тогда уже не было телефона, и я просто сказал им, как меня найти.
Нет, я не верил, что у меня что-то могло получиться. Очнуться в будущем и вылечиться от СПИДа – это было бы просто мечтой. Начать новую жизнь, жениться на какой-нибудь зеленой женщине с планеты Нибиру и периодически потрахивать ее после дня какой-нибудь интересной работы и какого-нибудь экзотического ужина, который она бы мне готовила.
Нет. Я не верил во все это. Мне просто нужна была комфортная и качественная эвтаназия. Я хотел уснуть навсегда в белой больничной койке от ласкового яда, а не от гриппа в грязной канаве...
Они нашли меня вопреки моим подозрениям. Я сидел на бетонированном берегу реки и кормил чаек заплесневевшим хлебом. Рядом сел человек в плаще и назвал мое имя. Благой вестник...
Опыты, в результате которых происходит смерть, запрещены официально. Но все официальное – лишь ширма для идиотов-гуманистов, которые всегда и всему мешают. Часто науке необходимо преступить мораль, и она делает это незаметно для общественности, чтобы потом эта общественность купалась в ее достижениях. И, купаясь, требовала прекратить научные исследования, чтобы чувствовать себя хозяевами бытия.
Человек в плаще сказал, что они сделают для меня то, чего я хочу. Это взаимовыгодное сотрудничество. Но я должен понимать, что это скорее эксперимент, нежели сервис.
Все, что сказал мне этот человек, было прекрасно. Смерть переставала выглядеть костлявой старухой с ржавой косой и превращалась в нечто более желанное. В миниатюрную брюнетку в чулочках и пеньюарчике, ожидающую моего появления из ванной. Я ответил этому парню, что понимаю все и что мне больше нужна эвтаназия, чем будущее. Он кивнул, назначил мне дату и время, дал пропуск, карточку с адресом, по которому я должен был прийти, и ушел.
Так совершился мой перелет через время. И так, спустя полтысячелетия, я оказался в палате со светящимся потолком, из которой сейчас меня ведут по скучному железному коридору. Очевидно, у криологов все получилось, и я оказался в будущем, которое умещается в две комнаты и коридор. Мечты редко исполняются, особенно если это не мечта, а надежда. Теперь я точно знаю, что у меня никогда не будет зеленой бабы с планеты Нибиру и копченых марсианских червей на ужин. Я не рассчитывал на это, и этого не произошло. Просто меня откачали, и ко мне пришел Смит Сандерс – бородатый чел в очках и белом халате. Он сказал: «Zdravstvui, Daniel».
Потом Смит много еще чего рассказал. Сейчас я понимаю, что этому не обязательно верить. По словам Смита, прошла глобализация культур, и теперь все говорят на английском языке, и в паспорте у всех отсутствует графа «национальность». Он сказал, что поверхность планеты непригодна для жизни. Человечество немногочисленно и ютится под землей, как крысы в норах. Все, как в смешных фантастических фильмах.
Смит сказал, что я – последняя опора и надежда человечества. Меня заморозили в XXI веке, и опыт удался. Таким образом, я оказался первым, кто осмелился поступить с собой таким образом.
Меня бы не стали возвращать к жизни, если бы не появилась возможность перемещения в прошлое. Кому я тут нужен? Но теперь, в 2522 году, человек может отправиться в прошлое, в свое детство или в свою юность. Он может исправить те или иные свои ошибки. Наука сделала это возможным. Сандерс сказал, что это не сможет повлиять на их 2522 год, на их настоящее, потому что время ветвится. От точки изменения идет новая временная ветка, отходящая от старой, создающая новое настоящее. Поэтому вернуться в обновленное будущее возможно, только дожив до него.
Путешествие в прошлое ограничено рамками жизни путешественника во времени. Если человек родился в 2500 году, то он не может попасть в 2499-й и ранее. Но я жил в самом начале третьего тысячелетия, поэтому появился шанс отправить человека настолько далеко назад, насколько невозможно отправить никого другого. Я мог исправить будущее. Они хотели, чтобы я это сделал.
