривались ружья. Раз было известно, что в окрестностях бродит шайка злоумышленников, то, хотя непосредственная опасность еще и не грозила, тем не менее следовало держаться настороже. Излишне говорить о том, что это делалось без ведома леди Элен и Мери: Гленарван не хотел пугать их.
Такое решение было обоснованно. Неосторожность и даже простая небрежность могли обойтись дорого. Впрочем, не один Гленарван опасался злоумышленников — жители уединенных городков и фермеры также принимали меры предосторожности против нападения и всяких неожиданностей. Уже в сумерки все дома запирались. Собаки, спущенные с цепи, заливались лаем при приближении посторонних. У каждого из пастухов, загонявших на ночь огромные стада, висел на луке седла карабин. Такие чрезвычайные меры были вызваны известием о преступлении, совершенном на Кемденском мосту. Многие колонисты, спавшие до тех пор с открытыми дверями и окнами, теперь, как только смеркалось, запирались на все засовы.
Администрация провинции тоже проявила бдительность и усердие. В окрестности были разосланы полицейские отряды из туземцев. Телеграммы стали доставляться под охраной. Раньше почтовая карета разъезжала по большим дорогам без конвоя. Но вот когда отряд Гленарвана пересекал большую дорогу из Килмора в Хиткот, мимо него промчалась, поднимая облака пыли, почтовая карета, и, как ни быстро неслась она, Гленарван успел заметить блеснувшие карабины полисменов, скакавших у ее дверец. Можно было подумать, что еще не кончилась та мрачная пора, когда вслед за открытием золотых россыпей на Австралийский материк устремились подонки европейского общества.
Проехав с милю от Килморской дороги, повозка очутилась в лесу с гигантскими деревьями. Впервые с тех пор, как путешественники отправились в путь с мыса Бернулли, они очутились в таком массиве, который покрывает пространство в несколько градусов. У всех вырвался крик восхищения при виде эвкалиптов в двести футов вышины, с их губчатой корой толщиной до пяти дюймов. На этих стволах двадцати футов в окружности, изборожденных ручейками душистой смолы, не было видно ни ветки, ни сука, ни случайного побега, ни даже изгиба. Выйдя они из рук токаря, они и то не могли бы быть ровнее. Было похоже, что стоят сотни совершенно одинаковых колонн. А завершались они на громадной высоте капителями из круто изогнутых ветвей, на концах которых росли симметричные листья и крупные цветы, похожие на опрокинутые урны.
Под этим вечнозеленым куполом свободно циркулировал воздух, высушивая почву. Деревья росли так далеко друг от друга, что между ними, словно по просеке, могли свободно проходить стада быков, проезжать всадники и телеги. Не то что чаща колючих кустов или девственный лес, загроможденный свалившимися стволами, опутанный цепкими лианами, через которые только топор и огонь могут проложить дорогу пионерам. Ковер травы у подножия деревьев, завеса зелени по их вершинам, длинные, уходящие вдаль ряды стройных стволов, мало тени и прохлады и какой-то особенный свет, будто проходящий через тонкую ткань, ровные освещенные полосы, четкая игра отблесков на земле — все это создавало причудливую, изменчивую картину. Австралийский лес совершенно не похож на лес Нового Света. Эвкалипт, одна из бесчисленных разновидностей семейства миртовых, занимает главное место среди древесных пород Австралии. То, что тень его не густа и под его зелеными сводами не бывает очень темно, объясняется любопытной аномалией в расположении листьев этого дерева. Все они обращены к солнцу не лицевой стороной, а ребром, и глаз видит эту необычную листву только в профиль. Вот почему лучи солнца проникают как будто через щели жалюзи.
Все заметили это и были удивлены: почему так странно расположены листья? Понятно, этот вопрос был обращен к Паганелю, и он ответил с готовностью человека, которого ничто не может поставить в тупик.
— Меня удивляют не странности природы, — сказал он, — природа знает, что делает, но ботаники иногда не знают, что говорят. Природа не ошиблась, дав этим деревьям такую своеобразную листву, а вот люди неверно назвали их эвкалиптами.
— А что значит это слово? — спросила Мери Грант.
— По-гречески это значит: «Я хорошо покрываю». Ботаники постарались скрыть свою ошибку, назвав растение греческим словом, однако очевидно, что эвкалипт покрывает очень плохо.
— Вполне с вами согласен, дорогой Паганель, — отозвался Гленарван. — А теперь объясните нам: почему листья растут таким образом?
— По вполне естественной и легко понятной причине, друзья мои. В здешней стране, где воздух сух, где дожди редки, где земля иссушена, деревья не нуждаются ни в ветре, ни в солнце. Недостаток влаги вызывает у деревьев недостаток соков. Отсюда эти узкие листья, которые стремятся найти способ защитить себя от солнца и чрезмерных испарений. Вот причина, почему эти листья подставляют солнечным лучам не лицевую сторону, а ребро. Нет ничего умнее листа.
— И ничего более эгоистичного, — заметил майор. — Листья эти думают только о себе, совершенно позабыв о путешественниках.
Все в душе согласились с Мак-Наббсом, кроме Паганеля, — тот, вытирая потный лоб, ликовал, что ему довелось ехать под деревьями, не дающими тени. Такое расположение листвы весьма досадно: переход через эти леса часто бывает очень продолжителен и мучителен, так как ничто не защищает путников от жгучих лучей солнца.
Весь день повозка катилась среди бесконечных рядов эвкалиптов. Ни одно четвероногое, ни один человек не попался навстречу. На вершинах деревьев обитали какаду, но на такой высоте их едва было
