— Уезжаешь? — спросил Том.
— Да, это Шелли, — ответила Сэм. — Долг зовет.
Через несколько минут все собрались у двери, Томас чесал в затылке, Фрэнки и Рипли вели себя как маленькие бездарные актеры — любимцы публики. Казалось, Сэм смущена всеобщим вниманием. Она выставила ногу, затем наклонилась надеть левую туфлю. Посмотрела на Томаса, высоко подняв брови.
— Эй, Сэм? — спросил Фрэнки.
— Да, радость моя.
— А где твое нижнее белье?
Сэм промолчала.
Томас кашлянул.
— Фрэнки!
— Дети такие коротышки, — негромко пробормотала Сэм. — Как я могла забыть, что дети такие коротышки?
— Куда же делось твое белье? — не отставал Фрэнки.
— Хороший вопрос. — У Сэм была вымученная улыбка. — Спроси своего папу, милый.
— Меня?! — воскликнул Томас.
Он ведь просил Сэм проверить диван, но думал, что она сделает это более тщательно…
Затем его осенило.
— Бар, — сказал он, покраснев как рак.
— Ну конечно, — ответила Сэм. — Скажи Бару, что он может забрать это себе.
— Я провожу тебя до машины, — сказал Томас — А вы, горлопаны, марш доедать завтрак.
Они с Сэм обменялись значительными взглядами. Люди всегда проверяли свои роли в определенных обстоятельствах. Это был важный социальный рефлекс. Томас понимал, что Сэм в панике, и не потому, что сказали или сделали его дети, а потому, что они просто
— Так вот каким бывает животное по имени Томас Байбл в своем домашнем окружении, — сказала Сэм, выйдя на прохладное по-утреннему крыльцо. Она расхохоталась и добавила сквозь смех: — Все в порядке, Том. Я здорово повеселилась. Рада, что осталась.
Томас помотал головой и зябко пожал плечами, хотя было вовсе не холодно. Затем посмотрел вдоль улицы, пораженный тем, как освещенные места и сложный рельеф теней предвещают еще невидимое солнце.
— Ни минуты покоя, — запинаясь, произнес он.
— Представляю.
— Прости за Бара, — добавил Томас, все еще пристыженный и растерянный. — Должно быть, взял ложный след…
— Профессор?
— Зови меня Том!
— Да?
— Тебе лучше ехать, пока у тебя есть преимущество.
— Хороший совет. — Сэм вздохнула и рассмеялась.
И вдруг — смачно поцеловала его в губы. Глубоко засунула язык.
Все еще возбужденные, они расступились. Сэм действительно смотрела на улицу, явно встревоженная, не заметит ли кто. Они нарушили правила, и после ночи накануне Томас боялся, что разговоров соседей не избежать. Теперь ему меньше всего на свете хотелось быть знаменитостью.
— Итак, когда снова ожидать вас в нашем офисе? — как бы мимоходом спросила Сэм.
«Только не будь сумасшедшим!» — призывал ее взгляд.
Томас заколебался.
— Ах да… я хотел поговорить с вами об этом.
— О чем? — неуверенно улыбнулась она.
— О том, что ты тогда сказала… Ну, будто тебе кажется, что Нейл делает все это для моего блага.
— Именно поэтому нам и нужна ваша помощь.
Томас почесал бровь.
— Возможно… — Он внимательно поглядел на Сэм. — Но мне приходится думать не только о себе.
Сэм заглянула ему в глаза.
— Вы боитесь, что…
— А вы бы не боялись?
— Думаю, да, — ответила она, помолчав. — Но мы можем принять определенные меры. Можем сделать так, что он вас не найдет… — Она снова помолчала. — Или ваших детей.
Томас понял, что Сэм чувствует такой же суеверный болезненный страх, в состоянии которого просто разговор может обратить жуткие возможности в жуткие случайности. Людям повсюду мерещатся всякие истории — даже там, где их и вовсе не существует. Герой должен пострадать — это каждому известно.
— Вы не знаете его, — сказал Томас — Нейл… талантлив. У него сверхъестественная способность преодолевать обстоятельства.
— Что ж, выходит, он встретил равного противника, вам не кажется?
— В лице ФБР?
— Я говорю о тебе, Том.
Томас вздернул брови, покачал головой.
— Ошибаетесь, агент Логан. Сколько его знаю, этот парень везде и повсюду меня обставлял.
— Но на этот раз ты будешь играть не один.
Было в ее взгляде нечто такое, что одновременно тревожило и бодрило его — так, что дух перехватывало. Каждый атом его существа чувствовал это, как инъекцию дофамина.[38] Он понял, что с каждым мгновением влюбляется в нее — влюбляется все крепче. «Процветающие ошибки», — как привык выражаться Нейл в колледже. И это была серьезная проблема. Как выразился бы Нейл, всего-то ничего отделяет нейрохимический рисунок любви от обсессивно- компульсивного расстройства. И теперь, больше чем когда-либо в жизни, Томасу надо было сохранять рассудительность.
— Я хотел бы сказать, что это утешает меня. Действительно. Однако ФБР…
Явно задетая, Сэм моргнула. Смахнула со щеки прядку волос, легкую, как шелковистый пух.
— Я имела в виду себя, — сказала она, поворачиваясь к машине.
— Сэм! — окликнул ее Томас, идя за ней по дорожке. — Сэм.
— Все в порядке, профессор, — ответила Сэм, рывком распахивая дверцу «мустанга». По ее виду Томас понял, что она снова превратилась в агента Логан. — Вы знаете Нейла лучше, чем все остальные, берегите себя. Я смогу это оценить, уж поверьте.
Она пожала его руку.
— Мне жаль, Сэм.
— Я знаю.
Прошло несколько неловких мгновений. Сэм забралась в машину, устремив вперед ничего не выражающий взгляд, включила зажигание. Даже звук ее мотора был зубастый.
Вернувшись, Томас обнаружил, что Фрэнки и Рипли сцепились возле кухонного стола — поводом для раздора явно послужило нижнее белье Сэм. Томас уже собирался вмешаться, но неожиданный звонок телефона заставил всех притихнуть. Томас посмотрел на автоматический определитель номера, чертыхнулся. Потом закрыл глаза, чтобы собраться, и снял трубку.
— Нора?
— Привет, Томми. Слушай, можешь сделать мне одолжение?
На какой-то миг он растерялся, не зная, что ответить. Одолжение? После всего, что случилось за последние два дня?