Я спросил Сандерса о своей миссии, о ее сути. Все оказалось очень глупо и просто. Человечество должно было освоить космос прежде, чем погубит свою планету. Я должен был заставить людей двигаться в этом направлении. Человечество должно было раньше попасть в космос, чем построить адронный коллайдер и изучить какие-то там поля, названия которых я так и смог запомнить. Сандерс говорит, что шансы невероятно малы, но все же они есть, эти шансы. И меня посылают обратно не потому, что они уверены во мне, как будто я Брюс Уиллис, а они – зрители, жрущие попкорн в темноте кинотеатра. Нет. Им не перепадет светлого исправленного мною будущего. Они навсегда уедут по своей временной ветке в ад. Это все делается для того, чтобы человечество могло сказать: «Мы сделали все, что смогли».
Я должен был предсказывать будущее. Ведь я уже прожил жизнь и знаю, что произошло за те полвека, которые были мне отведены. Полвека сбывающихся предсказаний – это должно повлиять на людей. Таким образом моя цель – стать известным и овладеть общественным мнением. Я должен был стать пророком и говорить людям о будущем.
Я дал согласие, ибо не мог этого не сделать. Меня реанимировали именно ради этого, и больше я никому не нужен в 2522 году.
Так я впервые пошел по этому коридору, по которому иду сейчас. В душе бурлила дикая радость... Нет ничего прекраснее того момента, когда явь совпадает с воспоминаниями.
А потом я попал в комнату перемещения во времени, на которой и закончилось мое пространственное перемещение по миру 2522 года. Оттуда началось путешествие временное. Мне сказали, что постараются переместить меня в мой ранний, но сознательный возраст. Еще мне сказали, что невозможно переместить человека в точную дату, потому что дата – это условность. Но можно отправить человека в какой-нибудь его возраст, трудно угадать в какую именно дату я попаду, да и какой именно датой можно ознаменовать начало «раннего, но сознательного возраста»?
Путешествие во времени похоже на эвтаназию: тебя кладут на кровать и делают укол, от которого все темнеет и...
Звенит будильник.
В первый раз я проснулся и нашел себя в своей собственной комнате... В детской комнате. Я снова стал школьником... Потом, когда я поступлю в университет, я потеряю возможность называть комнаты, в которых буду жить, своими: всю оставшуюся жизнь мне придется доживать на съемной жилплощади. В ванной я подошел к зеркалу, увидел себя и заплакал. Вы бы удержались?
Признаюсь, я поступил глупо, когда задал эти вопросы родителям: «Какой сейчас год?»; «В каком я классе?» и т. д. Только потом, в следующие возвращения, я понял, что проще посмотреть на календарь и в дневник...
Пятидесятилетний мальчик...
В школе я чувствовал себя педофилом... Я не был ребенком, а мои сверстники были. При встрече можно было получить чем-нибудь по голове или по заднице, на переменах они прятались, для того чтобы покурить, на уроках боялись взгляда учителя. Очень трудно снова стать ребенком, прожив перед этим полвека.
Ни хрена у меня не получилось. Прости, Смитти. Когда впервые вы отмотали мою жизнь назад, я честно пытался выполнить возложенную на меня миссию… Я попал в восьмой класс и понял, что напрочь забыл, что значит быть восьмиклассником. Это и есть так называемый «ранний, но сознательный возраст», так ведь, Смит?
Они сразу заметили во мне эту перемену. Сразу просекли, что со мной что-то не в порядке. Что я стал каким-то другим. Имея высшее гуманитарное образование, я загонял учителей по литературе и истории в тупики. Точные науки школьного уровня также не были сложны для меня. В моем лексиконе появились слова, которых в то время еще не придумали.
Они очень хотели узнать причину этой перемены, поэтому таскали меня по психологам. Я молчал у психологов. Или пожимал плечами. В правде не было смысла. Правда могла сделать меня сумасшедшим. Я не хотел этого, ведь у меня была миссия. Я обещал 2522 году спасти человечество... Ничего не добившись, ментальные археологи, в конце концов, оставляли меня в покое. В конце концов, про меня просто стали говорить «феноменальный ребенок».
Да-да... Предсказания. Я должен был привлечь внимание общественности... Первые попытки я начал делать в девятом классе. Все началось с каких-то мелких событий, о которых я помнил, что они произошли в то время. Тогда проблема была в том, что слушателями моими были одноклассники, а их не интересовали глобальные изменения в истории человечества, о которых я знал. Они хотели знать о себе. О том, что ждет их в будущем. А этого я не знал. Мы разбежались после выпускного и, если не считать виртуального
